Мордред

Потом он расстегнул штаны и ласкал себя под взглядом Артура, и этот взгляд бледно-голубых глаз вознаграждал его больше прикосновений любого другого партнёра. Потом Артур велел ему раздеться и жестом скомандовал: повернись.

Герт радостно подчинился. Он не испытал заслуженной боли — ну, может, совсем немного, и это добавило остроты. В руках Артура он снова был слаб, как больной, только болезнь была сладкой. Артур же был нежен, заботлив и строг к нему, как всегда.

VIII

— Ради тебя я убил бы кого угодно.

— Меня? Или возможности распрощаться с Богами?

— Ирония лишняя. Ты и есть эта возможность. Ведь ты — это ты. Весь, как есть.

Было позднее утро. Они проснулись как-то одновременно и, не вставая с постели, опустошили блюдо с фруктами, ждавшее на столе. Герт собрал персиковые косточки в кулак. Посадить их в городе, что ли. И никому не сказать, что они от Артура. Интересно, случатся ли с деревцами какие-нибудь чудеса?.. С утра Герт примерно знал, что намерен сделать. Прилагать усилия для размышлений было лень, слишком он много сил истратил в ту ночь. Но шестерёнки, вертящиеся в его голове круглые сутки, сами собой достаточно навертели.

— Слушай, Артур — ритуал, что описан в "Гриморум" — кровавая жертва ради магического удара. Она работает по тому же принципу, что и..?

— Да, — Артур говорил об этом, как о погоде. Как и о собственных пытках. — Это земля и кровь. Можно освободить энергию, если кровь лить на землю. Я так использовал войну в Сурае. Под нашим обстрелом ещё до подхода армии там погибла масса людей, их кровь пала наземь. Я взял эту силу и вбухал в победу — быструю, без партизанской войны в горах.

Герт засмеялся:

— Как это Боги тебя тогда ещё не убили?..

Артур лишь пожал плечами.

— Должно быть, не любят суров, — полушутя предположил Герт. — Их никто не любит, даже они сами.

— В этом они согласны со всем остальным народом, по крайней мере, — сказал Артур.

Он как раз ничего не имел против суров, это все знали. Артур Ремингтон накрыл Сурай шквальным огнём безо всякой злобы. Чистый прагматизм. Кстати —

— Артур, а как же города, дороги? Ведь большинство людей погибло в городе или в домах. Кровь падала на асфальт, на пол дома...

— Ну, это в данном разрезе тоже земля. Земля — всё то, по чему мы ходим ногами. Пол, плиты всякие, асфальт. Миски должны быть глиняные, это да. Их из ломаного асфальта не делают.

— Хорошо.

Герт был всё ещё голоден, фрукты только наполнили желудок, не даря сытости. Он взял с блюда последнее яблоко и сгрыз его в три укуса, лениво размышляя о Богах, Артуре, Городе и своём собственном месте во всём этом. "Ты... другой вопрос". И правда. У Герта была хорошая память.

— Артур, на что ты готов, чтобы рассчитаться с Богами?

Артур беспокойно зашевелился, сцепил пальцы, вытянул ногу, потом опять подобрал.

— Ты хочешь жить? — спросил Герт. — Сейчас?

Маг вздохнул, лёг на бок лицом к окну и натянул одеяло на плечи. В комнате было прохладно. Через некоторое время Артур сказал:

— Сейчас я почти счастлив, малыш. Ненадолго. Ты уйдёшь, уедешь, я потрачу энергию. Боль вернётся. И страх. Ты был прав, я ужасный трус, Герт.

Воцарилось молчание. Потом Герт нарушил его:

— На сколько времени хватает... миски?

— Не всё ли равно? — ответил Артур. — Неделю, максимум две.

— Не беспокойся, я о тебе позабочусь, — пообещал Герт. — Достану что надо.

— И сколько времени ты намерен так делать?

— Сколько надо.

— Пока тебя не поймают?

— Что, есть другой вариант?

Артур молчал. Герт собрал в кулак яблочные косточки впридачу к персиковым. Подумаем. При успехе у нас будет что? Рухнет медицина и машинная промышленность, отрасли целиком в руках Богов. Если сверхсложные и непонятные людям механизмы продолжат работать и без своих создателей, всё продержится, пока они не будут разворованы и не сломаются. Если с исчезновением Богов машины остановятся, всё рухнет сразу — везде, где нельзя заменить их ручным трудом. Будут и другие потери. Люди, вложившие в руки Богов свои души, зависимые от них, погибнут, сойдут с ума, станут беспомощны, неработоспособны. Этих людей не так уж мало, процентов — десять? пятнадцать? двадцать?.. Герт сознательно исключил из списка самое страшное — смерть Артура. Его единственная личная утрата. Однако не факт, что Артур умрёт; при достаточно тщательной подготовке дела он может выжить. Герт приказал себе считать это самым вероятным исходом. В конце концов, пережил же маг сурайскую войну и затопление Кодо... Моя утрата не считается, она _моя_; я не имею права на эгоизм. Потери мира и Города краткосрочно будут неизмеримы. И это плата — за что?

За свободу родной земли, Города, мира от власти тварей, которые использовали Артура, сделали его врагом собственного народа, погубили его душу, предали беззащитного в руки врага-истязателя и, искалеченному, дали вместо лекарства яд.

— Надо избавиться от их власти, Артур. Иначе они нас высосут и угробят, и будем мы умирать. Как ты здесь. Сам знаешь.

— Составь план, — тихо сказал Артур. Он перевернулся на другой бок и смотрел на Герта. — Я поддержу тебя, если план мне понравится.

