Я переступила с ноги на ногу, немедленно зацепилась за край подола, споткнулась и чуть не упала.
— И ты ещё спрашиваешь?! Да эти юбки сами меня терпеть не могут!
— Не-е-ет, — пропела Смеляна своим переливчатым жемчужным голоском, — не скажи! А красиво-то как!
Что было красивого в этом мешке с рукавами, я так и не поняла, но спорить не стала: на вкус, как говорится, да на цвет...
— А я вот, видишь, к празднику себе обновку сшила. Как, нравится? — Молодая женщина отступила на шаг, развела руки и медленно повернулась на месте. Темно-синее, цвета позднего летнего вечера, платье широкой волной заструилось вокруг стройных ножек Смеляны.
— Конечно, нравится! — честно ответила я. Впрочем, младшая жена великого князя и в рваной дерюге выглядела бы сногсшибательно.
Юная княгиня на всю Синедолию славилась своей красотой. Её семья не блистала ни богатством, ни особой знатностью, однако какие-то давнишние заслуги позволили родителям девушки получить приглашение на один из ежегодных осенних балов, даваемых в княжеском дворце. Сластолюбивый князь Велимир был наповал сражен длинными, чуть раскосыми малахитовыми глазами, перламутровой кожей, тонкими чертами лица, роскошной гривой цвета светлой меди и точеной фигуркой девушки.
Словом, домой она уже не вернулась. К исступленной радости родителей невесты и такому же негодованию старших жен, Велимир словно с цепи сорвался и попёр к заветной цели, буквально сметая всё на своем пути. Свадьба была организована в считанные дни.
Князю было совершенно наплевать, что о семье его молодой жены ходили глухие недобрые сплетни: дескать, текла в их жилах кровь эльфов. Именно так недоброжелатели объясняли невероятную красоту женщин этого рода, миндалевидный разрез их приподнятых к вискам глаз, легкую танцующую походку и способность родить только одного, редко когда двоих детей. Но это утверждение было скорее некой фигурой речи, нежели полноценным подозрением: все жители Синедолии с раннего детства отлично знают, что никаких эльфов нет, не будет, да пожалуй, что и не было никогда — разве только в сказках.
Ну, или почти все. А если кто и считает по-другому, то по ряду причин предпочитает об этом помалкивать...
Однако с ненавистью, презрением и змеиным коварством обеих старших княгинь Смеляне всё равно пришлось бороться самой — Велимир принципиально не вмешивался в женские теремные споры.
А зря. Ведь не случись тогда меня во дворце, и не наберись Боженка храбрости обратиться за помощью к "злобной ведьме" — и стараниями неумелой (или, может, даже слишком умелой?) повитухи, протеже самой княгини Дивеи, ни молодую мать, ни малышку спасти бы не удалось.
Но князь-батюшка до бабьих пересудов не опускался...
— Лян, а Милава тоже должна присутствовать на Роданице? — негромко спросила я. Смелянка негодующе передернула плечами и сердито фыркнула.
— Слав, ну ты ж понимаешь, обычай, бес бы его побрал! Будь моя воля — Милашку и через порог моих покоев не перенесли бы! Так приказано же быть всем. Тьфу! Ну ничего: Гостятишна ее из своих рук всё одно не выпустит! — старая нянька княгини, переселившаяся вместе со своею воспитанницей во дворец, была единственным человеком, которому (кроме собственно родителей и меня) позволялось прикасаться к девочке. И хвала Богам, что у Смеляны хватило на это ума и настойчивости...
— Тогда в самый угол станьте, подальше, — посоветовала я, — а то у Цветки сопли через губу, бабка Улита какую неделю кашляет (а лечиться не желает, так, говорит, угодно богам!), а у Божкиной сестры Званки опять всё лицо сыпью обметало — но, думаю, это незаразно...
— Да уж встанем, встанем, не переживай, — проворчала Смеляна. — В самый что ни на есть угол забьемся! Слав, повернись-ка! Дай я на тебя перевязку надену, — в руках молодая княгиня держала головной убор, представляющий из себя очелье, искусно расшитое мелким жемчугом, с длинными красными лентами, которые завязывались на затылке.
