Так я гному и ответил.
— Во-во, — согласился гном. — С кровавым смарагдом то же самое. Как не извертись, а против природы не попрешь.
— Все равно, вещь ценная... — протянул я. — Хоть в крепости где установить — заклятья улавливать. Ну, хоть какие, — это я про трещинки вспомнил.
— Крепости нынче не магией берутся, — весомо заметил гном, опрокидывая в пасть третью, кажется, пинту пива, — на это четырехдюймовки есть.
* * *
— Как же они вынесли камни, тебя что, в мастерской не было?
— Да не было, конечно, я с рудокопами ругаться побежал... — гном скривился, ему явно не хотелось распространяться на эту тему. — Сначала по телефону ругался полчаса, потом еще и побежал — доругиваться. Веришь, нет, терпеть не могу отношения выяснять, а приходится...
Я ему, конечно, посочувствовал, тем более что гномы ругаются обычно не от вредности, а от привычных этому племени въедливости и стремления все сделать наилучшим образом.
Допивая вино, я посматривал на выход, где все так же стоял крепкий урядник, опираясь спиной на стойку, но не присаживаясь на стоящий рядом высокий стул, выполненный из темного лакированного дерева и снабженный чрезмерно маленькой спинкой, а заодно и неудобным упором для ног. Краем глаза он контролировал зал ресторанчика, но смотрел вроде бы не на посетителей, а на дверь. И короткий помповик, равно как и рукоятку пистолета в открытой кобуре наглаживал кончиками пальцев. Что-то у доблестной полиции, действительно, идет из рук вон... Интересно, нам отсюда можно уже уходить, или лучше не рыпаться? Все остальные, смотрю, сидят на местах и имеют вид унылый и тревожный одновременно.
Неожиданно начавшаяся где-то рядом стрельба резанула по нервам так, что выхватив револьвер из кобуры, я чуть было не сбил прыгнувшего к окну Глоина, в руках которого появился странный агрегат, больше похожий на обрез двуствольной вертикалки, чем на пистолет. Гном даже покачнулся. Я, правда, отлетел метра на два.
— Назад, назад! — бешенству урядника не было предела, но он не стал выбегать из кабака — приказа, видимо, такого не было. — От окон! От окон все отошли! — И прибавил пару непечатных выражений, для понятности.
Ну и ладно, ну и отойдем, раз полиция о нашем здоровье так беспокоится. А стрельба-то приближается — это ежу понятно, даже армирцы хмурятся, хотя этот народ славится своим легкомыслием. Кабатчик Николай достал откуда-то из-под стойки что-то древнее — системы Бердана, кажется, с длиннющим стволом и деревянным прикладом. Надо проследить, чтобы на меня не направлял — неизвестно, как на него паника подействует. Стрельба усилилась, чуть затихла, стала удаляться — кажется, в сторону пристани.
Я подошел к окну — Глоин как стоял возле него, так и стоит — разве что на шаг, не больше, отошел.
— Что там?
— Да не видно ничего, заборы же кругом... Ага, Иван Сергеевич поспешает. Сейчас новости узнаем.
В наступившей тишине мы особенно отчетливо услышали тяжелые шаги большой компании людей на крыльце ресторана, и вскоре в кабак ввалилась целая толпа полицейских, все с длинностволом, а один так вообще с "Льюисом". Ого! Ото всех входящих воняло сгоревшим порохом, злобой, недоумением и страхом.
— Видел? — Иван Сергеевич и не собирался беседовать с "гражданскими". Его вопрос был обращен исключительно к уряднику, стоявшему у входа. — Тут все в порядке? — пристав обвел колючим взглядом помещение ресторана, но вроде не заметил никакого особого беспорядка.
— Откуда? Заборы сплошняком, — полицейский почти дословно повторил слова Глоина.
— Те трое, которых здесь взяли, в камере обратились в каких-то тварей. Очень сильных. Слились в одну, стенку проломили... проломила. Тварь быстрая, чешуйчатая. Быстро бегает, прыгает. Сначала сюда поскакала, потом, после обстрела, ушла в сторону пристани — и в воду... Обстрел видимого успеха не принес.
— Что?
— Повторить? Подробности потом. Остаешься с Ярославом, — тут пристав кинул на пулеметчика. — Никого не выпускать. Мы ввели чрезвычайное положение...
