Испорченные. Четыре маленьких жеребёнка

Но тут чудовище опять остановилось. Она выпустила его член изо рта и мгновением позже поцеловала его в шею.

— Нет! Вы сказали, что будете продолжать...

— И я продолжала, — прошептала чудовище прямо Пипу в ухо. — Но теперь МОЯ очередь получать удовольствие...

Затем без предупреждения стул, к которому был привязан Пип, был выбит в сторону, и он почувствовал, что его подняло в воздух. Он всё ещё был связан, но сейчас его аккуратно уложили на мягкую поверхность — кровать? — и перевернули на живот.

Чудовище казалось очень взволнованным. Теперь её дыхание становилось всё громче и медленнее. По звуку Пип определил, что она находится за ним. Она расположила его так, что его зад висел в воздухе. Пип почувствовал мягкое касание копыт на крестце.

— О, ты прекрасный маленький ангел... — прошептало чудовище. — Ты такой УЗКИЙ...

Узкий? О чём она говорит?

Мягкое поглаживание его зада прекратилось, и он почувствовал, что его хвост поднят в воздух.

— Что... что вы делаете? — спросил Пип. Почему она хочет трогать его там?

— Тсссс, не беспокойся, дорогой... — сказала чудовище. — Сначала я постараюсь быть медленной.

Что-то в её голосе испугало Пипа.

— Быть медленной в чём? Что происходит?

Пип взвизгнул от неожиданности, почувствовав, как что-то мягко тычется в его задний проход. Это похоже на... пластик? Но он был тёплый и как будто чем-то покрытый...

Он ощутил вес понячьего тела на спине. И он снова услышал голос, шепчущий ему прямо в уши.

— Знаешь, что доставляет МНЕ удовольствие? — спросила она. — Слушать крики милых маленьких жеребят.

И потом — боль. Немногим раньше Пип получал удовольствие, которого не испытывал ни разу в жизни. Теперь он переживал в точности противоположное. Пони на его спине ритмично двигалась, и синхронно с этим пластиковая вещь пробивала свой путь внутри него. Она сдержала слово и двигалась медленно, но так было даже хуже. Каждый мучительный толчок, казалось, длился вечность. Над ухом он слышал всё учащающееся дыхание... нет, было больше похоже на пыхтение, как у животного. Среди её пыхтений звучали стоны и ропот удовольствия.

Пипу на глаза навернулись слёзы. Он отчаянно пытался пошевелиться, но даже если бы он не был связан, более крупная пони тут же удержала бы его. Всё, что он мог делать — плакать и кричать, пока чудовище вторгалось в его тело.

Было так больно. Он чувствовал, как будто весь разорван на куски. Он умрёт?

Крики Пипа звучали необычно пронзительно для жеребца. Это были оторопелые, продолжительные вопли, перемежаемые редкими рыданиями. Всякий раз, как чудовище продвигалось вперёд, он на миг терял голос, когда она всё дальше распахивала его внутренности, разрывая надвое ещё одну его часть. Он пробовал крикнуть "стоп", но у него выходили лишь вопли.

Чудовище, напротив, было словно в экстазе. Она испускала радостные крики, называя Пипа "милым шлюхом" и кусая его сзади за шею. В конце концов он почувствовал, как чудовище затряслось над ним в конвульсиях, издав самый радостный крик из всех. После этого она стала замедлять свой темп.

В этом было немного милосердия. Чуть смягчённое насилие всё ещё оставалось невероятно болезненным. Пип давно уже не вопил, вместо этого начав всхлипывать.

— Почему... почему вы... это больно... так больно... Я ХОЧУ К МАААААААМЕ!

— Тсссс, тихо-тихо, мой дорогой, — сказало чудовище, взяв его за волосы и немного приподняв. — Позволь мне всё исправить...

И тут Пип осознал, что его член всё ещё твёрд. Он был твёрд всё это время. Пип забыл о нём из-за боли, но сейчас чудовище тёрла его снова, и, даже несмотря на его муки, это было всё так же чудесно.

