Продолжение 15

Ого, наш ротмистр создает свой вариант "белых колготок". Или "сладкий взвод"...

— И что, они уже выполняли какие-нибудь задания? Не жалко Вам, Петр Всеславович, эти безобидные создания бросать под нож?

— Постараюсь сразу ответить на все Ваши вопросы, Денис Анатольевич. Даже не высказанные. Они, как и раньше, выполняют свои обязанности, что, однако, не мешает им собирать необходимую информацию о пациентах. Причем, лезть в постель от них не требуется, наше категоричное условие — агентесса сама решает, насколько далеко может зайти в каждом конкретном случае. И в случае неудачи никто ее и словом не попрекнет, что не были использованы все способы. — Воронцов понимающе улыбается. — Кроме того, несколько девушек уже успели поработать на выезде. И Оленька в том числе. Именно она с подругой были ключевыми фигурами в операции с Урусовым... А насчет безобидности — не хочу, чтобы Вы заблуждались. Все девушки прошли определенную подготовку. До Ваших "призраков", конечно, Оленьке еще далеко, но защитить ребенка она сможет надежно. Тем более, что от няни никто не будет ждать активных действий.

— Петр Всеславович, если не секрет, расскажите про Урусова. Интересно, что он там наболтал.

— Для Вас — не секрет. Не буду раскрывать все нюансы и подробности, но мы сумели подвести Оленьку к Урусову. Он назначает бедной и скромной барышне, служащей гувернанткой у богатенького господина из Земгора, рандеву в одном более-менее приличном заведении. Чтобы услышать душещипательную историю о том, как хозяин-негодяй занял ей некую сумму денег, необходимую для лечения сестры. И поэтому она не имеет возможности уволиться, чем тот и пользуется, пытаясь склонить даму к близости. Последней каплей стала неудачная попытка изнасилования, после чего она в такой безвыходной ситуации и обращается к известному защитнику всех обиженных и несправедливо притесняемых. Дело усугубляется тем, что она весьма и весьма разделяет идеи социалистического устройства общества, а ее наниматель имеет большие связи в верхах, короче говоря, явный представитель тех, против кого князь всегда боролся...

В назначенный срок Урусов приезжает полюбопытствовать на этакое чудо, видит двух дамочек, заказывает чаю, потом у одной из них, той самой сестры, случается приступ кашля, пока князь пытается ей как-то помочь, в его чашку падает маленькая пилюлька, не больше рисового зернышка... После чего уже Урусов впадает в прострацию, а дамы поднимают шум, что господину плохо и его надо к доктору...

— А что, господин масон был настолько неосторожен, что приехал один?

— Нет, конечно, как Вы могли подумать такое? Накладочка получилась, посетители заведения почему-то решили, что спутники Урусова, бросившиеся на помощь, хотят обидеть дам и немного воспрепятствовали этим господам. Используя некоторые, уже знакомые Вам приемчики.

— Понятно. На улице уже ждала пролетка без номеров, которая и увезла беднягу в неизвестном направлении? — Стопроцентно угадываю дальнейшее развитие событий.

— Да. А когда он приходит в себя, два вежливых господина, не обращая внимания на княжеское возмущение, начинают задавать вопросы. И не получив ответа ни на один, отправляют беднягу отдохнуть и собраться с силами для завтрашнего разговора. Короче говоря, ему хватило одной ночи в "шкатулке", чтобы понять, что обычные правила тут не действуют... Потом был скополамин с кофеином, после чего мы узнали очень много интересного о российских масонах. Но, к сожалению, далеко не всё... Князь Урусов — этакий прекраснодушный идеалист, борец с несправедливостью. Очень обижен на Власть из-за четырех месяцев тюрьмы за "Записки губернатора", в которых правдиво описал нравы и быт бюрократии. К серьезным делам Гучков с компанией его особо не подпускали. Более того, есть вероятность, что можно будет его в некотором смысле перевербовать, несколько приоткрыв наши планы. Разумеется, в самых общих чертах.