— Уже. — Герт постучал пальцем по лбу. — План почти готов.

Глаза мага вспыхнули. В напряжении он замер.

— Да. Всё это не напрасно, Артур, — сказал Герт.

Мгновения они смотрели друг на друга с полной серьёзностью и пониманием. Герту было почти физически больно от такой дозы честности. Он первый опустил глаза.

IX

Они приняли душ, оделись, вышли на террасу, и Артур сжёг испачканную кровью рубашку, сумку и прочих немых свидетелей преступления на железном листе, опрыскав всё горючим спреем. Содержимое миски пошло в унитаз с изрядным количеством чистящей смеси, миска вместе с ножом — в посудомоечную машину.

— Хорошо, что джинсы и обувь остались чистыми, — сказал Артур, подбирая подходящую рубашку для Герта. — Рубашку твоего размера я ещё нашёл — держи — а со штанами и ботинками было б труднее.

Герт надел светлую рубашку с вышитым по вороту традиционным орнаментом — солнца, луны, цветы. Артуру она была велика, он в ней бесформенно выглядел; Герту пришлась в самый раз.

— Как додумаю план, приеду, — сказал он.

Артур кивнул и отвёл глаза. У него был колкий, тёмный взгляд, как у мелкого хищника в зарослях. Герту захотелось отстраниться. Сначала он так и сделал, потом шагнул к Артуру и поцеловал его в лоб.

Прощаться на словах они не стали.

X

На выходе охрана Сноу Хилл увидела его и очень удивилась. Герт использовал свой авторитет и не стал объясняться. Уезжая в Город по Толл, он думал об Артуре, глядящем ему вслед, одиноко слоняющемся по дому, лежащем у бассейна в шезлонге, в мёртвой, безветренной тишине; Артуре, сидящем в саду с закрытой книгой в руках. Думал и о старухе в платке. Она стоит на крыльце — наступила ночь — и зовёт внучку, Лию; девочка не отзывается. Старуха возвращается в дом, ищет там; сходит опять во двор с зажжённой свечой, кряхтя. Она плохо видит, зовёт и зовёт девчонку, просит, молит её отозваться. Ищет там, где малышка любит играть. Заходит и за дом. Сначала ничего не видно, потом свеча выхватывает из тьмы большую красную лужу, детские ноги в сандалиях и кровавое платье...

Герт изгнал из ума образ старухи с трупом внучки на руках и начал всерьёз обдумывать план. Артур способен взять силу из крови, павшей на землю, на пол, на асфальт; значит, туда кровь падёт. И чем больше, тем лучше. Герт вынул мобильник и набрал номер.

— Дьюи, — сказал Константин.

— Привет. Это Мордред, — и Герт улыбнулся их старой шутке. — Костя, я не забыл своих слов.

— Хм. Да что ты.

В голосе старого мудака звенел скепсис. Ты прав, ухмыльнулся Герт, что не доверяешь мне. Только это тебе не поможет.

— Да вот. — Он решил не тянуть резину. — Я твою демонстрацию разрешаю. Которая на Шуран.

— Неужели. И где? В каком-нибудь сквере? — Константин Дьюи сочился злобой.

— В центре, на площади перед ратушей. Как заказано, Константин. Выводи сколько хочешь. Порядок нам по плечу.

Повисло молчание, пока Дьюи переваривал неожиданную благодать.

— ...Это надо обмыть, — нашёлся он наконец.

— Конечно! — радостно воскликнул Герт. — Садитесь и обмывайте. Смотри только не перепей, этих лозунгов собственных не предай. Пьянство — краеугольный камень народной гибели, я всегда говорил, сам знаешь...

Герта несло. Он почувствовал это, взял себя в руки и добавил:

— Вольдемару сообщи. И Эду, пусть и он своим молодцам выдаст новость. Город принадлежит вам — нам, то есть — потомкам тех, кто его построил. А не приезжей черноте. В любой день года — даже на Шуран!

Он отключил связь и вызвал в памяти карту Сити. Здесь поставить заслон — здесь убрать — поднять этот и этот мост, опустить остальные — перекрыть здесь движение, перевести сюда — здесь ОПОН, а по этой дороге направить суров... Пожалуй, получится. Если толпы молящихся иммигрантов выйдут в центр Города на величайший праздник Юга, на Шуран, а там их встретят расово полноценные бритоголовые молодцы Дьюи, Волда и Эда, кровопролития не избежать. Если при этом полиция будет оттянута прочь и её заменит ОПОН, специфически те его части, которые нацики тихой сапой укомплектовали собственными людьми, а с другой стороны будет брошена сурская гвардия Сугатая... то побоище станет массовым, с применением огнестрела. Это будет, пожалуй, война.

Регулятор Герт Лайт, избранный в ходе демократических честных выборов защитник Города и народа, ехал домой, улыбаясь. Пару раз он помахал рукой гаишникам, хотя знал, что его не видно через тонированное стекло. Ему было весело, хорошо. Герт улыбался даже незримым Богам в их Обителях. Скоренько, паразиты, вас тут не станет. О, да. Врать, подставить, предать, обещать всем с три короба, приманить да и кинуть кучу людей — всё это, Елена, и больше. Когда надо всё это сделать, иначе нельзя, Мордред — ваш человек. Много смерти и крови — и много энергии для удара. Свобода требует жертв, и Герт Лайт сделает всё, чтобы их хватило.

— fin -

(1) В английском, на варианте которого говорят герои, "шут" и "дурак" одно и то же слово — fool.