Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Та застонала, ворочаясь, и пыталась прийти в себя.
Наконец, девчонка села, уперлась спиной в каменную стенку своей клетки и притронулась пальцами ко лбу. Она подтянула колени и обняла себя за плечи, дрожа от холода.
Я присмотрелся и удивленно поднял брови. Ее волосы были обрезаны и едва ли доходили до плеч, топоршась почище любого одуванчика, а руки выглядели настолько тонкими и хрупкими, что она навряд ли могла ими кого-нибудь зарезать. Хотя яд — тоже вариант, да и мне ли говорить, сколько существует различных способов убийства. Вот только я никогда не слышал, чтобы в наказание женщинам обрезали волосы — что за бред!
Я постучал костяшкой указательного пальца по решетке, привлекая ее внимание.
— Привет, — шепнул я и кивнул ей головой, косясь в сторону запертой двери.
Услышав чужой голос, она испуганно отпрянула, словно нашкодившая кошка, и уставилась на меня яркими черными глазами, от которых у меня буквально были мурашки по всему телу. Со мной такого не было еще никогда...
Я вздрогнул и мотнул головой. Бред!
Не вспомнила. А жаль, спросил бы, что сморозил перед тем, как хлопнуться в обморок.
Увидев меня, она немного расслабилась и коротко кивнула в ответ, что-то сжимая в левом кулаке.
— Ты ведь проводник, да? — ее голос охрип от криков и слез.
— В точку, — ошибся, значит. — Не бойся, через решетку я тебя не загрызу.
— Я и не боюсь.
Я хмыкнул: все они так говорят, а потом улепетывают, в чем мать родила, прямо из постели, только пятки и сверкают.
— Ну, и ладно. Я-то без понятия, что вам про нас рассказывают, что ни год, то новая сказка!
— Не знаю. Ни разу таких не слышала, — она пригляделась ко мне, и ее глаза удивленно расширились. — У тебя уже все зажило? Я ведь сама видела, как тебя там отметелили!
— Еще кто кого отметелил, неизвестно! — оскорбился я, но потом пожал плечами. — Что поделать, я особенный.
Внезапно в глаза мне ударила едва заметная железная вспышка.
— Что там у тебя?
— Где?
— Да ладно, мы же с тобой теперь родные люди, мне можно доверять. Показывай!
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Я крякнул от обиды. Да что же все такие скрытные-то сегодня, а?
— Ну-ну, как же, — я лег на пол и подложил под голову ладони. — А я еще хотел тебя с собой взять. Дай, думаю, девчонку еще вытащу, чего такой красоте здесь догнивать? На воле-то всяко лучше, а здесь она, зуб даю, проведет остаток своей жизни в компании разговорчивых скелетов да здоровенных голодных крыс.
Я прислушался. Молчит.
— Нет, я бы и сам здесь с радостью задержался, да — вот беда! — обслуживание ни к черту, да еще и хотят меня на виселице вздернуть в воскресенье. Подзадорить, так сказать, народ. А так... Ни пинту пива выпить, ни тебе окорок принести, только кашей и кормят. Хотят, наверное, чтобы на тот свет здоровенькими отправились, как думаешь?
— Я на тот свет не собираюсь.
— Хм. Понимаешь, в чем штука: выбора у тебя особо и нет.
— Есть, — она на секунду замолчала. — Но да, лучше уж здесь сдохнуть.
Ага, как же. Я когда-то тоже таким упертым был, а как три дня под половицами пролежал, от упырицы укрываясь, готов был сам себя перцем посыпать и в печь залезть, лишь бы сожрала быстрее, да вот незадача: поскользнулась, миленькая, на ровном месте, да клыки в мозг и вонзились.
— Зачем же сдыхать? Я ведь тебе предлагаю светлое будущее вдали от этих мрачных стен...
— И какая же плата?
— Беру натурой.
— Пошел ты!
— Ладно, ладно, шучу. Просто шучу!
Я хохотнул. Как же приятно хоть с кем-то поговорить!
— А платой будет посильная помощь. Разумеется, в самых что ни на есть разумных пределах.
