Девушка и смерть

Войдя в непривычно пустую комнату, я бросила на стул сумку, поздоровалась с теми, кто пришёл ещё раньше меня (таковых оказалось всего двое) и подошла к ряду манекенов с нашими костюмами. Сегодня можно было не торопиться, поэтому я лишь посмотрела, нет ли на моих платьях пятен или иных дефектов. Конечно, костюмеры всё тщательно проверяют, но я немного волновалась и хотела убедиться во всем сама. Длинное платье для бала, пачки Снежинки и Цветка были в полном порядке. Я вернулась к столу, глянула в зеркало, опустила глаза и увидела лежащую на столешнице заколку.

Я взяла её в руки. Заколка была та самая, подаренная мной Луселии, а потом ею потерянная. Странно, я ведь только что подходила к столу и была готова поклясться, что на нём ничего не было. Я оглянулась на вполголоса беседующих товарок. Да нет, не похоже, чтобы кто-то из них положил её, когда я отворачивалась. Значит, я сама была невнимательна. Наверно, кто-то из уборщиков нашёл вещицу и, зная, что она принадлежала мне, оставил у меня на столе. И что теперь делать? Снова отдать Луселии? Но мне так не хотелось с ней расставаться, а Луселия уже, наверное, смирилась с пропажей... Слаб человек — я ещё раз оглянулась на девушек и спрятала заколку поглубже в свой ящик.

Спектакль прошёл хорошо. Публика осталась довольна и поаплодировала даже нам, особенно после танца Цветов. Дотанцовывая финальный вальс и склоняясь в общем поклоне, я уже не сомневалась, что всё удалось и праздник нам обеспечен. Занавес пополз вниз, девушки стайкой направились за кулисы, освобождая сцену для выхода исполнителей главных партий, которых будут вызывать персонально. Я пошла вместе со всеми, но сразу за кулисами отстала. Сейчас у нас в гримёрной будет толкотня и давка, которых я терпеть не могла. Лучше немного подождать и прийти, когда там будет чуть посвободнее.

— Эй! — раздался окрик за моей спиной. — Это ты — Анжела Баррозо?

Обернувшись, я увидела одного из помощников режиссёра, в чьи обязанности входило давать звонки на выход, следить за очерёдностью этих выходов, а также разносить записки, посылки артистам и делать прочую мелкую работу. В руках у него был роскошный букет из белых лилий и диковинной, никогда раньше мной не виданной, разновидности ирисов.

— Да, это я.

— Тогда держи, — и помощник вручил мне букет. — Это тебе!

Я взяла пучок обернутых белой кружевной бумагой цветов, пребывая в состоянии полнейшей растерянности. Мне никогда не дарили букетов, и я совершенно не представляла, кому это могло понадобиться.

— От кого это?

— Не знаю, — помощник пожал плечами. — От кого-то из зрителей.

Он подмигнул мне и вразвалочку затопал прочь. Я проводила его взглядом. Идти с этим букетом в гримёрную не хотелось, ведь он наверняка вызовет шквал вопросов, на которые я не знаю, как отвечать. Но стоять на месте было глупо, тем более что вокруг уже собирались поклонники, готовившиеся лично выразить своё восхищение солистам.

И всё же этот подарок мне польстил. Хоть моя неуверенность в себе и заставила заподозрить в нём розыгрыш, но, подумав, я решила, что такие цветы, редкие и дорогие, особенно среди зимы, в насмешку дарить не станут. Нет, кто-то таким образом высказал восхищение, одобрение или просто дружеские чувства. Вот только почему он не подошёл ко мне сам?

Праздник прошёл прекрасно, я постаралась забыть обо всех огорчениях и держаться подальше от Паолы и иже с ней. Она на меня тоже не обращала внимания, что меня вполне устраивало. Мы поели, выпили, посмеялись, поболтали, даже потанцевали немного, несмотря на усталость, и разошлись. Большинству из нас назавтра, как обычно, предстоял ранний подъём.