Слова пристава прервал свистящий звук — гарнизонная пушка выпустила свистелку — снаряд, издающий пронзительный свист, из-за того, кажется, что болванка, которой стреляют, прорезана какими-то загогулистыми дырками. Впрочем, может и не дырками, но свистит так, что зубы ломит. И сразу после этого в небо взвились две красных ракеты. Вот, значит, как в Сеславине чрезвычайное положение вводят...
* * *
Иван Сергеевич с командой усвистали, а мы снова остались в кабаке. Пулеметчик занял позицию у окна, отогнав, наконец, Глоина, хотя в окно уже не было видно ничегошеньки, так что полагались мы исключительно на слух. Минут через пять заработала артиллерийская батарея гарнизона, но после четырех выстрелов замолчала. Попали? Не попали? Прошло еще два часа. Совсем стемнело, хорошо, что лето на дворе — хоть что-то видно, если к стеклу носом прилепиться. Все устали сидеть, в глотку ничего не лезло, даже Николай-трактирщик имел вид выцветший и недовольный.
Наконец зазвонил телефон и урядник, взявший трубку, скомандовал на выход — под контролем патруля из военных, весьма недовольных тем, что им приходится выступать в качестве эскорта, да еще на казенном транспорте. Приказ им был, как я понял, проводить или довезти каждого до дверей дома. Посетителей стали выпускать, но не успел я, подхватив дорожную сумку, подойти к дверям, как полицейский остановил меня простым, в общем-то, вопросом:
— В какую гостиницу?..
А хороший вопрос. Я, что, знаю, в какую? Я вообще в городе Сеславине впервые. Осмотрев внутренности бумажника и обнаружив там все тот же золотой, одна штука, я сказал со вздохом:
— Мне бы в какую подешевле, есть варианты?
Подошедший гном не дал ответить уряднику, а с размаху хлопнул ладонью по трактирной стойке, разбудив гулким звуком задремавшего ресторатора Николая.
— Пойдем со мной, Петя, у меня переночуешь. И экономия, и если я тебя в гости не зазову, спасителя своего, едрена вошь, родичи не поймут. Да и служивым не туда-сюда мотаться, а до одного места довезти.
Про родичей он чего-то не того загородил. Они, скорее, не поймут, если он эльфа домой притащит. Назло, что ли? Осторожные вопросы выявили истину — Глоин жил один, мастерскую его опечатали, и он панически боялся сорваться — то есть плюнуть на заклятия, сигналки и печати, засесть за работу — и лишиться лицензии. Я, то есть, должен его отвлекать от мыслей о любимой работе. Развлекать, так сказать.
С другой стороны, у меня к Глоину еще есть вопросики. И сэкономить не помешает.
Повеселевший патруль в два счета загрузил нас с Глоином в служебный виллис и доставил к широкому, приземистому дому, не деревянному, но сложенному из искусно подобранных по размеру валунов, дому, всем видом говорившему, — здесь живет гном.
* * *
— Заходи, — пробурчал гном. — Дверь видишь? Ни ногой. Там мастерская. И до этого заклинаниями опутана была. Теперь вообще ужас что творится... Все приложились... Сам не захожу, боюсь, да и опечатана, — непрошибаемая с виду дверь была в трех местах заклеена широкими полосами бумаги, на которой синели какие-то печати и колдовские руны. — Тут гостевая у меня. Видишь кровать? Белье чистое в шкафу, душ во дворе — видел кабинку? Та вон дверь в туалет. Захочешь жрать, в столовую выйдешь, в буфете что-то еще должно было оставаться. С позавчера... — тут гном с сомнением покрутил головой. — Спокойной ночи, Петя.
Все-таки Глоин выпил достаточно, чтобы его не нужно было развлекать. Его теперь подушка с одеяльцем развлекать будут.
Глоин давно ушел, а я все оглядывал гостевую. Капитально. Кресло — из огромного пня, сидение продолблено, пожалуй, тут не пилой делали. Табурет. Хм, у меня журнальный столик в казенной квартире был как этот табурет. Если я калачиком свернусь, то на этом табурете улягусь запросто. А кровать! На такой кровати в одиночку и спать-то странно. Так захочешь ночью по ветру выйти, и пока до края доберешься, уже не надо будет. О печке я не говорю. Такое ощущение, то мебель какая-то противовандальная. Чтобы, значит, как ее не ломай, сломать невозможно было. Ладно, надо устраиваться.
