Слуги Зла

— Времени много, — сказал Клык. — До вечера все равно делать нечего. Расскажи, интересно.

Паук пожал плечами.

— Если хотите. Вообще-то, я неважно рассказываю. Даже не знаю, с чего начать... ну, вроде того, дело вышло лет пять назад. Я тогда был в личной охране лорда Фирна, наверное, все слыхали. Ничего такой господин, кое-что соображал. Ненормальный на почве власти, как все люди при деньгах, но не совсем безмозглый. По мне, мог бы в своих угодьях заниматься своими делами — но он был какой-то там родней королю и вроде как сам хотел быть королем, в общем, ему никак спокойно не жилось.

— Это про него потом говорили, что он — ведьмак? — спросил Красавчик.

— Говорили, — кивнул Паук, размотал шнурок с запястья и растянул его между пальцами. — А про кого не говорили? Про нашего с вами последнего лорда тоже все говорили. Ну, Карадрас был, положим, просто слегка тронутый чуток на почве разных механических штучек — но люди такого все равно не любят. Для них все в этом роде — если не эльфийские чары, то ведьмовство, потому они и уломали эльфов устроить наводнение и разрушить ту плотину. А закончи наши инженеры генератор — всем этим суеверным кирдык бы пришел...

— Ты про Фирна начал, — напомнил Клык.

— Вот я и говорю. Фирн, правда, увлекался алхимией, но и все, с Барлогом дела не имел, по-моему, и с человеческой бесовщиной — тоже. Нельзя сказать, что бойцов-аршей так уж особенно сильно любил, но понимал, куда они годятся, а оттого платил достойно и о жратве не забывал для ребят... Мы как-то в одном городишке так королевскую кавалерию пощипали — шик, а когда город жгли, конину жарили прямо на факелах, отборную... у меня тогда еще роскошная куртка была из лошадиной шкуры, из черной...

— Ну и зануда же ты, — с сердцем сказал Мелкий. — Пока доберешься до сути, я уже засну. Кому есть дело до твоих нарядов, пижон несчастный?

— Ладно, ладно. В общем, я как раз был с лордом в последней битве. Если б люди не сходили с ума на почве лошадей, он бы до сих пор был жив, точно. Но он же бросил своих телохранов — кто из нас полезет на такую животину ради прихоти лорда, нет дураков — а сам взобрался на эту кобылу и давай выпендриваться со своими рыцарями-людьми. Всадников прикрывать тяжело, все знают. Ну, их и покрошили в мелкий фарш.

— И вас? — спросила Шпилька.

— Нас было десять, а людей, врагов его — армия. Нам было велено его шатер защищать, где лежали всякие его бумаги, насчет родословной, насчет прав на престол там... Ну, мы и защищали. Защити вдесятером от трех тысяч. Люди-то его, верные вассалы, как жареным запахло, все побросали и слились, даже трупы господ не стали подбирать, а мы за горную честь... все наши там и подохли.

— Кроме тебя, — кивнул Клык понимающе.

— Ну да. — Паук скинул с пальца петельку. — Так и вышло. Меня тогда чем-то треснули по кумполу. Если б не шлем, разбили бы башку, как яйцо, точно говорю, а так я будто провалился куда-то. А соображать начал, когда бой уже кончился — но слышно было слабенько, как издалека, а в глаза какая-то муть лезла. Я только сообразил, что в шатре уже чужие хозяйничают в полный рост, а на поле человеческие солдаты собирают трупы, чтобы сжечь... Ну, я дернулся, если честно, что меня сейчас в костер закинут, как есть, не приколют даже, но тут кто-то вдалеке затрубил в рожок. Люди все бросили — и туда опрометью... — он вдруг умолк и насторожился. — Тише. Что-то стукнуло в горах. Гром?

Бойцы прислушались. Клык, Паук и Красавчик выскочили из пещеры, за ними — и все остальные. Дослушать любопытную историю не вышло.