Я покорно повернулась. Что толку спорить?
Скрипнула дверь. Я удивленно скосила глаза — и кто это у нас стал таким смелым, что без приглашения в мою светелку пожаловал? А-а-а, ну это ладно...
— Красавица! — сладко мурлыкнул хрипловатый голос. — Чудо, как хороша! Нет, правда-правда, век смотрел бы, не отрывая глаз!
— Ох, да ладно тебе, Степка! — отмахнулась мигом развеселившаяся Лянка. — Не вгоняй в краску!
Я насмешливо скривила угол рта. Мой кот повадился сыпать комплиментами на каждом шагу, но предназначались они вовсе не мне. Любвеобильный кошак не только завел шашни со всеми дворцовыми кошками, но и не остался равнодушен к чарам красавицы княгини. Даже бурный роман с ее личной белоснежной голубоглазой крысоловкой не помешал нахальному Степану при каждом удобном случае подлизываться к молодой женщине, тереться пушистой щекой о ее шею и нашептывать всякие милые глупости — благо, князю Велимиру и в голову не приходило ревновать жену к коту.
Мне же — наверняка, по доброй традиции — доставались шпильки, колючки и прочая здоровая дружеская критика...
Может, обидеться?
— Слав, а ты сегодня тоже ничего! — пушистый гад обошел меня по кругу, вспрыгнул на стол и с ног до головы обшарил снисходительным взглядом и глубокомысленно добавил: — Вот что одежда делает с женщиной!
— Правда, Степочка, скажи и ты, ведь как идет Славочке это платье! — немедленно затараторила воодушевленная Смеляна. — Не то всё штаны, да куртки, да сапоги по колено, да ещё и ножи метательные вместо украшений!
Зря старалась. Стёпка выразительно поморщился и закатил глаза.
— Бес-по-лез-но! — пропел он, подмигнул мне и пояснил: — Нашу ведьму даже могила не исправит! Придется нам с тобою, Смеляночка, до конца жизни это терпеть...
— Не беспокойся, Степушка, твой длинный язык очень укоротит твою собственную жизнь, так что долго терпеть тебе лично не придется! — в тон коту протянула я и сладко-пресладко улыбнулась. Несколько мгновений мы со Степаном пристально смотрели друг другу в глаза, а затем дружно рассмеялись. Кошак пружинисто оттолкнулся от гладкой столешницы, с размаху сиганул мне на грудь (Смеляна истошно заахала, перепугавшись, что от кошачьих когтей пострадает наряд для грядущей церемонии), прижался пушистой мордочкой к моей щеке и муркнул:
— Ты ведь не обижаешься? Я всё равно больше всех люблю тебя!.. Но твоя подружка так хороша! Эх, была бы она кошкой!!
Я расхохоталась. Степка в своем репертуаре!
Наконец кот был изгнан обратно на стол, коса переплетена заново, ленты нарядной перевязки завязаны на моем затылке пышным бантом, шею стиснуло ожерелье, а запястья — браслеты всё из того же жемчуга. Смеляна сделала шаг назад, критически осмотрела свою работу и удовлетворенно кивнула.
— Ну вот, хоть прямо сейчас в храм веди!
— Ой, девчонки, — вдруг оживился Степан, — а что я к вам шел-то! Я ведь тоже хочу на эту вашу Роданицу попасть!
— Степ, да ты что?!! — изумилась юная княгиня. — Это никак нельзя! В конце-то концов, ты все-таки мужчина!
Кот приосанился.
— Рад, что ты это осознаешь, — самодовольно промолвил он, потирая лапой роскошные белые усы. — Однако вряд ли этот неоспоримый факт может мне помешать последовать за моей хозяйкой даже на край света!
Но Смеляна была непреклонна.
— Даже и не думай! Степа, своим присутствием ты можешь оскорбить богов и богинь, которым посвящен этот обряд! И что скажет Дар, когда узнает, что Роданица была проведена с серьезными нарушениями?!