Бросив дорожную сумку на пол, я расстегнул ее и вытащил кожаный футляр, клацнул защелкой. На свет появился помповый "таран" двенадцатого калибра со складным прикладом и рукояткой управления огня. Пусть рядом полежит.
Да, денег у меня вечно не хватает. Но не этим вызвано то, что у меня нет чехла с винтовкой. Со скользящим затвором, например. Нет-с, помповик. Помповик дешевле на треть и неприхотливее к уходу. И позволяет менять тип зарядов. А патроны с бездымным порохом мне не всегда продают. Вот уши увидят — и не продают. Самозарядку, кстати, у меня реквизировали давно. А хорошая нижегородская винтовка была. Некие чины на Тверской границе решили, что эльф с самозарядной нарезной винтовкой — прямая угроза существующему миропорядку. Еще тогда тверичи опять что-то с эльфами Закатной пущи не поделили. Хорошо, что не шлепнули по запарке, непривычное для эльфов имя помогло. Все. Самозарядок больше не покупаю. Прямой расход. Хотя неплохо было бы иметь гладкоствольную, например, системы Браунинга...
В душ и баиньки...
* * *
Проснулся я оттого, что кто-то вошел в комнату. Не разлепляя век, схватил "таран", потом открыл один глаз. Глаз. Один. Да и так понятно, что это Глоин пришел, запашок-с характерный.
— Ты, Петя, опасаешься чего? — страшно дохнув перегаром, спросил гном, увидев, что я держу помповик.
— Ага, опасаюсь, ты же слышал про чешуйчатую — вдруг рассчитаться заявится, — возразил я и, отставив оружие, вперил в гнома вопросительный взгляд. Чего пришел-то под утро?
— Хотел, Петя, тебя об услуге одной попросить, но светает уже, проспал я. — гном кивнул на занимающийся в окошке рассвет. — Да и идейка, прямо скажем, не фонтан... Я ведь тебя не просто так зазвал...
— Да? С корыстной целью?
Гном хохотнул:
— Ты, Петя, как сказанешь, так прямо не в бровь, а в глаз... Или серпом по яйцам... Как ты вообще до своего возраста дожил? Всяко раньше убить должны были... Именно с корыстной целью... — Прокашлявшись, гном продолжил:
— Видишь, Петя, дверь в мастерскую? Вчера по пьяни подумалось, что если бы ты ее открыл, да сигналку сорвал с печатями, вроде как в туалет собрался, но дверь перепутал, то я бы смог нужный инструментишко вынести, да заказик один доделать. А то совсем невмоготу сложа руки сидеть... Для того и зазвал тебя, прости уж...
— Да ладно, чего там... — я задумчиво посмотрел на Глоина, — протокол не писали, что ли, перед тем, как дверь опечатать?
— Писали, конечно, — вздохнул Глоин.— я же говорю: по пьяни придумалось. Все равно заново писать бы стали, сверили бы протокольчики, да и недосчитались бы кое-чего, повязали бы тебя, потом меня...
По пьяни, не по пьяни, но гном смотрел на меня выжидательно, надеясь, видимо, что я прямо сейчас придумаю, как войти в опечатанную комнату. Пришлось его разочаровать.
— Забудь, и считай, что у тебя отпуск, — я как можно тверже посмотрел гному в глаза, — пока тварь не добудут, да изумруды не найдут, ничего не выйдет...
— Отпуск, отпуск...— немедленно забухтел недовольный гном. — и кто только слово такое поганое выдумал? У казад никогда не было отпусков. И не будет, пока мир этот окончательно не сойдет с ума. Вот вроде эльф, а туда же, нахватался людских словечек — отпуск ему, понимаешь!
Хоть плачь, хоть смейся — гном эльфа людскими понятиями попрекает.
А ведь что-то в этой ситуации не так. Точно! Не так то, что неясно, как изумруды с четверкой братьев связаны. Братья-то, скорее всего, колдуны. И оборотни. Как колдунам, им эти изумрудики ой как нужны, для их гнусных целей. А каких целей, кстати, непонятно. А нужны ли изумруды оборотням — не знаю. А может, нужны. Может, коллекционируют.
