Наистрашнейшее зло (Быть некромантом 3)

— А лицо? Лицо ты его видел? — перебил крепыш. — Да ему же... Ему же всего лет двадцать, не больше!

Я внимательно всмотрелся в его лицо. Обычное простое лицо фермерского или крестьянского сынка. Грубое, загорелое, обветренное. Длинные, нечёсаные, черные, как смоль волосы, спадающие до груди. Увидел бы такого на площади — ни в жизнь бы не подумал, что передо мной грабитель и разбойник. Чересчур здоровый и крепкий — это да. А по всему остальному....

— Как то не похож он на страшного монстра, — выразил я вслух свои сомненья.

— Согласен, — бесстрастно отозвался Корджи. — Но это дело нужно закончить.

Я обрадовался — стало очевидно, что жар сражения потихоньку латал разбитое сердце. Никакого там " ради Велаи" или "мне больше нечего терять" — Корджи явно пошел на поправку.

— Точно, — согласился я. — Сейчас Лютый без шлема и без панциря. Самое время. Вперед.

Зарычав, словно дикий зверь, Корджи выскочил из кустов и понесся к ничего не подозревающей жертве, воинственно размахивая топором.

Но Лютый был начеку.

— Да что за напасть такая! — злобно проревел он, выскакивая из ручья и хватаясь за лежащую на берегу дубину. — Мало мне моих бед, а теперь снова вы! Вот ведь неудача.

Корджи атаковал старого врага с яростью разъяренного быка. Мне же оставалось наблюдать и обмозговывать увиденное. Бой шел яростно, но сейчас, несомненно, перевес был на стороне моего друга. Раны громилы все еще кровоточили, и к тому же, оказавшись без своих кожаных доспехов, гигант оказался куда как уязвимее.

А под конец еще и судьба сыграла с ним злую шутку — отступая, Лютый поскользнулся на мокрой траве, и, не удержав равновесия, с шумом плюхнулся на спину. Корджи мгновенно воспользовался моментом и очутился возле врага. Лезвие его оружия зависло прямо у вражеской обнаженной шеи.

— Сдавайся, Лютый! Или тебе не жить! — победоносно выкрикнул крепыш. Глаза его торжествующе сияли. Я следил за ними, затаив дыхание — уж я-то знал, что рано праздновать победу, пока дело не сделано окончательно.

Но, похоже, гигант потерял к бою всяческий интерес.

— Что за невезение, — хмуро воскликнул он и послушно отбросил свое оружие подальше в сторону. — На, победил. Доволен? — прорычал он победителю с явной досадой.

— Доволен, клянусь серебряной подковой! — заявил Корджи и отошел чуть в сторону, давай возможность побеждённому занять более удобное положение. Чем тот и воспользовался, покорно усевшись на земле. Увидев, что дело действительно сделано, и больше боя не будет, вылез из кустов и я.

— Довольны, а то как же, — отозвался я, давая понять разбойнику, что друг не один. — А что ты хотел? Нечего было народ обижать да имущество портить.

Великан проигнорировал мои слова, обратившись к Корджи.

— Давай, выполняй свой долг, — проворчал он покорно. Тот не спешил, несколько сконфуженный столь быстрым финалом.

— Ну чего же ты? — холодно бросил ему Лютый. — Что, ты тоже хочешь меня помучить?

Корджи замер, не зная, что и сказать.

— Давай, валяй — режь меня. Мне уже все равно: моя жизнь потеряла смысл после того, как она отказала мне в любви. Потому давай, руби. Так даже лучше будет.

Корджи отступил еще на шаг, задумался, а потом вопросительно посмотрел на меня. А что я? Я молчок. Хотя, я в любом случае не сторонник рубить с плеча. И почему-то мне казалось, что сейчас именно такой случай.

— Слушай, Лютый, — осторожно спросил я сидящего у ручья громилу. — Тебя как на самом деле зовут?

— Ван, — хмуро ответил он. — А что?

— Ну как расскажи нам, кто это там отказал тебе в любви? И вообще — с чего это ты вообще разбойником заделался?

