Серый дар. Немой приговор

В данный момент он, например, убирал в конюшне. Причём, лошади его не любят ещё со времён его первых розыгрышей, когда он им под сёдла подкладывал крапиву, чтобы те бесились, а затем сбрасывали ничего не понимающих всадников. Конечно же, скотине доставалось, конюхам доставалось, даже графу старому от гостей однажды досталось, когда те пропололи своими телами землю! А вот мелкого пакостника вычислили не скоро...

Поэтому Цветику сейчас жилось не сладко с опасением получить в лоб копытом. Ну, так оно того заслужил. Да и наказания ему хоть и придумывали тяжёлые, но совсем уж не мучили, всё же ребёнок ещё. Нет, старуха-Хэйла предлагала его вообще выпороть, а потом устроить проказнику день выживания в условиях дикой природы, но остальные слуги отказались брать на себя ответственность за его хладный трупик по истечении этого дня.

Я размышляла и одновременно, держа второй поток в сознании, тренировала левую руку. Это учитель перед отъездом, торжественно, как на какой-то церемонии, сообщив, что выполнил свою работу, дал мне список с заданиями для развития разума и, соответственно, ментального дара. И вот мужчина отправился в путь, точнее, назад, к себе в академию, откуда его по заявке сюда вызывали, наверное, он сейчас ещё и под дождь попал... Так вот, он уехал, а я осталась с таким же длинным, как борода у старейшин, правящих в маленьком городке, где я родилась, списком занятий для дальнейшего совершенствования.

Начать я решила с самого простого, на мой взгляд, с развития левой руки. Оказывается, учась писать непривычной для нас конечностью, мы улучшаем работу одного из полушарий мозга! Правая рука — левое, а левая — правое. Вот и получалось, что, тренируя одновременно удержание двух потоков и написание алфавита непривычной конечностью, я потихоньку неторопливыми и небольшими, словно у ребёнка, шагами двигалась вперёд.

Оставалось, кстати, до моего становления совой, ровно четыре дня, включая этот. Немало, согласитесь. Особенно учитывая то, что мой прогресс в магическом искусстве окончательно определил успех начатого. Всё же это была единственная преграда перед нами. Но повезло...

На самом деле, я даже немного жалела, что всё так вышло... Если бы я так и не смогла перешагнуть свой предел, то не мучилась бы сейчас от неизвестности будущего. Но такие мысли быстро выветрились из моего сознания, инстинкт самосохранения высказался и вновь замолчал, как обычно.

Писать левой рукой получилось далеко не сразу. Сначала я даже не могла правильно обвести написанное правой конечностью, выходило угловато и совсем не ровно, будто канаву рыла, а не рисовала упрощённые руны, то есть буквы! Вообще, общество пользовалось именно буквами, руны были в ходу лишь у магов... Но мне приходилось учить обе письменности, так как, будучи немой, я искала иные способы быть понятой другими.

Когда я научилась хотя бы более или менее округлять резкие повороты линии, то попробовала сама что-нибудь из алфавита написать... Не получилось. То есть совсем! Снова углы и зигзаги, но никак не идеальные в своей простоте руны.

Раздражённо сжала рукой край массивного деревянного подоконника с резными узорами по краям от проявившего инициативу плотника. Он вообще был мастером на все руки, если судить по таким же изящно сделанным стульям и столам. Но всю красоту, как обычно, скрывали богато сшитые скатерти и мягкие подушечки на сиденьях стульев. В общем, мастер зря старался, его работа была видна лишь на подоконниках, и то лишь, когда тяжёлые шторы убирали служанки для чистки и мытья.

Пока я разглядывала шикарно выполненную резьбу по дереву, раздражение ушло, а монотонная музыка капель за окном снова вернула рабочее настроение. Опять заскользила скрипучей линией грифельная палочка. И опять углы и зигзаги. Видимо, я ошибочно приняла это упражнение за лёгкое. Но теперь уж разницы нет!