Чудовище ничего не говорила и продолжала двигаться внутри Пипа, потирая его член. Она подобрала ритм, в котором боль и удовольствие сначала сменяли друг друга, а затем стали совпадать. Пип полностью перестал различать, что есть что.

Но в одном он был уверен: ему нужно, чтобы чудовище продолжала тереть его. Он не осмеливался заговорить с ней, все его силы уходили на то, чтобы не закричать снова. Он сконцентрировался на том, как хорошо делает она его члену, и как сильно он нуждается в том, чтобы она продолжала...

Боль в заду истощала его, пока прекрасное ощущение, поднимавшееся в его члене, продолжало расти. Она тёрла всё быстрее, и тело Пипа становилось всё более разгорячённым. Но это также усиливало и боль.

Может ли одно существовать без другого? Пип не знал.

И вот это случилось. Что-то поднялось в нём, горячее, приятно набухшее и требующее выпуска. Пип застонал, а чудовище принялось лизать его шею и шептать:

— Да, да! О, мой дорогой, маленькая изнасилованная игрушка, кончи для меня!

На секунду разум Пипа опустел. Он испустил пронзительный визг.

В тот же самый миг чудовище яростно вошло в него глубже, чем когда-либо раньше.

Взрыв боли сочетался с равным ощущением невероятного удовольствия. Пип почувствовал, как что-то выстрелило из его члена, и потом это случилось ещё раз, и ещё. Всего пять раз, и каждый выплеск ощущался восхитительно.

Как только Пип снова смог соображать, его ум наполнился вопросами:

Что с ним произошло? Всё ли в порядке с его телом? Почему было так хорошо? Почему было так больно?

Почему он так напуган?

— Как это было? — прошептало чудовище.

— Это больно... — всхлипнул Пип. — Но... потом было хорошо... но сейчас только больно... я не знаю! Я не знаю, хорошо это или плохо... Со мной что-нибудь не так?

— О да, Пип, — сказало чудовище, и Пип почувствовал, как пластиковая вещь выходит из его тела. — Боюсь, ты действительно очень испорченный маленький жеребёнок. Чувствовать себя хорошо и плохо одновременно? Это очень странно, дорогой. Твоё тело ненормально.

Пип зарыдал. И всё-таки с ним что-то не в порядке. Независимо от того, что его тело только что делало, он извращенец.

— Почему вы сделали это со мной? — спросил испуганный, смущённый маленький жеребёнок. — Кто вы?

— Тссс, тсссс, всё хорошо, — сказало чудовище. — Я единственная, кто поймёт, Пип. Единственная, кто знает, как сделать тебе хорошо. Без меня ты никогда не почувствуешь этого снова. Это то, чего ты хочешь?

— Это... это не было во всём хорошо... это больно! Это больнее всего...

— О нет, дорогой, не больнее всего. Ты ещё даже не НАЧАЛ постигать пределы боли. Но не волнуйся... Я собираюсь показать их тебе...

Хоть на глазах у него и была повязка, Пип крепко зажмурился, как будто так мог спрятаться от происходящего.

— О, не бойся, дорогой... — сказала чудовище. — Тебе ведь понравилось то, что ты чувствовал? Когда эта штука выстрелилась из тебя. Это было замечательно, правда?

Ужасающийся жеребёнок сумел кивнуть.

— Ты хочешь ощутить это опять, верно?

— Д... да...

— Хорошо, не волнуйся, дорогой... — сказала чудовище. — Я буду иногда приходить за тобой. И когда я приду, я сделаю тебе очень, очень больно.

Пип почувствовал, как копыто размазывает что-то липкое по его груди. Оно было тёплым, но быстро остывало.

— Пожалуйста, нет... — сказал он тихо.

— Есть только один способ, которым я могу сделать тебе хорошо, дорогой. И, так или иначе, я не даю тебе выбора. Я собираюсь прийти за тобой снова, маленький Пипсквик. Ты не узнаешь, когда, ты не узнаешь, где, но я вернусь. И в следующий раз... — Пип ощутил поцелуй на шее. В следующий раз я покажу тебе, насколько грубой я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО могу быть.

Пип заорал снова, но его крик долго не продлился. Внезапно он почувствовал невероятную сонливость. В то же время он услышал странный звук, как будто жужжание, напомнившее ему тот шум, который издают рога единорогов, когда они творят магию.

Следующее, что он помнил — он оказался на лесной тропинке, точно там, где был раньше. Стояла полночь.

Пип хотел бы верить, что просто заснул на этой тропинке. Он хотел бы верить, что увидел просто плохой сон, и ничего больше. Он так хотел в это верить.

Следующие несколько недель он провёл в постоянном страхе. Она могла забрать его в любое время. Он нигде не был в безопасности.

Но почему часть его хотела, чтобы она вернулась? Потому что он хотел, чтобы она снова сделала ему хорошо? Не понравилось ли ему то, что она с ним делала, в глубине души? Пип не был уверен.

Он больше ни в чём не был уверен.

4. Рарити и Сильвер Спун

"Или это просто... автоматически красиво?"

Следуя со Свити Белль к бутику "Карусель", Твист обнаружила себя обдумывающей замечание Спайка о вечернем небе. Что он имел в виду под "автоматически красиво"? Может ли что-то быть привлекательным по случайности? Вроде тех кобылок в школе, что затмевают её, по-видимому, без малейших усилий?

Это немного сердило Твист — мысль о том, что эти кобылки походят на небо: красивы без всякого намерения такими быть. И, между тем, вот маленькая простушка Твист, идущая просить Рарити о платье, которое, если повезёт, поднимет её на тот же уровень, которого все прочие девочки достигли ничуть не утруждаясь.

Или она слишком серьёзно к этому относится? Спайк всегда говорил ей, что она симпатична, и Спайк не лжец. Что, если она выглядит милее, чем думает? А другие кобылки? Они хотя бы понимают, как хорошо выглядят? Если для них это естественно, они хоть когда-нибудь думают об этом?

— Если я стану красивой, — сказала Твист, — как я об этом узнаю?

— Прости, что? — спросила Свити Белль. Она казалась глубоко погружённой в мысли и не произнесла ни слова с тех пор, как они расстались со Спайком.

— Ой, я просто подумала вслух, — сказала Твист. — У меня есть вопрос, который, я думаю, нужно задать твоей шестре.

— Моей сестре... — сказала Свити Белль. — Слушай, Твист, ты уверена, что у тебя сегодня есть время на это? Знаешь, гм, моя сестра действительно носится со своими платьями. Она может отнять у тебя много времени... так что если у тебя есть чем заняться, например, домашней работой...

— Нет! Совсем ничего! — прощебетала Твист. — И мне не терпится начать!

— Ладно... — сказала Свити. Она повесила голову.

— С тобой всё в порядке, Свити? — спросила Твист. — Обычно ты не такая тихая...

— Я в порядке, — сказала Свити, вновь подняв голову. Она не смотрела на Твист. — Вот мы и пришли.

* * *

Пип трепетал. Он был ошеломлён.

Чудовище забрало его уже в четвёртый раз. Четыре раза за полгода, и каждый раз было больнее — и приятнее — чем в предыдущий. За это время маленький жеребёнок свыкся с несколькими непростыми истинами: удовольствие всегда приходит с болью. Страху перед чудовищем всегда сопутствует волнение от её прикосновения. Каждый день он боялся её неизбежного возвращения — и, вместе с тем, дождаться его не мог. Всякий раз, как она забирала его, он узнавал всё новые вещи о собственном теле. Они были ужасающими — и восхитительными.

Чудовище была права. С ним что-то очень, очень не в порядке. Это единственное объяснение. И чудовище, при всей её жестокости, была единственным существом, кто мог помочь ему понять себя.

Но в этот раз всё было иначе.

Он очнулся, как всегда, связанный и с повязкой на глазах. Но чудовище не говорило и не делало ничего.

— М... мисс чудовище? — сказал Пип. — Вы тут?

Ответа не последовало.

Пип звал, снова и снова, но ему отвечала лишь тишина. Время шло. Может, минуты, может, часы. Пип не был уверен. Всё, что он знал определённо — здесь никого не было. Он был один, лишённый возможности двигаться или видеть.

Жеребёнок запаниковал. Что, если чудовище на этот раз не появится? Что, если она просто оставила его здесь умирать с голоду?

Пип снова попробовал говорить, но опять не услышал ответа.

"Может, чудовище хочет, чтобы я вёл себя тихо, — подумал он. — Может, если я покажу, каким тихим могу быть, она заговорит со мной. И... поиграет со мной."

Прошёл час, пока Пип сидел в полной тишине. Ответа не было. Он решил проявить упорство. Прошёл ещё час. Потом ещё один. И ещё один.

И потом жеребёнок понял, что должен кое-что сказать. Это ужасно смущало, но было крайней необходимостью.

— Мисс чудовище? Вы здесь? — отважился он спросить. — Я, м-м... мне нужен горшок.

Он услышал что-то вроде звука семенящих копыт, но они звучали не похоже на его чудовище. Они звучали как принадлежавшие другой кобылке. Потом он услышал звук открывшейся и закрывшейся двери, и больше ничего.

— Эй? — позвал он. — Пожалуйста? Мне надо пописать!

Прошло несколько минут, пока Пип, неудобно скорчившись, вёл быстро проигрываемую битву с собственным мочевым пузырём. Потом он услышал открывающуюся дверь и как будто два набора копыт. Потом ничего.

— Пожалуйста? Я не могу удержаться! Пожалуйста!

Ничего.

Не в силах больше сдерживаться, он обмочился. Моча заполнила сиденье стула, оставив жеребёнка сидящим в собственной луже.

И тогда он услышал. Два голоса — смеющихся.

Кто-то наблюдал за ним всё время. Пип не мочился под себя с тех пор, как был совсем маленьким, и даже тогда единственной пони, кто это видел, была его мама. Униженный жеребёнок заплакал.

— Почему... вы... меня... не... отпускаете? — выдавил он между рыданиями и рёвом.

— Потому что гораздо забавнее смотреть, как ты себя изгваздал, дорогой, — ответил голос. Пип сразу его узнал — он принадлежал чудовищу.

Почему, услышав её голос, он почувствовал себя лучше?

— Ты устроил настоящий беспорядок, — сказала она. — И, похоже, это не единственное, чем ты меня удивишь!

Пип почувствовал, как копыто чудовища трогает его член. Он начал твердеть в тот момент, как Пип услышал её голос.

— Простите, мисс чудовище... но... вы ведь со мной поиграете, да? — в голосе Пипа был страх.

— Возможно, — сказала она. — Но прямо сейчас, я думаю, будет лучше, если ты уберёшь за собой. Ох, и меня зовут не "Мисс Чудовище", маленький Пипсквик...

И тут она просто взяла и убрала повязку с глаз Пипа.

— ...ты будешь обращаться ко мне Мисс Рарити, — сказала она.

Прекрасная белая единорожка стояла перед ним, лукаво улыбаясь. Пип был ошеломлён. Так всё это время чудовище было просто нормальной пони? Никакого мистического создания или поедающего жеребят зверя, просто единорог?

— Я... но... вы... — запнулся Пип.

— Довольно, дорогой, — сказала Рарити. — Я должна была скрываться от тебя некоторое время. Это часть магии, видишь ли. Всё, что я делала с тобой до сих пор, было частью моего заклинания.

— Заклинания?

— Конечно, дорогой. Я единорог. Мы творим заклинания. Ты это знаешь, — сказала она самым заботливым голосом.

Пип, будучи земным пони, понятия не имел, как творится магия. Это был не тот предмет, о котором он когда-нибудь много думал. Комната, в которой он находился, определённо была похожа на ту, что могла бы принадлежать ведьме. Тёмная и пыльная, без окон. На полу валялись загадочные вещи, назначения которых Пип не понимал.

— Ты очень-очень странный пони, маленький Пипсквик, — сказала Рарити. — Теперь ты должен это знать. Вещи, которые делает твой член — они ненормальны. Смотри! Вот, прямо сейчас!