Бугай мрачно уставился на свои ноги, словно увидел их в первый раз и оказался замеченным жутко недоволен. Но затем, с большой неохотой, заговорил.

* * *

История Вана оказалось нехитрой.

— Да, понимаете.... — ужасно смущаясь, начал он. — Сам я родом из этой же деревни. Из Трех Холмов.

— Ну да? — удивился я.

— Вот так так, — изумился и Корджи.

— И, это, мне очень нравилась, э, одна наша... девица, — нерешительно продолжил он, неловко пододвигая под себя ноги.

— Красивая? — понимающе вопросил Корджи.

— Красивая. Красивая, как жеребенок.— На лице у гиганта засияла улыбка. — Глаза у нее такие большие, зеленые. Волосы черные, как грива у лошади. На мои похожие. А какая коса...

Мой друг одобряюще закивал головой.

— А по характеру она какова? — не удержался, чтоб не вклиниться, я. — Небось, язва была, каких свет не видел?

— Да нет. Она, э, милая и добрая... Ну, это, так мне сперва казалось, до того как она... — Казалось, великан готов расплакаться. Вот это да!

— Так что же случилось? — нетерпеливо стал подталкивать к продолженью Корджи.

— Ну, это, — продолжал запинаться тот, — каждый раз, когда я ее видел, мое сердце так и пело от радости. Когда я видел ее в толпе, она была как... роза на поле сорняков. А голос ее такой, ну, такой... словно пение соловья... — мечтательно протянул гигант и тут же горестно вздохнул. К своему удивлению я заметил, что такой же вздох печали издал и Корджи.

— Я даже встретился с ней несколько раз, — неохотно добавил Ван.

— И что? — взволнованно переспросил его мой напарник.

— Сначала у нас все было просто замечательно, — вдохновенно воскликнул гигант. — Мы гуляли по лесу...

— Встречались под луной, — печально добавил Корджи, явно думая о чем-то своем.

— Вместе ходили в гости...

— Проводили совместные ужины, — вновь прошептал мой друг.

— Я покупал ей маленькие подарки...

— А она тебе...

Они оба одновременно вздохнули. То еще зрелище, должен заметить.

— После этих встреч я осмелился написать письмо своей любимой, — продолжил Ван. — Любовное письмо. Но она... Она вернула мое письмо вместе со своим, в котором она написала... — Он не сдержался и закрыл лицо руками, — что она бросает меня. — И тут он истошно зарыдал.

Ну, и что тут скажешь?

— Выходит, ты получил от ворот поворот? — осторожно подытожил я. О боги, кажется, что-то подобное я уже слышал, и, причем совсем недавно.

— Угу, — хмуро ответил он.

— Окончательно и бесповоротно? — снова уточнил я.

— Ага, — словно эхо, отозвался тот.

— А она хоть написала тебе, почему? — с каким-то странным тоном в голосе вопросил его Корджи.

— Как бы... нет. Или да. Словом, я так ничего и не понял. Она... она написала, что я подлец, что я грубиян, и она больше не хочет иметь со мной ничего общего.

Я печально покачал головой. Что ж, бывает и такое. Бывает? Черепа да кости! Похоже, это бывает не так уж и редко! Точнее — гораздо чаще, чем ему бы следовало.

Не успел я поделиться этой мыслью со своим спутником, как к своему удивлению увидел его сидящим рядом с Ваном. И мало того — оба парня рыдали друг перед другом навзрыд!

— Ох, парни — мое сердце было разбито! — простонал великан, пуская из глаз реки солёных слез. Немного выплакавшись, он продолжил сие печальное повествование. — Окаянное письмо, будь оно проклято. После него я три дня ходил, словно больной. — Он в который раз тяжело вздохнул. — А еще мои друзья и соседи... — Ван умолк, не зная, стоит ли выдавать нам еще одну тайну.

— Так что там соседи? — поднажал я с нескрываемым интересом.