Девчонка на несколько минут задумалась. В тюрьме повисла неприятная тишина, от которой все внутри противно зудело, а нос чесался. Я чихнул.
— Я тебе не верю, — наконец, призналась она.
По крайней мере, честно. Проводникам никто никогда не верит, вот только когда припрет, все к нам в очереди выстраиваются, да еще и в ножки с радостью кланяются, лишь бы мы их от проблемы избавили.
Что поделать, народ есть народ.
— Я и не прошу мне верить, девчонка. Просто договор враждующих сторон, оказавшихся в полной заднице. Взаимопомощь — отличная штука.
Она хмыкнула.
— А Белка говорила, что вы, проводники, самые сильные.
— Угу. Она, наверное, еще и говорила, что мы через стены проходить умеем, и живем вечно, и обычная сталь нас не берет, да?
— Это не так?
— Конечно, нет. Мы обычные люди, просто обладаем некоторыми... определенными знаниями в определенной сфере, только и всего. А все остальное, как я говорил, — сказки.
— То есть любой может стать проводником?
— Если выживет. Некоторые просто не созданы для подобной работы, — серьезно ответил я. — Но если подумать, то да, любой. Надо только найти толкового учителя, который согласится тебя тренировать: школ-то у нас нет. И чтоб он тебя не убил в первые два года обучения, а — поверь, — такое нередко случается. Все познается на практике. Так как насчет моего предложения?
— Выбираться надо, — кивнула она головой, — но откуда мне знать, что я тебе помогу, а ты меня не кинешь? Мне не охота гнить здесь с одной мыслью о том, что я помогла кому-то сбежать, а сама сглупила и осталась.
— Ни откуда. Надо верить людям, девочка!
— Я тебе не девочка.
Я не ответил. Молчание — знак согласия. Она действительно была далеко не девочкой. Ее фигура, конечно, только начала приобретать должные формы, но уже была достаточно привлекательной и соблазнительной (так бы и съел, извиняюсь за буквальное выражение), а глаза вовсе не выглядели молодыми и наивными. Пережила она если не много, то достаточно.
— Ладно, — она вздохнула. — Хорошо. У тебя есть план?
— Не-а.
— Тогда зачем подбивал работать вместе? — удивилась она.
— На будущее. Всегда полезно иметь связи.
— Идиот.
— Дура, — тут же отозвался я.
— А правда, что вы можете безнаказанно убивать людей? — неожиданно спросила она. — Ну, то есть, не по закону, а перед Садами?
Вот, уже пошли правильные вопросы.
— Правда.
— Как... как это происходит?
— Как-как, чикнул по горлу ножичком, он и скопытился. Можно утопить, скормить зверям, придушить, дать по голове чем-нибудь тяжелым... Много способов. А что до Садов, то это я и сам без понятия. Просто так есть, вот и все. Поверь, я и сам сотни раз об этом думал — дохлое дело. Мы просто чисты, и для нас убийство не является таким уж грехом перед Райной.
— Наверное, она просто закрывает на вас глаза за все ваши добрые поступки.
Я расхохотался в голос и тут же схватился за объятый пламенем левый бок, но смеяться не перестал, от чего мне стало вдвойне больнее и втройне веселее.
— Чего?
— Добрые поступки? — я утер образовавшиеся на глазах слезы.
— Да. Вы ведь помогаете людям, разве нет?
— Мы берем с них плату, это совсем другое. Это наша работа, и выполняем мы ее вовсе не по доброте душевной, можешь мне поверить, девчонка.
Она задумалась.
— То есть если вам не заплатят, то ты и спасти никого не попытаешься? Женщину? Ребенка?
— Даже пальцем не двину. Фермеры получают ведь деньги за мясо и зерно, а что с ними будет, если они все это просто раздадут беднякам?
— Помрут с голодухи.
— Вот именно. Всем хочется жить. Все выживают, как могут. Как тебя зовут?
— А вот этого я точно тебе не скажу!
— Как хочешь, — я сел и пожал плечами, встречаясь с ней взглядом. — Я вот Йен.
Она вздохнула.
— Ольха.
Я попытался изобразить как можно более приветливую улыбку.