До вечера было еще далеко, но стояла сумеречная темень; низкие тучи, сизо-серые, почти черные, заволокли небосвод до горизонта. Весь мир наполнял мерный шум дождевых капель и сырой свежий запах воды. Гора густо поросла кустарником; дождь шуршал в листьях, и маленькие шустрые ручьи стекали по песку склона, пробираясь между трав.

— Погода — самое оно для любого шпионства, — пробормотал Хорек. — Никто не увидит, никто не услышит, следы смоет...

— Тихо, — перебил Клык, и все навострили подвижные уши.

Странный звук, похожий на далекий громовой раскат, снова донесся откуда-то с запада, из-за перевала; горы отозвались смутным тающим эхом.

— Грозой не пахнет, — прошептал Красавчик, принюхиваясь.

— Это не гром, — сказал Паук. — Что бы это ни было — оно стукнуло снизу.

— Обвал? — в тоне Клыка особой уверенности не слышалось. — Как-то не очень похоже.

— Да нет, — подал голос Пырей. — Не обвал, это специально.

К нему обернулись.

— Что? — спросил Паук.

— Гремучий студень, — сказал Пырей. — Точно. Да, Крыс?

Крыса кивнула. Тем временем третий удар, тише и глуше, окончательно определил направление: север, на перевале. Земля, а не небо.

— Он, точно, — сказал Пырей уверенно. — Наш клан, в Красногорах, этим делом часто пользовался, там естественных пещер немного. Мне случалось помогать инженерам, я даже знаю, как он делается. Три части Серебряного Льва, одна часть Масла Луны...

— Погоди с этой алхимией, — сказал Клык. — Гремучий студень... это ты про ту штуку, вроде мыла, которой пробивают тоннели? Я не видел, но слышать приходилось. У нас ее зовут трындец-камень...

— Ну да.

— Так это местные, — протянул Мелкий с тенью разочарования в голосе. — Нашли время строить! Я, вообще-то слышал, что лорд Карадрас им обещал эти горы, но ведь в случае победы...

Красавчик ткнул его локтем:

— Вот дурак! Не строят, а попали в переделку! Какие-то местные ребята, с которыми оказался инженер, они отбиваться пытаются, все, что есть под руками, в ход пошло...

— Ну и куда мы? — спросила Крыса. — Туда или отсюда?

Все разом умолкли. Вопрос заставил бойцов здорово призадуматься.

Конечно, они, бродяги из далеких северных мест, уже успели хорошо познакомиться с аршами, живущими в здешних краях — с официальной армией лорда Карадраса. Местные вояки не особенно нежно относились к пришлым. Считая, что война Карадраса — это, в серьезной степени и их война, здешние жители воевали за право считать горы своей нераздельной собственностью, а к продажным чужакам относились с некоторым презрением... хотя, такое отношение вообще-то привычно наемникам. Команда Клыка не лезла на рожон, старые бойцы не разменивались на дурные разборки и держались от местных в стороне; тем не менее, местные, особенно местные офицеры, не церемонились с пришлыми, используя их для особо опасных дел. Уж во всяком случае, арши из этих мест — Горячего Хребта, по-орочьи, а официально — Синих гор, отчасти с подачи людей, считали, что наемники нужны для грязной работы, а после победы получат плату и уберутся восвояси, избавив хозяев от своего общества. До некоторого времени здесь слишком хорошо жилось.

Но судьба повернулась не тем боком. Местные жители и пришельцы после наводнения, затопившего оборонительные сооружения вместе с изрядной частью подгорных жилых секторов и погубившего множество жизней, оказались в почти одинаковом положении. Бродягам и в голову не пришло пытаться разыскивать уцелевшие форпосты хозяев и сходу просить приюта; вряд ли можно рассчитывать на гостеприимство, если хозяева заняты отчаянными попытками защитить последнее. И вот...

Вот теперь: если хозяева за перевалом ведут бой — что надо сделать чужакам? Бойцы задумались, слизывая со щек дождевые капли.

— Наверное, отсюда, — сказал Пырей. — Это уже чужие дела, нам не заплатят — а у нас и так ни гроша... Вряд ли нас там станут угощать жареной кониной... и у нас с Крысой даже нормальных доспехов нет...