— Да это... Ну, в общем, мои друзья, или, скажем, те, кого я раньше считал своими друзьями, узнав от меня о ее ответе, стали надо мною смеяться. Твари, — рыкнул он, но вмиг успокоился. — Все стали говорить на один манер, что, мол, у меня, у сына скотника, ничего и не могло с ней сложиться. — Ван по-простецки шмыгнул носом. — Вот я тогда и удумал — нашел доспехи, дубину, надел какую-то старую маску и стал крушить. Сначала — дома и лавки своих лжедрузей. Потом — соседей, что так же надо мной смеялись. Потом — всех подряд, — с неохотой признался парень и тут же добавил: — Да, я знаю, это глупо — крушить все из-за утраченной любви. — Он засопел. — Сейчас вы мне скажете, что такое бывает со всеми. И что нет причин для горя. Что моя боль пройдет, и я скоро об этом забуду. Но... Но...

— Да ты что! — Искреннему возмущению Корджи не было предела. — Быть брошенным любимой девушкой, это, это... Это ТАКАЯ боль! Харк — я-то прекрасно тебя понимаю, — всхлипнул крепыш, утирая с глаз потоки влаги.

— Точно-точно — боль. Ужасная боль. Без моей красавицы мне теперь... свет не мил, — продолжал убиваться Ван, содрогаясь в беззвучном рыдании.

— Без нее уже и солнце не греет, верно? — совершенно разбитым голосом вопросил его мой друг.

— Да-да, — соглашаясь, простонал великан. — А еще, еще я чувствую, словно я разбитый на части!

— А душа... она словно вывернута наизнанку, так?

— Да-да. Да. Совершенно верно, друг! Ты не соврал. Ты меня действительно понимаешь.

Корджи ободряюще потрепал товарища по несчастью по спине и лес снова огласили дуэт душевного стенания.

Слушая эти душещипательные и ушискручивающие серенады, мне оставалось лишь только в страхе схватиться за голову. Вот незадача! И надо же было, чтобы эти два одиночества встретились здесь и сейчас!

Нужно было срочно что-то предпринять нервы-то у меня не железные! И уши, вроде, кстати, тоже. Но что предпринять? Что делать? С чего начать? М-да. Надо начать сначала.

— Послушай, Ван, — осторожно спросил я, боясь попасть под руку разрушением своеобразной мужской идиллии. — А письмо этой девушки у тебя с собой?

— Нет, — с трудом прекращая стенания, печально ответил он. — Прочитав такое, я порвал ответ от злости.

— Понимаю. Ну а свое письмо ты сохранил?

— Конечно. Я, это, всегда храню его... возле самого сердца, — ответил он и через мгновение в мои руки улегся небольшой, но уже изрядно помятый и пропахший потом листик грубой бумаги.

Абсолютно ни на что не надеясь, я принялся быстро скользить по строкам. Но чем дальше я читал, тем больше поднимались мои брови от осознания ужаса сего, с позволения сказать, шедевра.

— Ван, а ты... кто тебя учил писать? — осторожно спросил я, уже догадываясь, каким будет его ответ.

— Кто-кто? Наш главный конюх, — ничуть не смущаясь, ответил тот. — Наша семья занимается те, что разводит скот. Но мы живем небогато. У нас слишком мало денег, чтобы позволить нанять для меня, э, настоящего учителя письма, понимаете? Ну а в чем, это, дело?

Я не знал, как ему ответить. И вообще, не знал, плакать мне или смеяться.

— Ван, ваш главный конюх... Как бы это тебе сказать... Конюх он, одним словом, — горько усмехнулся я. — Смотри — в своем письме слово "люблю" ты написал как слово "слюню". А слово "поздравляю" как "подряпаю". Оттого и получается у тебя невесть что: вместо "люблю навеки" — "люблю на ветке", а вместо "сделаю сам"— "сделаю срам". Ну и остальное в таком же духе. Теперь ты понимаешь, на что на самом деле похоже твое послание? И попробуй догадаться, отчего твоя девушка тебе отказала?

Юноша понял все почти сразу.

— Значит, все дело в безграмотности моего послания? — изумившись, догадался он.

— Ну... и это тоже. Словом, на всю жизнь запомни одну простую истину — у конюха нужно учиться не грамоте, а тому, как ухаживать за лошадьми. И не более того. Потому как после этого рискуешь попасть впросак, — нравоучительно заметил я.