Я так увлеклась попытками вывести более или менее круглую руну, что даже не заметила, что в обыкновенно тихой пустующей гостиной, словно кладбище не для людей, но для мебели, появились посторонние, ворвавшись шумом и голосами в безмолвие, нарушаемое лишь перестуком капель за окном. Конечно, меня не увидели и не заметили, даже не подумав, что тут кто-то есть. Сегодня шторы свисали сверху массивными складками, закрывая мою фигурку от любопытных глаз.

Я не стала рассекречивать собственное нахождение здесь, так как голоса принадлежали двум молодым мужчинам, а таковыми в этом доме могут быть только гости! Юноши в услужение к графу идут редко, чаще отправляясь служить или учиться. В общем, вылези я сейчас, мою ауру бы точно запомнили бы, увидели бы, а распоряжение старого графа было бы нарушено...

А так всегда остаётся надежда на то, что они просто не станут сканировать помещение магическим взглядом. И, правда, не стали...

Нет, не будь они так разозлены чем-то, то обязательно бы предприняли хоть какие-нибудь меры безопасности, но тут они, как оказалось, прятались от соглядатаев своего дядюшки. И один пытался успокоить другого, порывающегося со всем пылом молодого организма уезжать тут же! Потому как достали! Все!

И слуги его бесят, везде шныряющие (претензия, видимо, ко мне тоже относится благодаря их сумкам и вытащенным оттуда моей рукой артефактам телепорта)! И шпионы чуть ли не на каждом углу! И вообще! Просто достали все!

— Шир, будь менее эмоционален, — убеждал Ллои своего друга, буквально сыплющего в окружающее пространство искрами магии, словно острейшими иглами. Всполохи его ауры разлетались на много метров в стороны, создавая этакий барьер на пути желающих поговорить с парнем. Даже его брат держался от него на почтительном расстоянии.

— Как ты не понимаешь! — буквально рычал взбешённый Шир, сжимая и разжимая кулаки не в силах успокоиться, — он же, наверняка, нас так просто к друидам не отпустит! И ладно бы, если реально бы беспокоился, но он же всё это делает ради наследников! Мы ему не нужны...

Я сидела, затаив дыхание и не шевелясь. Придерживала тонкими от недосыпания и недоедания пальчиками тяжёлую штору, чтобы та не колыхалась и не выдала бы случайно моё присутствие. А диалог всё продолжал набирать обороты, становясь всё эмоциональнее и эмоциональнее! Слова, словно сгустки энергии вылетали и массивными телами висли в воздухе, громкость разговора уже никого не волновала, и никто её не регулировал. Они даже не спорили! Просто выплёскивали друг на друга негативные впечатления от проживания здесь.

Те копились, будто монетки в детской копилке-игрушке. Копились-копились, копились-копились... И вот теперь их необходимо было скинуть, словно зимнюю шкуру с наступлением весны какому-нибудь зверю!

— Давай просто уедем отсюда! — наконец, пришли они оба к выводу. Очень неприятному для нас всех выводу. И я как-то сразу поняла, что надо торопиться! Что теперь у меня в сухом остатке едва ли день наберётся! И, правда... Со следующей фразой двух родственников мои предположения подтвердились:

— Сегодня же! Сегодня же ночью уедем!

Они поболтали ещё, уже успокаиваясь, будто погода после бури, а потом ушли из комнаты, предварительно подняв с пола скинутые в эмоциональном порыве вещи. Как только их шаги стихли в конце коридора, обозначив то, что я могу уже безопасно вылезти, не боясь быть увиденной, я тут же спрыгнула с подоконника! Спрыгнула прямо в штору, запутавшись в складках последней! Но вскоре освободилась из плена материи и бросилась на поиски старого графа. План должен претерпеть значительные изменения!

Однако, как не суждено было магам стать низшим слоем общества, так и мне было не суждено первой оповестить старого графа. Как только я добежала до любимого кабинета начальника, запыхавшаяся, подвернувшая по пути ногу, утирающая пот со лба... Так вот, я стою у кабинета, жду, когда верные псы графа меня пропустят, а тут из кабинета выметается и на меня налетает Петрушка!