Крыса лизнула его в щеку в знак согласия.

— Согласна, — кивнула Шпилька. — Местные — те еще уроды, я еще помню, как этот гад Горбатый нас отправил под стены без прикрытия...

— Но они тоже арши... — тихо сказал Паук.

— Они чужие, — возразил Красавчик. — Мало ли кто арш. Если бы убивали нас, кто-то из них почесался бы?

— Урук-хай не отступают и не бросают своих, — заявил Хорек, схватившись за эфес. — Так всегда было.

— Не смеши меня, — фыркнул Пырей. — Урук-хай! Ты до урук-хай на две ладони не дорос. Между прочим, Клык и Красавчик, которые, по-моему, действительно урук-хай, вовсе не собираются туда ввязываться...

— Не знаю, — сказал Клык, нюхая воздух и безнадежно пытаясь учуять за запахами дождя и живой земли далекую вонь дыма. — Я еще не знаю. Я тому, кто за меня расписывается, задницу надеру и не спрошу, как звать...

— Клык, — сказал Паук со странной интонацией, — я пойду туда. Я никого не зову, если вы решите, что это не ваше дело, я пойду один. Вы правы, но мне надо...

И запнулся так, будто проглотил слово. "Мстить"? — подумал Клык, морща нос. "Или — помочь?" На лицах остальных было написано почти болезненное колебание. Вдруг Мелкий просиял, завопил: "Смерть эльфам!" и смачно облизнул клинок ятагана.

Арши неуверенно рассмеялись.

— Ты что, со мной собрался? — спросил Паук.

— Пойдем! — заявил Мелкий. — Может, в смысле трофеев что-нибудь отколется.

— На твоем месте я бы особо на трофеи не рассчитывала, — заметила Шпилька. — Но... знаешь, Паук, а пойдем. Клык, я что подумала... может, если отряд будет больше, то мы пробьемся легче?

Эти слова вызвали уже настоящий хохот.

— Смотрите-ка! — сказал Красавчик, смеясь. — Эта Госпожа Боя собирается по пути на север уничтожить все вражеские армии, которые встретит! Ну просто всех подряд будет резать — эльфов, людей — пока пощады не запросят!

— Дураки вы, — грустно сказал Паук. — Вы смеетесь, а убивают-то там не офицеров — они, большей частью, уже мертвые. Убивают уцелевших. И наша плата тут ни при чем. Просто таким, как мы — боем больше, боем меньше... а им — жизнь...

Бойцы замолчали. Шпилька принялась затягивать шнуровку на панцире.

— Слушай, — сказала Крыса, бодая Пырея в грудь головой, — нам не годится оставаться вдвоем в таком месте и в такое время. Лучше куда угодно, но вместе. Пойдем с ними — доспехами раздобудемся после драки.

Пырей в ответ лизнул ее в нос. Все было решено. Клык встряхнул головой так, что полетели брызги с волос.

— Значит, так. Не думаю, что мы успеем ввязаться в драку, она, по-моему, уже кончилась... Но сходить и взглянуть может оказаться полезно. Просто проверим, как там дела... тем более, что нам по дороге и есть у меня еще кое-какая мысль. Выходим сейчас. Остатки мяса — с собой, снаряжение — проверить, на марше — ступать след в след, а сигналы — как всегда: карканье — "внимание", а крик перепела — "вперед". Мелкий, давай тебе еще разок плечо намажем бальзамом... на всякий случай.

Передышка кончилась.

Покидать пещеру было пронзительно грустно; никто не знал, будет ли впереди хоть одна такая тихая пристань. Полусознательно отметились — пещера не только пахла их запахом, но и хранила их следы. Хорек написал сажей на гладком камне: "Урук-хай с севера оставили тут товарища. Смерть тварям, месть, свобода!" Мелкий и Шпилька нарисовали три оперенные стрелы на удачу. Расколотые кости сгребли в угол. Паук бросил тут же разбитые башмаки, поменяв их на другие, унаследованные от Вьюги — и тоже думал о нем с тихой благодарностью, которую постеснялся бы высказать.