— Плавнее, плавнее, сеньориты, следите за носком. Лукреция, будьте внимательней! Теперь манеж [круговое движение по сцене рядом последовательных прыжков или шагов]! Легко и плавно! Бежим, бежим! Так! Теперь выстраиваемся! Лукреция, вы забыли, где ваше место? Да что это с вами сегодня такое?

По-моему, несчастная Лукреция просто-напросто мучилась от похмелья, ибо вчера выпила явно больше, чем нужно. Но говорить такое балетмейстеру было себе дороже, поэтому девушка, скорчив мученическую гримасу, встала там, где было указано.

Рояль заиграл следующую часть танца, я повторила привычные движения вместе со всеми. Стоя в заднем ряду, можно особо не стараться, и я поначалу не старалась, но, вспомнив своё решение танцевать каждый раз, как солистка на публике, постаралась собраться и показать всё, на что была способна. На меня никто не смотрел, но это, как ни странно, лишь добавляло мне решительности. Когда мне приходилось танцевать на глазах у всех, я стеснялась, а вот будучи этакой невидимкой...

— Лукреция, почему вы опять не готовы к репетиции? Ведь не в первый раз!

Я глянула на опять чем-то проштрафившуюся товарку. С одной стороны, я ей сочувствовала, но с другой — она сама виновата. Все ведь знали, что завтра обычный день, и остальные девушки находятся во вполне пристойном состоянии.

— Стоп! — Соланос решительно хлопнул в ладоши, и рояль послушно умолк. Мы все замерли. Клаудио решительно прошёл сквозь строй танцовщиц: — Лукреция, встаньте вот сюда, — и он ткнул пальцем в меня. — А вы, Анжела, становитесь на её место. И отныне всегда будет так, я не желаю, чтобы неумёхи портили мне всю картину. И запомните, Лукреция, если вы не возьмёте себя в руки и не научитесь работать, надолго вы в Королевской Опере не задержитесь.

Я перешла на новое место. Вот оно, долгожданное повышение, первый шажок к будущим успехам. Но особой радости зримому подтверждению роста своего мастерства я, как ни странно, не испытала. Скорее неловкость перед Лукрецией, ведь мой успех был одновременно её унижением. До сих пор мы никак друг к другу не относились, практически не общаясь, но вряд ли она сейчас испытывает ко мне добрые чувства.

Тем вечером у меня не было спектакля, и я сидела с книжкой в своей комнате. Все книги моих родителей, как и другое их имущество, пошли с молотка после маминой смерти, но мне иногда удавалось выкроить монетку-другую, чтобы приобрести дешёвое издание, и меня уже приметили несколько букинистов. Вот и теперь я полностью погрузилась в описание путешествия героев приключенческого романа, когда раздался громкий, уверенный стук в дверь. Так стучала хозяйка, и я, отложив книгу, пошла открывать.

— Просили передать вам, — тоном судьи, зачитывающего приговор преступнику-рецидивисту, сказала сеньора Софиантини, протягивая мне букет из белых, причудливо выгнувших лепестки роз.

— Спасибо, — сказала я.

Хозяйка окинула меня взглядом, полным молчаливого презрения, и уже повернулась, когда я спросила:

— Скажите, сеньора Софиантини, вам не сказали, от кого эти цветы?

— Я не интересуюсь вашими... поклонниками, — надменно ответила сеньора и уплыла прочь по коридору. Я закрыла дверь, повертела букет в руках и поставила его в кувшин, за неимением вазы. Предыдущий уже успел завять, иначе не знаю, куда бы я его дела. Что-то странное творится, в который раз подумала я.

На следующий день в комнату, где мы переодевались после репетиции, вбежала Бьянка.

— Девочки, там Пабло приехал! — с порога крикнула она.

Эта новость вызвала радостное оживление. Пабло был разъездным торговцем, иногда приходившим прямо в театр и предлагавшим по недорогим ценам всякую галантерею и бижутерию. Многие тут же сорвались с мест и пошли смотреть, что нам привезли на этот раз, я закончила одеваться и пошла следом за ними. Из чистого любопытства, покупать что-либо я не собиралась.