— Да он и не узнает! Я тихо-о-онечко!
— Ты собираешься осквернить священный ритуал ложью?!!!
Кот скривил хитрую морду. Он явно не возражал исподтишка напакостить моему жениху, которого порядком побаивался, да и на ритуалы ему было плевать с самой высокой крыши города.
Героическим усилием воли (и ма-а-аленькой такой крупицей магии) я успокоила свое заколотившееся сердце и заставила побледнеть вспыхнувшие щеки. Я даже слега поёжилась, представив, что именно скажет Дар, когда узнает, что я всё-таки нарушила данное ему обещание сидеть во дворце, не высовывая носа...
Внезапно горькая обида хлынула буйным паводком и мигом затопила мою уставшую от одиночества душу. Почему, нет, ну почему Дар оставил меня одну в этом позолоченном гадючнике?!!
Ну, всё! Мне бы завтра только из дворца удрать, да до первой рощицы добраться, а уж там лесную ведьму и сотня стражников не удержит.
Парадный покой на женской половине дворца — это, конечно, не тронный зал великого князя и даже не большая трапезная, однако тоже впечатляет. Особенно если изукрасить его гирляндами живых цветов, драгоценными гобеленами, вытащенными ради торжественного случая из кладовки, а также тяжелыми золотыми и серебряными подсвечниками, густо утыканными дорогими розовыми свечами. Пышные узорчатые шторы плотно закрывали окна, не пропуская в помещение ни единого лучика ласкового вечернего солнца. Через весь пол пролегла специально расстеленная для такого случая широкая тканая дорожка неприятного тускло-багрового цвета — ветхая и потертая, настоящая древность. По обе стороны от нее стояли женщины, принадлежащие к роду Твердятичей. Я же пока увлеченно следила за происходящим через щелку в неплотно прикрытой высокой двустворчатой двери.
Мне и в голову не приходило, что княжеская семья настолько многочисленна. Для проведения обряда собрались и жены великого князя, и некие совсем уже мифические троюродные внучатые племянницы, появляющиеся во дворце только по особым случаям. Женщины, начиная с древней старухи, двоюродной бабушки Велимира, которую внесли на специальном кресле, и заканчивая крошкой Милавой, теплым свертком угнездившейся на руках няньки, заполнили весь просторный зал. Я недовольно поморщилась: несмотря на все мои предостережения, нянька держала малышку рядом с матерью — в аккурат напротив деловито кашляющей бабки Улиты.
Дверь, у которой я так уютно расположилась, собирая сведенья о княжеской семье, соединяла парадный покой и просторное помещение неясного предназначения, где мне было велено дожидаться начала обряда. Здесь тоже было довольно сумеречно — солнце с большим трудом пробивалось сквозь пестрое витражное окно. Собранная из разноцветных кусочков стекла русалка расчесывала зеленоватые волосы (и где они только таких русалок видели?!) и насмешливо посматривала на меня.
С противоположной стороны комнаты точно такая же двустворчатая дверь вела в трапезную, где после окончания обряда все его участницы собирались отужинать — в тесном, так сказать, семейном кругу. Судя по доносившимся до меня звукам, там сейчас собрались едва ли не все дворцовые служанки, готовя праздничный пир. Роданицу не хотелось пропустить никому.
Я осторожно оглянулась на дверь трапезной (не хотелось бы, чтобы меня уличили в столь неприглядном деле, как подсматривание!), а затем аккуратно промокнула расшитым рукавом вспотевшее лицо — в комнатах было жарко и душно. Платье же, в которое меня нарядила Смеляна, хоть и льняное, оказалось очень плотным, с длинными рукавами и высоким глухим воротом, да к тому же к нему в комплекте полагалась просторная накидка, неловким хвостом волочившаяся за мной.
Будто мало того, что я и так на каждом шагу спотыкалась о подол непривычной для меня длинной, в пол, юбки! Вот и сейчас, словно в насмешку, противный шлейф предательски закрутился у моих ног. Я сердито отпихнула неудобную одежку ногой.