— О, тебя-то я и послан найти! — радостно вскрикивает он с типичным деревенским говором и, в силу простоты своей натуры не заморачиваясь скрытием эмоций. Он был тут посыльным... Собственно, работу выполнял хорошо, а к его доброму, даже несколько наивному нраву все уже привыкли.

Меня сноровисто затащили в кабинет под неодобрительными взглядами старых вояк, его охраняющих. Но заграждать дорогу нам они не стали, дав пареньку выполнить задание графа.

— Она здесь, — скороговоркой в своё стиле оповестил Петрушка и, не дожидаясь распоряжений, исчез из узкого пространства кабинета, который был любим графом вовсе не за размер, а за то, что окна открывают прекрасный вид на восток. И каждое утро старик любил проводить здесь, любуясь на оба солнца, просыпающихся по очереди.

Он вообще был человеком спокойным, даже в чём-то очень мудрым, но по-настоящему его характер показывали его всегда справедливые хоть иногда и строгие поступки. Поэтому-то его тут любили. А некоторые, вроде Петрушки, и боготворили!

— Присаживайся, — как обычно, не став заморачиваться ненужным этикетом, указал старый граф на стул для посетителей. Один. Да, основной наплыв гостей начальник встречал в других кабинетах, а то и в гостиных.

Я всё же с достоинством поклонилась и неторопливо села, как подобает хоть и не леди, но девице хорошего воспитания. Всё же каким бы добродушным не казался граф — это лишь одна из множества масок, что он носит в повседневной жизни. А по-другому нельзя... Это высшее общество. Не научишься лицемерить — сожрут и не подавятся!

— Ирис, я хотел сообщить тебе, что планы меняются... Но, видимо, ты и сама это уже знаешь, — он прищурился, — не напишешь, откуда? — мне протянули предусмотрительно приготовленные на краю стола листы и грифель.

Вздохнула и застрочила, всё же иногда так бесит мой недуг! А ведь ментальные способности открылись у меня, словно источник в пустыне, когда я потеряла голос... Да, я не родилась такой, а стала. Но вспоминать слишком больно! А ведь травма у меня не физическая, а психологическая.

Помню, как сидела, будто неподвижная статуя, а незнакомый тогда менталист пытался меня расшевелить... Как скользкими и мокрыми щупами, придуманными моим воображением, залезал мне в голову. И натыкался на блоки. Он так и не сумел научить меня говорить... День за днём, ночь за ночью. Сдался, опустил руки, а в голову ко мне перестали лезть мокрые ментальные щупы, похожие на ноги осьминога, виденного мной однажды на картине в замке старого графа.

А я так и продолжала сидеть на разваливающейся койке с железными рамами, закреплёнными ржавыми винтами. Без движений смотреть сырую стену, покрытую противной плесенью болотного цвета, словно пень мхом! И отсчитывать время по падающим на каменные плиты пола каплям... Этот подвал будет преследовать меня, будто верная ищейка добычу, всю жизнь. А особенно то, как неприятно, омерзительно, когда твою голову приходится делить с кем-то другим! Как это ужасающе напряжённо, как кровь холодит кожу под ноздрями, как ногти оставляют красные полумесяцы на ладонях, и как ты хочешь закричать, чтобы всё остановилось! Прекратились! Замерло! Но не можешь... Не можешь говорить!

А менталист продолжает долбить блоки в сознании и подсознании с упорством осла из 'лучших' побуждений! В итоге ему пришлось сдаться, а мне смириться с тем, что снова заговорить меня заставить может только чудо.

Совсем не замечаю, как сильно ухожу в себя, даже старый граф уже нервничает, сбросив обычную маску невозмутимости, словно змея кожу. Но вот я вновь на поверхности, и воспоминания постепенно перестают накатывать волнами. Моё море памяти снова спокойно. И ничто не в силах его побеспокоить!