Выбор товара, разложенного на скамейках и прямо на полу, и впрямь был неплох. Шёлковые ленты и шарфы, перчатки, кружева, несколько шляпок, побрякушки на любой вкус: браслеты, кольца, цепочки, серьги, бусы... Тут же стояли в ряд флакончики духов, коробочки с помадами и румянами, пудреницы, маникюрные наборы. Луселия уже отчаянно торговалась за вышитую сумочку, остальные перебирали выложенные перед ними сокровища, иногда что-то откладывая. Вокруг толпились девушки не только из кордебалета, но и из хора, и из обслуживающего персонала. Сам Пабло и его помощник успевали и продавать, и перешучиваться с покупательницами, и приглядывать за сохранностью товара.

Протиснувшись к одной из скамей, я с интересом разглядывала шляпки с перьями и искусственными цветами, а потом загляделась на стоящую рядом с ними пару туфель. Из белой вырезной кожи, на довольно высоком каблуке, без пряжек и украшений, они были простыми, но очень изящными. И выглядели дорого, словно сшитые на заказ, хотя, может они и были сшиты кому-то на заказ, просто не подошли.

— Желаете? — оказывается, помощник торговца заметил мой интерес.

Я с сожалением покачала головой. Лишних денег у меня не было.

— Примерьте! — помощник с обаятельной улыбкой протянул мне правую туфлю. — Просто примерьте. Не понравится — не берите.

Отказывать было неловко, я неопределённо пожала плечами, сняла свою туфлю, надела предложенную и встала на предусмотрительно подложенную картонку. Туфля была как на меня сшита. Не трёт, не жмёт, нога не болтается и выглядит отлично... Не утерпев, я надела и вторую и повертелась на месте, приподняв юбку. Ах, хороши! А как бы они пошли к моему светло-серому платью, да, впрочем, белое ко всему пойдёт...

— Сколько?

Торговец назвал цену. Я только вздохнула. Я не смогла бы их купить, даже будь я посвободнее в средствах. Это было бы слишком расточительно.

Не слушая уговоров и предложения "скинуть пяток монет", я вылезла из несостоявшейся обновки и пошла прочь. Перед глазами всё ещё стояли вожделенные туфельки. Может, плюнуть и всё-таки купить? Могу я раз в жизни сделать глупость? Ну, посижу на хлебе и воде, та же Луселия, вон, в долги залезает на недели вперёд, и ничего, до сих пор жива...

По пустому коридору пронёсся холодный ветер, заставив меня поёжиться. Сквозняк подхватил какой-то мелкий сор, среди него закружилась довольно большая цветная бумажка. Потом где-то хлопнуло невидимое отсюда окно, и ветер стих. Бумажка скользнула по полу и замерла у моей ноги. Я наклонилась и подняла её. Это была довольно крупная денежная купюра.

Я оглянулась, но вокруг не было никого, кто мог бы её обронить. Я заглянула за поворот, но и там было пусто. И что теперь делать? Побежать по театру, спрашивая у всех встречных: "Это не вы ли деньги потеряли?" Глупо. И вообще, по всем законам, что ты нашёл, то твоё. А тут как раз хватит, чтобы заплатить за туфли... И даже ещё немножко останется. И, без особого труда подавив внутренний голосок, шептавший, что хорошие девочки так не поступают, я решительно направилась обратно к торговцу. И пять минут спустя уже выходила из театра, прижимая к груди заветную коробку.

Первое моё выступление во втором ряду состоялось в "Герцоге Витольде". Эта опера содержала большой балетный акт, где кордебалету выпало изображать хазарских невольниц, поэтому на этот раз на мне была не пачка, а лёгкие шароварчики, начинавшиеся значительно ниже талии, и подобие короткой блузки, только-только прикрывавшей грудь. Наше выступление закончилось, я шла переодеваться, когда меня неожиданно окликнул какой-то господин.

— Сеньорита, вы были божественны. Я хочу выразить своё восхищение вашим талантом. Вы мне позволите?

Я удивлённо оглянулась:

— Это вы мне?

— Ну разумеется вам! Как у вас могли возникнуть какие-либо сомнения?