— Чего лыбишься?
— Мог бы и догадаться, — я показал пальцем на ее волосы. — Темно-рыжие, как кровь. Очень необычный цвет, можешь гордиться.
Девчонка вздрогнула, будто ей отвесили пощечину, и я прикусил язык. Нет, не просто же так ей их обрезали! Мог бы и помолчать, знаток, чтоб тебя, женских душ.
— Ну, раздеваться тебя просить не имеет смысла, так что лучше покажи, что прячешь вон там, в правой руке. Может, вместе придумаем, как это использовать.
Она раздраженно покачала головой, но все же перекинула мне через прутья решетки что-то круглое и коричневое.
Продолговатый острый крюк, блеснув ржавчиной в скупом свете солнца, свалился у моих ног и тихо звякнул...
"Холодно.
Мое тело медленно раскачивается на тяжелых мясных крючьях. Цепи глухо звенят и скрежещут, проворачиваясь на стальных кольцах, прибитых к одинокой виселице на холме.
Я пытаюсь поднять голову. Кажется, на ней что-то надето.
Я открываю глаза, и беззвучный крик застывает у меня в горле.
Они кружат вокруг в своем дьявольском танце заклятий. Огромный красный костер горит в ночи, освещая их нагие изуродованные тела, покрытые слоем черной вязкой грязи, которая струится вниз и заливает холм, отравляя все живое вокруг. Трава погибает.
Я пытаюсь двинуться. Не выходит.
Какой-то шлем, оббитый изнутри чем-то смердящим и липким, все сильнее стягивается на лбу, становясь моей второй кожей. Только через мгновение я понимаю, что это — волчья голова..."
— Йен!
Я вздрогнул и тряхнул головой, избавляясь от плохих воспоминаний.
— С тобой все в порядке?
— В полном, можешь не беспокоиться, — я дрожащими руками поднял с пола крюк и придирчиво осмотрел его с ног до головы. — Ты где его достала?
— Украла у одного из них, пока они пытались меня сюда затащить.
— Неплохо. Совсем не плохо.
А может, она не такая уж и дура, как я сначала подумал. Мне в голову пришла вдруг совсем дурацкая идея, и на секунду я даже хотел ее озвучить, но потом подумал и отбросил ее в сторону. Рано загадывать так далеко. Еще даже не известно, выберусь я отсюда или нет.
— Полезная штука, — я вернул ей мясной крюк, запачканный старой запекшейся кровью. — Но, к сожалению, здесь абсолютно бесполезная. Поверь, я уже несколько дней пытаюсь отсюда выбраться, и ничего. Замки здесь самые лучше, что есть в Карантании и во всем Тарантуре, и их обычной железякой не откроешь, а решетки прочные как панцирь долбаной морской черепахи: ни согнуть, ни разогнуть. Лучшая тюрьма Держателя, как-никак, и с этим не поспоришь. Но ты все равно его береги.
Да, девочка, и не оплошай, он ведь может спасти тебе жизнь.
— Значит, никакой надежды сбежать?
— Почему же. Надежда всегда есть, надо только ждать и верить, ждать и верить.
— А если убить охранников?
— Идея хорошая, но я уже пробовал. Они всегда ходят парой, да и клетки никогда не открывают, только закрывают. Ключ есть у одного бургомистра, а до него, как видишь, отсюда никак не добраться.
Даже отсюда я чувствовал, как медленно ворочаются мысли в ее голове. Я надеялся, что, может быть, ей удача явит свой лик, но этого не произошло. Девчонка вздохнула и отползла в дальний угол, пристроившись спиной к стене.
Я задумчиво поковырял отросшим за последние несколько недель ногтем свое полотенце (ну, да, когда они меня взяли, я поспешно вылезал из спальни одной женатой дамы) и почесал трехдневную щетину, в которой, кажется, уже начали заводиться вши. Проклятая клетка.
Я не мог сидеть без движения. Это меня буквально убивало, а здесь, в темнице, я и трех полных шагов не сделаю, не то чтобы найти себе какое-нибудь интересное занятие. Поэтому уже через час я валялся по полу и выл от безделья, кусая губы.