— Ирис! Ирис! Да что с тобой? — неподдельное беспокойство в голосе совсем не наигранное, а самое настоящее. Но после стольких лет ношения маски граф просто не в состоянии от неё так легко отказаться, вот и теперь... Только я резким рывком, словно получив глоток воздуха после удушья, прихожу в себя, и он снова тот самый невозмутимый, как скалы на западной границе империи, аристократ.

— Не делай так больше, — строго и абсолютно равнодушно сказал он, но нотки облегчения в голосе всё равно прорезались, будто подснежники из-под земли после суровой зимы.

Кивнула и быстро-быстро начала писать. Мне уже даже сосредотачиваться не приходится да и смотреть под руку не обязательно. Действия настолько рефлекторны, что я использую сознание для вспоминания деталей, а не для слежки за письмом, чтобы не допустить ошибок. Уточнения выношу пометками на полях, и в итоге — весь разговор оказывается на двух листах бумаги, как и мои соображения по его поводу, как и эмоции оппонентов, мною уловленные, как и всякие на первый взгляд неважные детали. В общем, там было всё!

Бесшумно передала только что составленный отчёт начальнику, тот проскользил глазами, словно тающими льдинками по гладкой наклонной поверхности, текст, одобрительно кивнул и, вздохнув, сложив руки домиком, приступил к пояснениям. Точнее, к версии, которую скормят мне... Для разных людей разные истории о том, как граф узнал о подготовке племянников к побегу. Для начальника охраны, что его ребята постарались, для начальника тайной охраны — что его. Для слуг — кое-кто из вас нашёл неопровержимые доказательства скорого побега наследников... И так далее...

Мне же ничего, как оказалось, пояснять не стали, просто объявили о дальнейших планах. Ну, очень неожиданных! Как гром среди ясного неба!

— Придётся накладывать на тебя печать трансформации раньше срока, но по докладам твоих учителей у тебя, Ирис, значительные успехи, значит, общая картина плана не пострадает. Только сроки.

Он вздохнул, встал, прошёлся взад вперёд, как бы размышляя над дальнейшими указаниями, а, на самом деле, давая мне время обдумать и подготовиться к следующей части новостей. Мне же изменения планов, о которых я ещё недавно сама думала, не нравились. Совсем.

Хотя бы потому, что со скорым превращением в сову я не смирилась, до этого думая о данном событии как о чём-то далёком... Несущественном сейчас. Вот и получается, что теперь времени у меня нет, а его оставшиеся крупинки утекают водой сквозь пальцы, пытающиеся их остановить! А пока я страдала по поводу отсутствия нормальной психологической подготовки к факту становления совой, старый граф снова сел и ровным тоном, словно утоптанная земля на опушке, продолжил:

— Сегодня же через час ты должна явиться в комнату для наложения печатей. Одежда какая-нибудь, которую не жалко, но такая, чтобы ладони, лоб и ступни были открыты. Никакой косметики, никаких украшений (после наложения печати они попросту исчезнут), ничего лишнего. Понятно?

Кивнула, чувствуя взрыв эмоций! Всего-то час! Я не успею... Не смогу... Откажусь... Нет! Вот чего-чего а этого не будет. Пообещала — выполняй. Подводить дорогих мне людей не хотелось, как и нарушать своё слово. Нужно просто воспринимать превращение в сову в качестве приключения. Ведь интересно же будет приобрести такой опыт. Вот и спокойно, тогда.

А в это время меня вежливо выпроводили, ещё раз напомнив о часовой готовности. Стражи по обеим сторонам от дверей в кабинет мне приветливо кивнули, пока мы говорили, они сменились. И теперь вместо старых, умудрённых опытом вояк, тут стояли молодые. Полные энергии, как сынок дворецкого. Только направляют они её не на шалости, а на поединки между собой да на службу. В общем, ответственность в них в казармах вбили основательно.