Левиафан

Оскальзываясь резиновой рукавицей и чертыхаясь, помощник долго возился с клиновидным запором, наконец, вернул на место и застопорил. Затем, с трудом отдышавшись, нащупал рукой металлический карабин на брасе и трижды постучал им в прочный корпус лодки. Потом все повторилось в обратном порядке, с той лишь разницей, что сил у Лобанова почти не осталось, и он едва передвигался. Наконец долгожданный мостик и капитан-лейтенант с трудом втиснулся в люк.

Все это время, в прочном корпусе лодки, в режиме полной тишины, подводники напряженно вслушивались в забортные звуки. Они знали о том смертельном риске, которому подвергался их товарищ, и переживали за него. И три глухих удара в корпус, зафиксированные вахтенными, воспринялись каждым, как личная победа. Многие с облегчением вздохнули, некоторые улыбнулись, а самые молодые с тревогой пялились в подволок.

Как только ноги помощника показались из люка, его подхватили сильные руки и бережно спустили на палубу. Затем, отстегнув карабины, с капитан-лейтенанта сняли громоздкий дыхательный аппарат, расшнуровав аппендикс, стащили гидрокостюм и усадили в одно из кресел.

— Ну, как, Михаил Иванович? — наклонился к нему Морев. — Ты в порядке?

— Да, — кивнул головой бледный помощник, — вполне.

— И что выяснил наверху?

— Как мы и думали, отдраился один из швартовых люков в корме. Я все привел в исходное.

— Молодец, — положил Морев руку на плечо помощника. — А теперь иди к себе в каюту и хорошенько отдохни.

Проводив взглядом исчезающую на трапе плечистую фигуру, Морев обернулся к вахтенному офицеру и приказал дать отбой тревоги.

— Отбой боевой тревоги! Вахте заступить по походному! — весело рявкнул тот в "каштан".

— Да, неважный я психолог, — подумал Морев, усаживаясь в кресло.

До этого случая он сильно сомневался в способностях Лобунова к принятию самостоятельных решений в боевой обстановке. Помощник служил в экипаже третий месяц и на берегу себя особо ничем не проявлял, внешне безразлично исполняя свои рутинные обязанности. Теперь же командир увидел его совсем другими глазами и был рад этому. Для подплава, такой офицер на лодке, на вес золота.

А Лобунов в это время, приняв горячий душ и выпив в кают-компании пару стаканов чая, мирно спал в своей каюте. Ему снилось море...

Через неделю, оставив позади значительную часть Атлантики, ракетоносец подходил к экватору.

За всю историю мореплавания, начиная со времен Колумба, эта условная, протяженностью более сорока тысяч километров линия, делящая земную сферу на Северное и Южное полушария, пересекалась кораблями тысячи раз. И по издавна существующей традиции на кораблях устраивался праздник. Моряки чествовали Нептуна и просили у него благополучия в плавании.

И хотя пересечение экватора не планировалось, на корабле решили отметить это событие. К празднику, стараниями заместителя командира, подготовились загодя.

Еще на базе, уговорив старпома расстаться с несколькими килограммами спирта, а интенданта с парой банок воблы, оборотистый Башир Нухович изготовил в Североморске, в топографии, памятные дипломы по числу участников похода, впервые ходивших к экватору. В них указывалось, что имярек такой-то, в настоящем году побывал там, на борту "судна потаенного", о чем свидетельствовала собственноручная подпись Нептуна и печать. Помимо этого, заместитель достал где-то несколько женских париков и бюстгальтеров для будущих корабельных Наяд.

На переходе, с участием доброхотов, им были подготовлены сценарий праздника, необходимые костюмы, а заодно и праздничный концерт. Все действо, по согласованию с особистом, планировалось заснять на фотопленку.

И этот день наступил. Получив от штурмана точное время и координаты нахождения крейсера, командир сообщил об этом по боевой трансляции экипажу и поздравил его. А чуть позже, из кормовых отсеков, в сторону центрального поста, двинулась живописная процессия.