А доппельгангерам изумруды тоже нужны. И братьям-близнецам или двойникам. Стоп, стоп, стоп!
— Глоин, — позвал я вполголоса ругающегося гнома, — а охотники в городе есть? Чтобы тварь завалить, одного Ивана Сергеевича не хватит!
— Охотник был, Коля Веретено, но погиб месяца два как... А с чего ты взял, что Иван Сергеевич напрягаться будет? У него знаешь, сколько народу под началом? И все стрелки.
— Народу, может, и много, а толку с них чуть... — решил я просветить гнома о положении дел в городе, где сам находился меньше суток. — Пойду, наймусь охотником к Ивану Сергеевичу. Попробую тварь изловить. Может, премию получу. Деньги нужны.
— Не ходи к Ивану Сергеевичу, Петя, — вздохнул Глоин. — сегодня, по крайней мере. Ты ж спал, как сурок. Даже не представлял себе, что эльфы так дрыхнуть могут... Ночью стрельба была. А у нас городок тихий. И дурное болото от нас далеко... Этот, из контрразведки, Ивана Сергеевича, наверное, во все дырки имеет, прости Отец Гор душу мою грешную... Так что настроение у Ивана Сергеевича с утра очень приятственное будет.
— Ну, раз оно такое приятное будет, так мы подпортим, за нами не заржавеет.
С такими оптимистическими словами я скатился с кровати и побежал на двор: душ с утра в нормальной душевой — это не ведро ледяной воды у колодца в аборигенских городах и весях.
* * *
Гномский завтрак — то еще испытание для нормального желудка, но кофе по-турецки Глоин сварил неплохой. Правда, сразу сахар положил. Хорошо еще, что тростниковый, а не свекольный. К кофе у Глоина были бутерброды. Гномский бутерброд — это такой огромный ломоть хлеба и многоэтажная конструкция из зелени, ветчины, сыра, помидоров, огурцов и майонеза. Особым шиком среди гномов считалось составить бутерик так, чтобы он напоминал родовую гору — в разрезе. Ветчина символизировала базальт, сыр — гранит... Или помидоры — гранит? А что, гномы шутники еще те... Короче, каждый продукт, вплоть до текучих, вроде майонеза, что-то символизировал. Гостеприимные гномы, и такие тоже встречаются, могут настругать правильный бутерброд за минуту, а затем с простительной гордостью предложить его гостю. Глоин провозился не дольше. Затем он, особо не напрягаясь, в одиночку вынес кухонный стол во дворик, накрыл стираной, но неглаженой скатертью (что с холостяка взять!), сверху водрузил блюдо с бутербродами и что-то вроде мангала, очевидно самодельной конструкции. На конструкцию водружался металлический поддон с песком, а уж на него — турка невероятных размеров.
Печенья и пирожных к кофе не было, так что кофе с сахаром пошел на ура. Кто больше всего любит сладкое? Школьники, солдаты, заключенные и ... нелюдь, конечно.
А Глоин мне местные реалии раскрыл — оказывается, во время чрезвычайного положения передвижения по городу пешком в одиночку запрещены. Так что Глоину придется меня подвозить к участку. И обратно отвозить — пусть за водителя поработает, развлечется да от пьянства отойдет.
* * *
У гнома был багги, которым он, похоже, гордился. И ему явно доставляло удовольствие наблюдать за работой установленного в открытую мощного мотора. А уж дополнительных фар на этой, небольшой, в общем, машинке было до фига. Такой люстрой всю дорогу до Ярославля осветить можно. Мы выехали на центральную улицу Сеславина, которая так и называлась, без особых изысков, Центральной, и уже почти приблизились к участку, как из перпендикулярно расположенного переулка выскочил камуфляжный виллис с тремя военными. На борту номер и герб Ярославского княжества, пулемет на турели. Выехал и перегородил нам дорогу, затормозив прямо перед нашим носом. Я бы точно вляпался, на тормоз бы нажал — и въехал бы прямо в борт идиотам, даже сомнений никаких, но Глоин, коротко выругавшись, лишь даванул на газ и, вывернув руль, заложил крутой вираж, пронесясь в каких-то миллиметрах от военного внедорожника. Мастер-гонщик, блин! Гномы вообще хорошо в технике разбираются, водители первостатейные, а тут, конечно, высший пилотаж — газ вместо тормоза!