— И где же он сейчас?

— Естественно, у себя дома. Очнулся в клинике одного врача, нашего хорошего знакомого. Который поставил диагноз "обморок от переутомления на фоне нервного возбуждения". Еще одно замечательное свойство скополамина заключается в том, что... м-м-м... допрашиваемый не помнит, что с ним происходило последние несколько дней. Так что, есть над чем поработать... Возвращаясь к началу нашего разговора, хочу предупредить, что Оленька получила долгосрочное задание — обеспечить безопасность Вашей дочери и супруги. Но, в первую очередь — ребенка. Малышка сейчас — самое уязвимое звено...

— Спасибо, Петр Всеславович, пока они в Институте, думаю, им ничто не угрожает. Более того, я распоряжусь, чтобы в случае чего, по условному радиосигналу, к Вам на помощь прибыл мой батальон.

— Вы думаете, может дойти до такого?.. Хотя, всякое может случится. По имеющимся у меня данным в войсках столичных гарнизонов сейчас происходит нездоровое брожение. В офицерской среде. И работают там отнюдь не господа революционеры. Ниточки ведут наверх, в Государственную Думу и великокняжеское общество. Больше пока ничего не скажу определенного, тут надо как следует поразмыслить... Ладно, это — дело будущего, а пока нам надо начинать работать с гауптманом фон Штайнбергом. С завтрашнего дня...

*

"Резиденция" Воронцова представляла собой две смежных комнаты. Собственно кабинет, со всеми присущими атрибутами — плотно задернутыми занавесками, письменным столом, четырьмя стульями, массивным сейфом, занимавшим целый угол и шкафом, заполненным книгами пополам с какими-то картонными папками в понятном только одному хозяину порядке. Сразу за ним, прикрытая портьерами, была дверь, в маленькую спальню, вмещавшую только никелированную кровать, тумбочку, шифоньер и табуретку. На которой я и коротал время, слушая в режиме инкогнито разговор ротмистра и гауптмана фон Штайнберга. Который начал беседу то ли с традиционно-высокомерной германской наглости, то ли с крика измученной души.

— Герр Воронцофф, может быть Вы, наконец, объясните мне почему я уже столько времени здесь?! Я — офицер германской армии и, если нахожусь в плену, отправьте меня и обер-лёйтнанта Майера в лагерь для военнопленных, как то предписано Гаагской конвенцией! Что Вы еще от нас хотите?

— Скажите, герр гауптман, а похищение человека, более того, члена Царствующего дома, с целью шантажа тоже предписано международными соглашениями? — Голос Петра Всеславовича звучит вежливо и вкрадчиво. — Или, всё-таки, данное деяние подпадает под юрисдикцию уголовного права? И как в таком случае Вас рассматривать? Как бесчестного похитителя молодых девушек? Группой лиц по предварительному сговору...

О как! Ротмистр уже взял на вооружение словечки из нашего времени. М-да, звучит неплохо... Так, а что там наш бедный Генрих вякает в оправдание?..

— ... Исполнял приказ, как и положено военнослужащему любой армии!..

— А Вам не приходило в голову, что военнослужащий, исполняющий преступный приказ, сам является преступником? Или нужно было попасть в плен, чтобы понять такую простую истину?

— ... К сожалению, герр Воронцофф, Вы правы... — Немец отвечает уже совсем другим тоном и после долгого молчания.

— Других претензий нет, герр гауптман? По питанию, например?.. В лагере гораздо более скудный рацион, нежели здесь. К сожалению, переводы из "Дойче банка" далеко не полностью покрывают расходы на содержание военнопленных. А мы, как сами понимаете, далеки от желания изображать радушных хозяев перед долгожданными гостями. Особенно после того, как стали известны условия содержания наших пленных в Германии. Тем более, что бюджет Империи не предусматривает такой роскоши. Что же касается остального, вся корреспонденция, в частности, письмо от некоей фройляйн Греты фон Ритцен, Вам вручена, в газетах тоже не отказывали, нашли даже Шиллера и Гёте на немецком. Ограничения в прогулках связаны только с нежеланием снять форму и переодеться в цивильное. В общении с обер-лёйтнантом Майером тоже не препятствуем, других людей, желающих пообщаться до сегодняшнего дня не было... Но вот как раз сейчас Вам предстоит встреча с одним человеком. Правда, я не уверен, что она будет радостной...