Впереди, с украшенным лентами трезубцем в руке, величаво шествовал Нептун, в накинутой на плечи белой простыне, блестящей фольгой короне и с длинной бородой из пакли. Его сопровождала охрана из татуированных пиратов, вооруженных офицерскими кортиками, две полуголых Наяды, строящих всем глазки и толпа измазанных до невозможности, кривляющихся чертей.

Сопровождаемая всеми свободными от вахты, процессия торжественно поднялась по трапу в ярко освещенный по этому поводу центральный, и Нептун, грозно оглядев присутствующих там, поинтересовался — чей перед ним корабль и куда следует.

Принимая его тон, Морев, встал со своего кресла и сообщил, что корабль российский и идет в заморские воды.

— А это, морской владыка, наши дары тебе, — указал он рукой на стоящий рядом картонный ящик, в котором виднелись банки со сгущенкой, соком и пачками печенья.

По знаку Нептуна черти тут же его схватили и продемонстрировали содержимое.

— И кто из мореходов в моих владениях впервые? — одобрительно оглядев подарки, пробасил Нептун.

— Вот, — протянул ему командир, переданный заместителем список.

— Ну что ж, судну твоему потаенному, плавать во всех морях-океанах беспошлинно. А мореходам этим, — потряс владыка списком, — предстоит сейчас пройти крещение.

— Как прикажешь, Великий царь, — сдерживая улыбку, сказал Морев. — Спасибо за оказанную нам честь и доброту.

После этого вся процессия покинула центральный и начала обходить отсеки. Первым был "окрещен" электрик второго. Черти подвели его к "Нептуну", окропили морской водой, и тот, вручив моряку диплом, торжественно огласил, что отныне сей муж наречен именем "Рыба Скат". А обе Наяды облобызали вновь обращенного накрашенными губами, что было запечатлено корабельными фотографами для истории. Такое же, под одобрительный смех присутствующих, было проделано со всеми остальными, указанными в списке и в том числе особистом, которого нарекли "Рыбой Меч".

Затем был праздничный обед, с двойной нормой вина для каждого и началась подготовка к концерту.

Однако веселились не все. Вахта на корабле неслась в обычном режиме.

В числе других, в своей рубке скучал и инженер гидроакустической группы, старший лейтенант Ванин. Сидя в полумраке перед включенной станцией, он флегматично наблюдал за мерцающим экраном индикатора обзора. Вдруг на нем засветилась пульсирующая отметка. Ванин оживился, привычно подвел к ней визир автоматического сопровождения и прослушал цель на различных диапазонах. В наушниках раздались звуки, напоминающие крики дельфинов.

— Биология моря, — констатировал про себя старший лейтенант.

Шестой год находясь в своей должности и имея за плечами десяток выходов в море и три боевых службы, Ванин убедился, что гидроакустика довольно относительная наука, не позволяющая судить о чем-либо, со стопроцентной уверенностью.

Она исходит из того, что каждому кораблю, как и человеку, присущи строго индивидуальные звуковые характеристики. По ним можно судить — надводный он или подводный, к какому классу и даже "национальности" относится. Все это, в первую очередь, зависит от личного опыта, и слуха акустика. Однако больше всего Ванин доверял приборному контакту, при котором вычислительная техника по дискретным составляющим выдавала весь шумовой "портрет" цели.

Инженер исследовал еще несколько слабых сигналов, возникших на экране, а потом его внимание привлек более сильный и устойчивый.

Спустя секунду, в центральный последовал доклад, — БИП, акустик! Приборный и акустический контакт. По пеленгу тридцать, дистанция пятьдесят, шум винтов. Предположительно американская подводная лодка класса Лос-Анджелес!

— Есть акустик! — ответили оттуда, и на корабле сыграли боевую тревогу.