Я остановилась, разглядывая своего нежданного собеседника повнимательней. Он бы невысоким для мужчины, хоть и повыше меня, и пожилым. Вышитый жилет туго обтягивал выпирающий животик, круглую голову венчал шёлковый цилиндр, между маленьких глазок выдавался солидных размеров нос, под которым топорщились толстые, загнутые вверх усы. В руках он держал большой букет белых пионов, который тут же протянул мне со словами:

— Возьмите это в знак моего сердечного восхищения.

— Спасибо, — сказала я, принимая цветы. Его короткие, толстые пальцы тут же сделали попытку погладить моё запястье, и я поспешно отдёрнула руку, почувствовав, что его прикосновение мне неприятно. Маленькие глазки прошлись по мне сверху донизу, и я тут же ощутила неловкость, вспомнив, в каком я виде. Будь на мне пачка, я бы чувствовала себя уверенней, к открытым ногам я привыкла, а вот к голому животу...

Господин расплылся в сладкой улыбке:

— Позвольте представиться, сеньорита. Луиджи Коменчини.

— Очень приятно, — пробормотала я. — Анжела Баррозо.

— Великолепное имя. Оно достойно вашей красоты. Дорогая сеньорита Баррозо, я приглашаю вас отметить ваше замечательное выступление. Вам доводилось бывать в "Золотом цветке"? Прекрасное заведение, отменная кухня...

— Нет, благодарю вас.

— Но вы даже не знаете, от чего отказываетесь.

— Извините, я устала.

— Надеюсь, — улыбка сеньора Коменчини стала ещё слаще, — причина вашего отказа — не юный красавец, поджидающий вас у дверей театра?

Я не ответила, ограничившись выразительным взглядом.

— Ну, что ж, — толстячок поднял короткопалые ладони. — Я подожду. Надеюсь вскоре увидеть вас вновь, сеньорита.

Я наклонила голову, решив, что приседать в штанах будет глупо, и пошла своей дорогой. Этот господин мне не понравился, и я испытала разочарование от того, что история с таинственными цветами разрешилась таким образом. Поистине, прекрасный принц мне не светит. Если я и привлекаю чьё-то внимание, то разве вот такого сеньора Коменчини с кошачьей улыбкой и масляным взглядом.

Конечно, наивно было с моей стороны думать, что стоит отказать ему один раз, как он тут же оставит меня в покое. После следующего спектакля я получила букет из розовых орхидей, к которому прилагалась маленькая коробочка. Открыв её, я увидела серьги с крупными каплевидными жемчужинами.

— Подождите! — крикнула я, кинувшись за уже уходившим посыльным. — Постойте! Вот, — я протянула ему коробочку. — Верните это тому, кто вас послал, — я глянула на цветы и решительно сунула их в руки посыльного: — И это верните тоже!

Из служебного входа театра мы обычно выходили толпой, но очень скоро эта толпа рассеивалась. Кто-то шёл медленнее, кто-то быстрее, кого-то поджидали поклонники-любовники, кто-то сбивался в стайки, отправляясь на поиски развлечений по собственному почину. Я в одиночестве шагала по пустой мостовой, когда меня обогнал экипаж. Под фонарём он остановился, дверца открылась, и из неё появился сеньор Коменчини собственной персоной.

— Сеньорита Баррозо, какая встреча! — он развёл руками, улыбаясь своей кошачьей улыбкой. — Поистине, это перст судьбы!

— Здравствуйте, — сухо сказала я.

— Ох, сеньорита, что ж вы так неприветливы, — укоризненно покачал головой сеньор Коменчини. — Юной красавице это не к лицу. Сегодня холодная ночь. Не желаете прокатиться в моём экипаже?

— Нет, благодарю вас.

— Уверяю вас, меня это ни капли не затруднит, напротив, доставит искреннее удовольствие.

"Кто бы сомневался", — подумала я, уворачиваясь от пухлой руки, примеривавшейся взять меня за локоть. И чего он ко мне прицепился? В театре полным-полно девушек куда красивее меня — нет, подавай ему сеньориту Баррозо.