Оп-па, хватит прохлаждаться, мой выход. Распахиваю портьеры и выхожу на всеобщее обозрение, стараясь изобразить обаятельную улыбку в сторону бывшего противника. Осунувшийся за время пребывания "в гостях" немец, тем не менее, сидит в чистой, аккуратно выглаженной форме, правда, теперь уже без погон.

— Гутен таг, герр гауптман. Рад видеть Вас в добром здравии. Как нога, не беспокоит?

Брови фон Штайнберга удивленно взлетают вверх, затем он кривится в угрюмой усмешке:

— Герр Гурофф? Не ожидал Вас здесь увидеть... Что касается ранения, Ваши солдаты могли бы стрелять и пометче.

— Буду откровенен... Попал именно туда, куда целился. Внешняя сторона бедра, чтобы не повредить кость и артерию.

— Зачем Вам это надо было? — Гауптман растерянно ждет ответа.

— Всё просто. Чтобы уменьшить количество преследователей, — часть солдат ведь должна была остаться оказывать Вам помощь.

Немец зло смотрит на меня, затем выдает:

— Дьявольская логика. Оставить в живых, чтобы потом вынудить пройти все эти круги ада?.. Лучше бы Вы меня пристрелили!

— Не согласен. Нужно же было узнать, в чью голову пришла такая умная мысль — взять в заложники дочь Императора, чтобы потом заставить его пойти на предательство союзников и сепаратный мир.

— ... Да, наверное, Вы правы... — Фон Штайнберг делает паузу, затем продолжает, отрешенно глядя в одну точку. — Герр Воронцов позволил нам присутствовать на допросах оставшихся в живых... революционеров. Которые рассказали, что...

— Что их главарь получил задание от Вашего непосредственного начальника майора фон Тельхейма. — Вступает в разговор молчавший до сих пор Воронцов, затем довольно своеобразно цитирует евангелие от Матфея. — Да не будет ведать правая рука что творит левая...

— Генрих... Вы позволите называть себя так? В свою очередь можете называть меня просто Денисом. Полковник Николаи с майором просто сыграли Вас "втемную", придумали полуромантическую сказочку для рыцаря, неукоснительно следующего кодексу чести. — Пора менять кнут на пряник и втираться в доверие, пока гауптман немного не в своей тарелке. — Но Вы действительно можете сделать многое для своей страны...

Гауптман недоуменно переводит взгляд с меня на Петра Всеславовича и обратно:

— И что же я могу сделать, находясь здесь?.. Или Вы хотите меня сделать своим шпионом?..

М-да, как-то поглупел Штайнберг, несет ахинею. Или имеем налицо все признаки нервного расстройства. Не офицер, а девица, страдающая по валерьянке. Логически думать у него пока получается не очень...

— Никто не собирается вербовать и склонять к нарушению присяги Генриха фон Штайнберга. Тем более, что Вы никогда этого не сделаете даже под угрозой смерти, в чем я имел возможность убедиться еще тогда, в замке. Да и шпион из Вас никудышный. Всё, что знали, уже рассказали, а после плена к серьезным делам Вас не подпустят на пушечный выстрел. Скорее всего выпнут в отставку. В лучшем случае... — Так, ниже плинтуса гауптмана опустили, теперь начинаем обмазывать патокой. — Давайте поговорим о другом. С какой мотивацией Ваша группа была отправлена на задание? Оставим розовые сопли о родственных чувствах Кайзера к двоюродной племяннице... Полковник Николаи хотел иметь не предлог, а козырь для мирных переговоров, учитывая нежелание нашего Императора о чем-то договариваться. Сейчас, как Вы знаете, Его Величество из-за ранения передал власть своему брату, Великому князю Михаилу Александровичу, назначив его Регентом при Цесаревиче. Так вот, у Его Высочества несколько иная точка зрения по данному вопросу. Сразу хочу предупредить, о сепаратных переговорах и выходе России из войны не может быть и речи, но... Но есть вероятность несколько облегчить положение Германии, при условии адекватных ответных действий. И Вы, Генрих, можете посодействовать диалогу, через полковника Николаи доведя до сведения Кайзера, что есть возможность обсудить некоторые вопросы...