Но парню было не до моих жемчужин.

— Значит, у меня и моей кобылки еще остались шансы постоять в одном загоне?

— Ну, после всего того, что ты натворил... — Я осадил горячего скакуна и осторожно продолжил: — К тому же, не забывай и о нас — у нас с Корджи контракт на твое, э, устранение.

При этих словах великан угрюмо поник.

И что же мне теперь надо делать? Черепа да кости!

Старательно поразмыслив, я пришел к единственно верному решению.

— Давай так, — решительно заявил я. — У нас с другом контракт на то, чтобы обезопасить деревню от разбойника Лютого. Давай договоримся так — ты выбрасываешь свои доспехи и больше никогда не изображаешь из себя разбойника и бандита. И ты возвращаешься в свою деревню, как ее истинный обитатель, сын скотника Ван.

— А как же...

— Я приношу Венитарию твою маску и доспехи и говорю, что со свирепым Лютым отныне покончено, и мы с напарником получаем свою награду.

— Но как же...

— А потом, на пиру, я узнаю у местных жителей подробности твоей любовной истории и уже на месте решу, как можно исправить ту неловкую ситуацию. Договорились, Ван?

— А... Если так, то договорились, друг! Парни — как мне повезло, что я встретил вас!

Возвращаясь в деревню, я чувствовал себя великим мудрецом. Ай да я, что решил такую проблему. Ну как не радоваться? Тут и волки сыты и овцы целы!

Но кто же знал, что все так закончится!

* * *

В доме у старосты все прошло как нельзя лучше. Увидав у нас в руках маску и доспехи Лютого, и услыхав клятвенные заверения, что этот разбойник больше не побеспокоит местных жителей, Венитарий без промедления выдал обещанную награду. А потом начался богатый пир, на котором мы с Корджи восседали в качестве почетных гостей. Еда была отменная, просто пальчики оближешь. Но что обрадовало меня больше всего, так это то, что Корджи и дочь деревенского старосты нашли друг в друге интересных... собеседников. На правах героев, нас усадили поближе к семейству старосты. И вскоре я заметил, что Корджи уже в третий раз рассказывает Виоле подробности боев с могучим врагом, а девушка по-прежнему слушает его с неослабевающим удовольствием, то и дело поглядывая на перекатывающиеся тугие мышцы. Мне оставалось лишь только нечасто поддакивать. Но я особо и не расстраивался. Контракт выполнен, деньги получены, и вдобавок, у друга прошла любовная лихорадка. Ну, разве все складывалось не чудеснейшим образом?

Да, так. Но не долго.

И тут внезапно я услышал рев. Да такой, словно его издавал раненый зверь. Гам в доме моментально утих — все присутствующие обернулись на источник звука. Конечно, на шум обернулся и я.

Черепа да кости! Вот так сюрприз — в проеме дверей застыл разгневанный Ван. Глаза его сверкали неистовой злобой, лицо парня было перекошено от ярости. Вены вздуты, кулаки сжаты — не дать не взять гневный бог воплоти, пришедший за кровавой данью. Но самое странное — он глядел на нас двоих, на меня и Корджи! С чего бы это?

— Значит, вот какая помощь мне от вас? — неистово заревел он на нас с порога.

— Да что случилось-то? — еле-еле выдавил я, абсолютно ничего не понимая. Корджи просто был нем, как камень.

— Что случилось? — вновь заревел бугай. — Вы обещали мне помочь решить дела с моей девушкой, а сами подбиваете к ней клинья! — завопил он громоподобным голосом, яростно сжимая молотоподобные кулаки.

Я застыл в растерянности. Что? Где? Кого?

— Кто? Мы? Подбиваем клинья к твоей девушке? — Я ошарашенно завертел головой, но тут же замер, словно пораженный громом — меня осенило. — Значит, дочка старосты и есть твоя...

Я не знал, смеяться мне над собой или плакать. Ай да ловкач, ай да хвастун. А самого простого, имени девушки Вана, я у самого-то Вана спросить не догадался. Ну, я и тупой осел...