— Святая Райна! — воскликнула девчонка, не в силах больше терпеть мои чудачества. — Что с тобой происходит? Ты что, больной?
— Да! — я тут же вскочил на ноги. — Причем на всю голову. Ты хоть представляешь, что я сейчас чувствую?
— Ну, для того, кто скоро отправится на виселицу, ты уж слишком радостный.
— Виселица, — я сплюнул. — Сотни раз их видал, чего мне бояться? Хуже всего отсутствие дела. С пяти лет я в постоянном пути, а с пятнадцати уже самостоятельный проводник. Сейчас же я заперт в этой чертовой клетке и не знаю, что мне делать дальше!
— Ой, не истери, а, и без тебя тошно.
— Я не истерю. Просто жалуюсь. У тебя-то что случилось?
Она снова замолчала, размышляя, говорить мне или нет, а затем начала:
— Фальрик убил моего отца и мачеху за то, что тот подал жалобу Правителю. Вообще он еще кучу людей убил, пока они меня поймали. А теперь бургомистр хочет, чтобы я вышла за него замуж, чтобы замять это дело, но им нужно мое согласие на бумаге.
— А ты его просто так не дашь, я прав?
— Ага. Лучше уж здесь сдохнуть!
Опять за свое, что за народ!
— Ну, не скажи. Если бы мне предоставили такой выбор, то я бы с радостью этого Фальрика хоть удочерил. Кстати, он ведь сыночек бургомистра, так?
— Приемный. Но да, он его сын.
— Так еще лучше. Когда бургомистр скопытится, будешь управлять всем городом. Сам-то этот удолбышь на умного не тянет, и его, судя по всему, мало кто любит. А документ он на то и документ, что его фиг два обманешь. Ты девка умная, справишься, будешь жить в роскоши и достатке...
— Нет, ни за что! Ты не знаешь, что он со мной сделал!
Она поняла, что сказала слишком много, и осеклась.
Я задумчиво пожевал губу. Догадаться не так уж и сложно. Раз бургомистр так хлопочет, чтобы прикрыть это дело перед Правителем, то варианта три: или этот Фальрик совершил воистину массовое убийство, или спер несколько тысяч из казны, или кого-то изнасиловал (у Правителя на этом пунктик). Если учесть, что рядом со мной сидит именно девчонка, то вывод ясен. Но говорить об этом я не стал: я хоть и придурок, но язык за зубами, когда надо, держать умею. Правда, тут как в лотерее...
— Ну, вот тебе и выход, — я убрал волосы назад. — Ты согласишься, подберешься поближе к бургомистру и украдешь ключ. Возвращаешься обратно, освобождаешь меня, и мы в шоколаде.
— Если я соглашусь, зачем мне тогда освобождать тебя? Да и вообще, они не придурки, из виду меня не упустят, они же знают, что я хочу сбежать.
— Вот поэтому тебе нужен я. Без меня тебе дальше города не сунутся. В конце концов, кто из нас убийца, ты или я? Тебе главное с ключом пробраться сюда, а там уже моя забота, как нам уйти. Только сама никого не убивай, я тебя умоляю!
— Почему?
— Ты подумай. Одно дело, когда сбежала какая-то девчонка, пусть и важная, а другое дело, когда она еще и убила кого-то из семьи властей. Сейчас им главное вести себя как можно тише, а убийство поднимет такой гвалт, что сбежать нам будет невероятно трудно. Вот когда все уляжется, тогда пожалуйста, вырезай хоть каждого прохожего, только меня не трогай. Обещаю, я тебя не брошу, слово проводника.
— Ясно. Хорошо, можно попробовать, — ну, хоть тут не упирается. — Но только у меня еще одно условие, иначе сделка не состоится.
— Любое. В разумных пределах, разумеется, — тут же согласился я.
— Когда будем уходить из города, убей их.
— Кого?
— Всех, — ответила она, и ее голос глухим эхом разнесся по тюрьме. — И Фальрика, и его отца.
Я довольно хмыкнул. Что ж, может, и получится...
— Если я уйду, как мне вернуться обратно? В Каравай не так-то просто попасть.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |