Землепроходцы (крестоносцы 3)

Между тем, совершенно не догадывающийся о нависшей над ним опасности, Постолов, расположившись за длинным столом, стоящим под навесом посреди двора фактории, мирно беседовал с атаманом доставивших ратных людей лодейщиков.

— Когда назад собираешься? Или может здесь, государева возвращения подождешь?

— Нет, Игнат — бывший ушкуйник, а ныне преуспевающий владелец рыболовных и китобойных промыслов Афанасий Кормщик отложил ложку, которой хлебал мясные щи из большой глиняной миски, степенно огладил усы и бороду — поснедали, да и сызнова в море. Дел ноне невпроворот. Я уж было, на промысел собирался к Тресковой Банке, ан нет, Егор Михалыч велел сперва войско сюда доставить. Так, что не обессудь, некогда нам гостить у тебя.

— Жаль, вместе оно куда как веселее — покачал головой приказчик — неспокойно мне что-то.

— Даст Господь, обойдется все — махнул рукой Афанасий — да и государь вона ратников тебе оставил. Парни крепкие, случись, что отобьетесь, а завтрева к полудню еще лодьи придут.

— Дай то Бог, дай то Бог — согласно кивнул Игнат — ну да ладно.

— Ну, благодарствую за хлеб-соль — Кормщик поднялся из-за стола широко, размашисто перекрестился — ну пошли, что ль ребятушки, дело, оно ждать не будет.

Паруса ушедших в море суденышек растворились в серой хмари нависших над горизонтом облаков, и вскоре на берег тихо опустился вечер, расплакавшийся нудным осенним дождиком. Постепенно наползала ночь. Сон сморил утомленных делами и заботами людей, и только Постолов, мучимый нехорошими предчувствиями не мог найти себе покоя. Некоторое время он ворочался с боку на бок, шурша свежим, пахучим сеном, брошенного на широкую лавку тюфяка, затем поднялся, накинул на плечи кафтан и вышел во двор. Постоял, прислушиваясь к привычным для уха местного жителя звукам: шороху дождя, негромкому плеску волны о борта покачивающихся у причалов дощаников, ритмичному рокоту морского прибоя, редким крикам ночных птиц, тоскливому волчьему вою, изредка доносимому ветром откуда-то издалека, с противоположного берега реки, негромким шагам и позвякиванию кольчуги часового, расхаживающего на крытом помосте над воротами. Мирная, привычная обстановка несколько успокоила Игната и мысленно обругав себя за излишнюю мнительность он развернулся уже было, чтобы идти спать, как вдруг выглянувшая в разрывы между тучами луна осветила на крыше одного из сараев странный, бесформенный силуэт.

— К оружию! К оружию! — даже не стараясь понять, что именно он увидел, заорал приказчик, сбрасывая с плеч одежду и судорожно оглядываясь в поисках того, что можно было использовать в качестве этого самого оружия.

Его крик подхватил часовой. И тут же во двор через ограду частокола скользнул десяток черных теней. Звонко хлопнул выстрел, две мечущиеся по двору фигуры упали, одна из них так и осталась недвижимо лежать на земле, другая торопливо стала отползать в тень ближайшего строения. Облако порохового дыма окутало площадку, на которой прозевавший врагов ратник отчаянно отбивался от лезущих со всех сторон индейцев. Одного сбросил вниз ударом сапога, второму размозжил голову прикладом разряженной пищали. Больше он ничего сделать не успел, подкравшийся сзади воин кошкой прыгнул ему на спину и быстро полоснул ножом по незащищенному кольчугой горлу. Не успело еще осесть булькающее кровью тело, как заскрипели открываемые ворота, и ночь взорвалась многоголосым воем. Во двор фактории ворвалось несколько десятков потрясающих оружием, дико завывающих на разные голоса, каюгов.

Всего этого Игнат не видел, поскольку сам в это время прилагал все усилия, чтобы сохранить свою собственную жизнь. Постолов перехватил и вывернул из руки набросившегося на него здоровенного ирокеза каменный томагавк и широко размахнувшись, двинул противника кулаком в ухо. Удар был достаточно силен, но вопреки ожиданиям каюг только отступил на шаг, затряс головой и яростно взревев, бросился на приказчика, сбив его с ног. Некоторое время противники барахтались на земле. Индеец пытался задушить врага, а тот, извиваясь словно уж на сковородке, левой рукой пытался разжать сжимающие горло тиски а правой беспорядочно молотил по его голове и спине. Силы уже покидали полузадушенного Игната, когда он сумел извернуться и достать из-за голенища сапога нож. Несколько раз с остервенением ударил им в бок уже торжествовавшего ирокеза, с трудом сбросил с себя враз обмякшее тело и тяжело поднялся. Двор фактории был полон вооруженными индейцами. Постолов попятился назад, пока не уперся спиной в бревна блокгауза. Убрал обратно в сапог бесполезный нож и закрутил головой в поисках более подходящего оружия. Подхватил стоящую у стены двухметровую тяжелую слегу и приготовился подороже продать свою жизнь. Вдруг вверху над его головой, что-то негромко стукнуло, зашуршало, узкую бойницу — окошко высунулся граненый ствол пищали. Грохнул выстрел, затем еще один уже из соседнего окна, проредив жребием густую толпу каюгов. Все вокруг заволокло серым пороховым дымом. Дверь блокгауза широко распахнулась, тренькнули тетивы арбалетов, и небольшой гарнизон контратаковал опешившего противника. На первых порах новороссам за счет внезапности и хорошего оружия удалось добиться некоторого успеха и оттеснить врага. Однако численное превосходство индейцев все таки сыграло свою роль, и потеряв одного из своих товарищей убитым защитники фактории, унося с собой двоих раненых бойцов, вынуждены были отступить в блокгауз, ставший для них настоящей цитаделью. Впрочем, Игнату эта вылазка спасла жизнь и дала возможность соединиться со своими людьми. Рванувшихся было вслед за отступающими врагами, каюгов отогнали огнем из пищалей и арбалетов.

Несколько раз, наиболее отчаянные ирокезы пытались добраться до двери блокгауза. Сначала, чтобы выбить ее, затем, чтобы поджечь. Но всякий раз град жребия и арбалетные болты заставляли смельчаков отступить, по мере возможности утаскивая за собой убитых и раненых соплеменников. По той же причине им не удалось, и разграбить склад с товарами припасенными Игнатом для торговли с местными племенами. Некоторое время попытки эти повторялись с завидной регулярностью, но скоро, однако, глупые и храбрые быстро закончились. Все, что оставалось более умным и осторожным, это только издавать грозные боевые кличи и выкрикивать ругательства в адрес своих врагов. Впрочем, проделывали все это воины Танцующей Змеи, благоразумно стараясь не высовываться на открытое место. На некоторое время между противоборствующими сторонами сложилась патовая ситуация. Осажденные не могли покинуть своего укрытия, но и осаждающие также вынуждены были попрятаться, не имея возможности воспользоваться плодами своего успеха. Жадность и надежда все-таки добраться до спрятанных там сокровищ не позволяла индейцам сжечь факторию целиком.

Так, под грохот пищальной пальбы и вопли каюгов прошла ночь, сменившись хмурым, промозгло-сырым утром. С первыми лучами, выглянувшего из-за туч, раннего рассветного солнца тщетно пытающегося разогнать сумрак плохо освещенного помещения, Постолов поднялся со своего топчана, сунул за пояс топор, подойдя к бойнице, отодвинул в сторону стоящего возле нее часового, осторожно выглянул наружу. Двор был пуст, если не считать десятка неподвижно лежащих человеческих тел, натекшая кровь, щедро разбавленная дождевой водой уже успела впитаться в землю, оставив после себя неряшливые, черные пятна. Вокруг царила тишина. На первый взгляд могло показаться, что индейцы ушли, однако Игнат слишком хорошо знал упрямый нрав своих противников, чтобы поверить в такую удачу.

Между тем маленький гарнизон блокгауза начал постепенно приходить в себя после ночных тревог. Организованное посменное дежурство у бойниц дало возможность людям хоть немного отдохнуть, что позволило сохранить их боеспособность. Наличие кое-какого запаса продовольствия и питьевой воды позволяло дюжине бойцов продержаться в осаде как минимум три-четыре дня. Неважно обстояли дела с двумя ранеными. Один из них получил сильнейший удар по голове и до сих пор находился без сознания, немногим отличаясь от покойника, второму медным наконечником копья пропороли бедро. Рану промыли и перевязали, но очевидно, недостаточно хорошо в результате началось заражение. Бедняга метался в бреду с температурой, но помочь ему в отсутствие сколько-нибудь квалифицированного медика, никто не мог.

— Лодьи Игнат Евсеич, лодьи идут! — с лестницы, ведущей на самый верх, под четырехскатную крышу блокгауза, скатился мальчишка-наблюдатель.

— А ну — Постолов быстро взобрался по ступеням-перекладинам, протиснулся в узковатый для его комплекции люк. Пригнувшись, чтобы не зацепить головой низкую стреху подобрался к небольшому слуховому окну. Действительно уже даже невооруженным глазом на сером фоне моря и неба можно было разглядеть белые пятнышки парусов.

— Одна, две, три, это ж народишку полста а то и поболее будет — негромко, себе под нос произвел недолгий расчет приказчик и истово перекрестился — слава тебе Господи. Уберег Отец Небесный. Не дал случиться злому делу.

Радость Постолова вполне можно было понять, на каждом из трех суденышках, подобных тем, что неспешно приближались к берегу, размещалось обычно от полутора до двух с половиной десятков корабельщиков, людей бывалых, привычных орудовать не только тяжелым веслом и парусом, но и неплохо управляющихся с саблей, топором и рогатиной. А значит, можно было рассчитывать на помощь довольно солидного по здешним меркам отряда.

Подобный расклад впрочем, был очевиден не только для Игната. Индейцы также прекрасно видели суда бледнолицых и имели вполне отчетливое представление об их численности. Их же отряд, еще вчера насчитывавший около сотни воинов, за время ночного штурма потерял убитыми и ранеными почти четверть своего состава, а значит, новый бой предстояло вести с практически равным по численности, но гораздо лучше вооруженным противником. То есть должно было случиться как раз то, чего опытный и осторожный военный вождь каюгов всеми силами хотел избежать. Рассудив, что его воины еще пригодятся в большом сражении с основными силами, ушедших вглубь леса врагов, взвесив все "за" и "против", Танцующая Змея приказал отступать, несмотря на недовольный ропот своих соотечественников и возмущенные увещевания Красной Птицы предлагавшего устроить засаду и разгромить противника по частям. Вождь был непреклонен и не прошло и двадцати минут как ирокезы ушли, словно растворились в густой чаще. Осада фактории в устье Ленапевихиттака, закончилась.

ГЛАВА 4 Поход. Егор выходит на тропу войны.

Заросшие густым, девственным лесом склоны Аппалачских гор не самый удобный маршрут для обвешанного десятками килограммов оружия и доспехов пехотинца. Но хуже всего пришлось артиллеристам и приданному им в помощь десятку охотников. Тащить пусть даже небольшую пушчонку по узкой, бегущей то вверх, то вниз, петляющей между могучими стволами вековых деревьев охотничьей тропе занятие довольно изнуряющее. Хорошо еще осень в этом году оказалась достаточно сухой, иначе маршрут, был бы вообще непроходим.

Глядя на мучения своих людей, Ляшков в уме решал техническую задачку. Условие: имеется трехфунтовый фальконет на простеньком колесном станке, пара мулов и горно-лесистая, лишенная даже намека на какие либо дороги, местность. Задание: сделать так, чтобы оный предмет можно по этому, самому бездорожью, легко, а самое главное быстро перемещать, не выматывая до самой крайней степени артиллерийскую прислугу и ее четвероногих помощников. Идея создания легкого, горного орудия с разборным лафетом лежала на поверхности. Когда-то давно, еще мальчишкой на страницах какого-то научно-технического журнала он видел изображение русского трехдюймового горного орудия, перевозимого во вьюках тремя лошадьми и достаточно быстро приводимого в боевое положение силами немногочисленного расчета. Вот только одно но, в нынешних условиях, животных для перевозки подобного орудия и боекомплекта к нему требовалось примерно в два-три раза больше, а возможности княжеской конюшни были весьма и весьма ограничены. Овчинка выделки явно не стоила.

В очередной раз увернувшись, от норовящей хлестнуть по августейшей физиономии уже по-зимнему голой ветки, Егор недовольно поморщился, поправил туго набитый рюкзак за спиной. Блин горелый, целый князь, по европейским меркам принц, а приходится, как рядовому стрелку, пешком топать. Да еще и волочь на собственном горбу килограмм двадцать груза. А ничего не поделаешь, верный боевой конь на лодью просто не влез, места не было. Хорошо еще, что с броней заморачиваться не стал. Нет, кольчужку натянуть пришлось и поддоспешник конечно тоже, все-таки война с индейцами дело не предсказуемое, никогда не знаешь из какого куста тебе "привет" прилететь может. Так, что и самому постоянно приходится в боевой готовности быть и за людьми приглядывать. И на подчиненных не навьючишь, итак каждый боец отряда помимо оружия, припасов всяких много тащит. Вот, разве, что... Ляшков обернулся, оценивающим взглядом окинул по-юношески тощую, нескладную, в общем, далеко не богатырскую фигуру оруженосца — адьютанта, скептически хмыкнул. Мда, этому "чудо — богатырю" себя бы донести. У пятнадцатилетнего потомка древнего дворянского рода, нищего и страшно гордого, как впрочем, принято у них в Шотландии, только гонору на десятерых хватит. В первый же день, как только сошел на причал Форта Росс с борта пришедшего из Европы кугелевского когга, юный горец, подрался с пришедшими с промысла ватажниками-промысловиками Афанасия. За кинжал схватился, даже успел порезать одного из новгородцев, не сильно, правда. Подоспевшие полицейские сработали четко и вовремя пресекли безобразие. А главный полицмейстер, когда разобрался, только руками развел. И ватажников вроде понять можно, не каждый день встретишь парня без всякого стыда разгуливающего в юбке, да еще такой срамно — короткой, что ни одна крещеная баба или девка на себя не оденет. Опять же за оружие мальчишка схватился, кровь пустил, так, что по новоросским законам виру с него брать надо в пользу потерпевшего и в княжескую казну. А с другой стороны и шотландец тоже прав, нечего было потерпевшему ему эту проклятую юбку задирать. Вишь, проверить охальнику захотелось, кто же такое над собой терпеть будет? Вот и не потерпел юнец урону дворянской чести. Тоже проверяльщик нашелся, и без него найдется кому. Есть на то "компетентные органы". Последнее словосочетание, услышанное из уст непосредственного начальства, очень уж понравилось бывшему ливонскому деревенскому старосте, волей судьбы, ставшему главным блюстителем порядка в Форте Росс и его окрестностях, он его тщательно зазубрил и теперь частенько вворачивал к месту и не к месту. В общем, подумал наш полицмейстер, почесал седую голову, и суд его был скорым и справедливым. Любопытному ватажнику присудил неделю штрафных работ по уборке городских улиц. А с шотландца штраф взял за пролитую кровь. Ну как взял, выяснилось, что собственно брать то с него и нечего. Деньги, полученные им в новоросской вербовочной конторе, в Гамбурге до последнего медяка ушли на погашение многочисленных долгов и оплату за проезд. Кроме пресловутого килта, клетчатого пледа, тощей сумки и широкого дедовского дирка, ничегошеньки у него за душой не было. Выручил парня Ляшков который среди прочих новостей получил и доклад о курьезном случае в порту. Виру выплатил новгородцу князь из собственного кармана, а юного Мак-Грегора, забрал себе в оруженосцы, должен же он как-то деньги отрабатывать, да и должность эта при дворе как раз была вакантна.