— Герр Гурофф... Я... Я даже не знаю... То, что я услышал... Это настолько неожиданно...

Похоже, герру гауптману срочно требуется перезагрузка и на сегодня разговор окончен.

— Никто не требует от Вас сиюминутного ответа, можете как следует подумать и посоветоваться с Майером. И, если не возражаете, давайте продолжим беседу завтра в это же время...

На следующий день мы продолжили уже в расширенном составе. Хотя Майер, с которым гауптман вчера о чем-то шушукался до поздней ночи, просто изображает присутствие, сохраняя молчание и сверля нас с Воронцовым пристальным взглядом. Наверное, немцы решили разделиться и в то время, как фон Штайнберг ведет разговор, его подчиненный пытается понять врём ли мы, и, если да, то насколько. Детектор лжи, блин. Учитывая, что мы будем говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, задачка у него не из легких...

— ... Мы хотим иметь гарантии, что всё, сказанное Вами, является правдой, а не служит прикрытием какой-то провокации. — Сегодня гауптман ведет себя уверенней и позволяет себе даже немного подерзить. Хотя, на его месте я делал бы тоже самое.

— Генрих, как Вы себе это представляете? Единственная гарантия — здравый смысл. Я могу только дать слово офицера, что всё, сказанное вчера, является правдой... В конце концов Вы ничем не рискуете. Мы отправляем Вас и обер-лёйтнанта в Германию, если начальство Вам не поверит, всё останется по-прежнему. Даже не будем настаивать на обещании не воевать против нас, памятуя о нашей первой встрече.

— И не боитесь отпустить двух офицеров... особого подразделения? — В голосе Майера звучит недоверие и скепсис.

— Конечно, определенный риск есть. Но в случае странных, скажем так, событий на каком-либо участке фронта, мы будем там незамедлительно. И тогда кому-то проще будет сразу застрелиться, чем попадать в наши распростертые объятия. — Добавляю немного металла в голосе, надо же поставить гансов на место. — Кстати, Ваша рота не такая уж и особенная, возможности ваших солдат где-то на уровне штурмовиков капитана Вилли Рора. Не более, даже несмотря на то, что учите их хитрым японским приемчикам.

Воронцов рассказал, что каждое утро оба немца "дерутся с воздухом" по словам охранников. Заинтересовавшись, сегодня посмотрел через глазок двери на то, как Майер изображает бой с тенью в стиле какой-то школы дзю-дзюцу... М-да, технике худо-бедно его научили, а вот с психологией — напряг. Нельзя же так реагировать на простую подначку...

— Герр Гурофф, Вы пользуетесь нашим положением пленных? — Обер-лейтенант непроизвольно сжимает кулаки и выпячивает нижнюю челюсть. — Это не очень-то благородно — оскорблять, зная, что вам не ответят!..

— Во-первых, я лишь констатирую факт, и не думая никого обидеть. Во-вторых... — В голову приходит интересная мысль, но времени как следует обдумать её нет. — А во-вторых, я предлагаю вам, герр обер-лёйтнант, кумитэ... тренировочный поединок. Принимаете вызов?.. Тогда давайте завтра, в одиннадцать часов. В спортивных костюмах вы с гауптманом, вроде, уже освоились, подходящее место есть неподалеку.