Шлейф коротко взвыл и негромко, но очень злобно рявкнул:
— Ты что пинаешься? Совсем с ума сошла, что ли?!! Больно же!
Ох! В пылу подглядывания я совсем упустила из виду, что нынче накидка используется не только по ее прямому назначению!
— Прости меня, пожалуйста! — покаянно прошептала я, ещё раз воровато оглядываясь на двери. — И не шуми! Не хватало ещё, чтобы нас с тобою застукали! Между прочим, это всё твоя дурацкая идея, а вовсе не моя!
Шлейф недовольно завозился, но промолчал.
Из-за неплотно прикрытой двери в парадный покой доносилось мерное жужжание голосов: в ожидании начала обряда женщины обсуждали новости, сплетничали, хихикали и хвастались друг перед другом, кто чем мог; справа от входа кто-то уже и переругивался — негромко, зато от всей души. Пытаясь на слух определить, кто это у нас не сумел дотерпеть с выяснением отношений до менее людного места, я по привычке потянулась вертеть кольцо Белого Дракона, грубоватый кусок горного хрусталя в неприметной оправе, которое я носила, не снимая, уже три месяца. Несмотря на очень неприятные обстоятельства, при которых этот могучий артефакт стал моим, мне нравилось ощущать на руке его умиротворяющую тяжесть.
Потянулась — и раздраженно отдернула руку, нащупавшую непривычную пустоту.
— Без амулетов и оберегов я себя чувствую так, будто голая на улицу вышла! — с искренней обидой пожаловалась я. Единственным магическим предметом, который я оставила (а, вернее, просто не сумела снять), было кольцо, надетое Даром мне на палец во время нашей с ним помолвки. Мой любимый чародей не мог подарить своей невесте обычное украшение: внешне гладенький ободок изнутри был плотно покрыт мелкими-премелкими рунами — там говорилось и про верность, и про нерушимость, и про бесконечность, и про плодородие, и ещё много про что. Я точно знала, что наши обручальные кольца мой будущий муж изготовил и зачаровал лично.
Шлейф ещё раз засопел, ощутимо задергался, а затем край накидки с одного бока приподнялся, и оттуда осторожно выглянула серая остроухая мордочка с пышными, слегка примятыми усами.
— Ну и зачем ты их тогда сняла? — резонно поинтересовался Степка, жмурясь на огоньки свечей.
— То есть как — зачем? — удивилась я. — Ты что, не слыхал, что мне было строго-настрого наказано не брать с собою никаких предметов, содержащих хоть крупицу магии? Валина аж три раз приходила — напомнить. Говорят, силы, покровительствующие Роданице, не терпят конкуренции. Вот я и убрала всё в ларец, да ещё и накрепко зачаровала его!
Это точно, накрепко. Накануне я изучила несколько новых охранных заклинаний, как тут было не опробовать? Меня не смутило даже то, что, по самым скромным подсчетам, на снятие наложенных чар мне потребуется раз в десять больше времени и сил, чем, собственно на сами чары...
— И очень зря! — рассеяно сказал кот, внимательно разглядывая в щелку жужжащий парадный покой.
— Почему это — зря?
— Уж не знаю, кто там как на вашей Роданице относится к магии, но даю тебе честное кошачье слово, что тетки через одну обвешаны оберегами!
— Да ладно!
— Слав, ну ты что? — укоризненно посмотрел на меня Степан. — Ты что, забыла, что кошки чуют колдовство? Ну а чтобы личный ведьмин кот не отличил амулет от обычной висюльки?! Да ты сама только посмотри!
Всё ещё не веря болтливому животному, я прошептала заклинание истинного зрения, потихоньку заглянула в зал — и от неожиданности отшатнулась.
Какое там "через одну"?! Дрожащий холодный лиловатый свет, выдающий присутствие магии, исходил практически от каждой находящейся там женщины. Заговоренные кольца, подвески, браслеты и даже накидки насмешливо подмигивали мне.