Праздник закончился, лодка увеличила ход и стала уклоняться от встречи с противником. Дело усугублялось тем, что ракетоносец был на подходе к району боевого дежурства, и притащить туда за собой на хвосте американца было чревато последствиями.

Однако сделать это оказалось не просто. "Лос-Анджелес тоже засек подводный крейсер и начал его преследование.

Бешеная гонка в океанских пучинах длилась несколько часов и напоминала игру в "кошки-мышки". Оторваться от назойливого "лоса" Мореву удалось только глубокой ночью, уйдя на предельную глубину. Здесь он сбросил ход и, приказав выключить все вспомогательные механизмы, объявил режим тишины в отсеках. Потянулись тягостные минуты ожидания.

Спустя час, удостоверившись, что акустический контакт с американцами потерян, крейсер подвсплыл и увеличил ход.

— Кажется оторвались, — взглянул старпом на Морева.

В то же мгновение в центральном раздался легкий хлопок, освещение погасло, и палуба стремительно стала уходить из-под ног.

— Боцман, рули на всплытие! — заорал Морев, вцепившись в поручень ограждения.

Через секунду все восстановилось, и с пульта ГЭУ последовал доклад об аварийном сбросе мощности реактора.

— Этого нам еще не хватало, — бросил Морев взгляд на механика. — Николай Львович, ты что, утопить нас хочешь?

— Сейчас разберусь, — ответил бледный капитан 2 ранга, и заспешил к трапу.

Чуть позже, по телефону, он сообщил, что вышел из строя насос циркуляционного контура и поломка устраняется.

— С чем и поздравляю, — буркнул командир. — Сколько вам нужно для этого времени?

— Пару часов, — сказал механик.

— Добро, — вщелкнул в штатив трубку Морев.

Произошедшее не было чем-то из рук вон выходящим. Тем более, что на корабле имелось две энергетических установки и автоматика в считанные секунды переключилась на вторую. А если бы нет? Ракетоносец, хотя и оборудованный по последнему слову научной мысли, не был до конца идеален и при малейшей ошибке в управлении, мог выйти из-под контроля.

Морев поежился, вообразив, последствия. Оставшись без хода, крейсер ушел бы на запредельную глубину и был там раздавлен. Нечто подобное случилось в 1963 году с американской подлодкой "Трешер". По прошествии нескольких лет, останки атомохода обнаружили на десятикилометровой глубине в районе Марианской впадины.

Через два часа, вернувшись в центральный, механик доложил Мореву об устранении неисправности.

— Расплавился упорный подшипник, — сообщил он. — Поставили новый, из ЗИПа.

— Как там радиация, в норме? — вопросительно взглянул на него Морев.

— Дозиметрист измерял, была чуть повышена, но в пределах допустимого.

— Ну, что ж, будем служить дальше, — благосклонно кивнул командир.

Глава 3. Удар из пучины.

В первые дни июля ракетоносец вышел в заданный квадрат. Он находился в сотне миль северо-западнее Бермудских островов, и здесь надлежало провести месяц.

Этот граничащий с побережьем Флориды и Пуэрто-Рико, район Атлантики, был печально известным в мореплавании. На протяжении последнего столетия, при загадочных обстоятельствах, в нем бесследно исчезли более сотни морских и воздушных судов. Здесь же, в октябре 1986 года погибла советская атомная подводная лодка К-219. По официальной версии она затонула из-за проникновения воды в отсеки, объемного пожара и аварии реактора. Однако, что с ней произошло на самом деле, установить не удалось.

Как всякий офицер-подводник, будучи по природе фаталистом, Морев учитывал все это только в профессиональном плане, и в никакие сверх естественные силы не верил. Однако в морских лоциях район значился опасным для плавания, и с этим следовало считаться. Тем более, что многие из членов экипажа в этих водах были впервые.

О том, что корабль прибыл в заданный квадрат и какой именно, вахтенные офицеры сообщили боевым сменам на разводах, и теперь эта тема живо обсуждалась в старшинской кают-компании и курилке. Причем, как это часто бывает у моряков в дальних плаваниях, старшие и умудренные опытом, разыгрывали и всячески подначивали младших. А те воспринимали услышанное неоднозначно. Психика у всех разная.

Чтобы исключить всяческие кривотолки по поводу загадочного "треугольника", влияющие на боеготовность экипажа, Сокуров предложил командиру организовать для мичманов и старшин соответствующую лекцию, тем более, что на корабле имелся человек, знающий о нем многое. Это был штурман, капитан — лейтенант Гальцев.

— Ну, что же, валяйте, — согласился Морев. Лекция, дело хорошее.

Согласовав со штурманом время проведения, заместитель объявил об этом по корабельной трансляции. На следующий день, все свободные от вахт были собраны в старшинской кают-компании, на торцевой переборке которой, специально для этого случая была вывешена карта Атлантики.

Для начала, оглядев присутствующих, Башир Нухович поинтересовался, кому из них доводилось бывать в этих водах. Поднялись несколько рук.

— Вот видите, — сказал заместитель. — Кое-кто здесь уже был и ничего. Жив. Теперь ваша очередь. А чтоб знать, что и как, послушаем Геннадия Алексеевича, он, как штурман, введет вас в курс дела.

После этого слово было предоставлено Гальцеву и тот спросил у моряков, что им известно о Бермудском треугольнике.

— Хреновой это место, — буркнул сидящий в первом ряду Ксенженко. — Мы в прошлом плавании, тут чуть не потонули.

— Так, хорошо, — констатировал штурман. — Еще?

— На Бермудах отдыхают олигархи, — сказал интендант. — Там первоклассные отели и клевые телки, — подмигнул он соседу.

— Еще? — поинтересовался штурман.

— Да чего там, товарищ капитан-лейтенант, — улыбнулся один из старшин. — Все знают, что это аномальная зона и в ней исчезают суда. Но, что и как, мы не в курсе.

— Достойный ответ, — ткнул в него пальцем штурман. — А теперь слушайте.

И лектор совершил экскурс в историю, из которого следовало, что Бермудский архипелаг, представляющий из себя полторы сотни больших и малых, покрытых тропической растительностью коралловых островов, был открыт испанским мореплавателем Хуаном Бермудесом в 1503 году. Располагался он в северо — западной части Атлантики, находился на перекрестке морских путей и был лакомым куском для европейских морских держав. В итоге его прибрала к рукам Великобритания и сделала своей колонией.

Далее штурман рассказал о многочисленных морских сражениях, происходивших в этих водах, пиратах, флибустьерах и покоящихся на дне сокровищах, что вызвало живой интерес присутствующих. Оживился даже флегматичный Ксенженко.

— И это все под нами? — удивился он. — Да, то еще место, здесь не соскучишься.

— Именно так, — сказал Гальцев и рассказал, когда и по каким причинам эта часть океана стала называться Бермудским треугольником, какие морские и воздушные суда здесь исчезли, и что по данному поводу думает научный мир.

Все это время аудитория с интересом внимала рассказчику, а когда он закончил, последовал целый ряд самых разных вопросов. Одних интересовали причины столь загадочного явления, других ситуации, при которых исчезали суда, но никто не высказал опасений оказаться в числе пропавших. И это было неудивительно. Сказались особенности службы в подплаве, где такая вероятность присутствовала всегда.

На советском, а затем и российском флоте, подводников приучали к этой мысли постоянно, начиная со стен военно-морских училищ и заканчивая учебными отрядами подводного плавания. Более того, на берегу и в море, при заступлении на вахту, боевым сменам доводилась информация о наиболее серьезных, связанных с гибелью личного состава, авариях на подводных лодках. Это была жестокая, но жизненная необходимость. Накладывало свой отпечаток на психику подводников и постоянное общение с ядерным реактором и оружием. В результате, чем дольше они служили, тем более философски относились к бренности земного бытия.