Рассовали последнюю еду по торбам. На всякий случай наполнили фляги водой — хотя воды вокруг хватало, тяжелый холодный дождь так и лил, не унимаясь. Проверили напоследок оружие, все затянули, попрыгали — вышли в дождь и день, уже сереющий ранними сумерками.

В первые же десять минут шаг превратился в размеренный бег обыкновенного марша. Ровный шум дождя сглаживал все звуки, его сырой запах царил над горами, уложив все прочие запахи, но арши все равно принюхивались и прислушивались, легко отодвигая ветки с листьями, уже подернутыми ранней ржавчиной осени.

Они сразу вымокли и перестали об этом думать. Теперь их грели быстрое движение, пища, съеденная накануне, и спокойная решимость. Надеялись быть на месте ранним утром. Надеялись, что это не будет совсем поздно.

Как всегда на марше, их мысли вошли в определенную и привычную колею. Никто не думал о том, что ждет отряд по прибытии на место. Все глаза читали мокрые заросли, каменные насыпи, уступы скал и жидкую грязь под ногами, как развернутый манускрипт, выискивая в неразборчивых, полусмытых дождем строчках опасные намеки; все уши нацеливались на малейший звук, несущий опасность и смерть — скрип тетивы, стук копыт, покатившийся камень, лязг металла, дыхание, голос — дождь, как серый фон, затенял и скрадывал собой все.

Тропинки в густых зарослях на склоне отыскивались с трудом, и размытая глина скользила под башмаками — на сложных местах арши хватались за ветки и каменные выступы, чтобы не скатиться вниз, а кое-где приходилось карабкаться едва ли не на четвереньках, но все вокруг было спокойно. Враги не рвались в эти горы, труднодоступные и, не смотря ни на что, больше принадлежащие побежденным, чем победителям — пока было светло, бойцы видели внизу за пеленой дождя пестрые лоскутья возделанных полей, которые уже начали убирать, и далекие населенные пункты, но никто, кроме жаб, мокрых взъерошенных птиц и дождевых червей, не встретился в пути.

Темнота опустилась рано. Ночь пришла такая темная, что узкие щели орочьих зрачков расширились во весь глаз, но все равно с трудом ловили жалкие капли света. Едва различая дорогу глазами, бойцы положились на чутье и слух, выбирая направление по внутреннему, никогда и нигде не подводившему аршей, странному чувству, похожему на компас, встроенный в душу. Этот компас помогал существам их расы ориентироваться в кромешной тьме и лабиринтах любых пещер, безошибочно находя дорогу там, где человек или эльф безнадежно заблудились бы в течение пяти минут — вот и сейчас, в дождливом мраке, бойцы точно знали, куда следует бежать, чтобы на рассвете выйти точно к цели.

Дорога, показавшаяся бы страшным кошмаром любому другому двуногому обитателю мира, встряхнула аршей, заставила их собраться и сосредоточиться, заострила чувство партнерства, как всегда происходит в стае хищников, готовящихся напасть — но почти не утомила и уж точно не напугала. Звуки окружающей темноты не несли никакой угрозы; от обрывов веяло особым странным сквозняком, а неустойчивый камень под ногой компенсировался протянутой рукой товарища. Арши молчали, погруженные в наблюдение за всем окружающим, но это не мешало им моментально реагировать на звук изменившегося дыхания или сбившихся шагов бегущего рядом — как всегда в подобных случаях, отряд становился перед боем неким сплоченным целым.

Они бежали всю ночь; на рассвете под ногами появилась каменистая, но довольно ровная дорога, идущая вверх — отряд вышел к перевалу. Серо светало. Дождь поредел и теперь еле моросил. Время от времени кто-нибудь из бойцов встряхивался, пытаясь чуть обсушить волосы, но это был скорее инстинктивный, чем по-настоящему полезный жест.

Когда белесый рассвет уже пробивался сквозь каменную стену облачности, дорога вильнула — и запах, который больше не отгораживала скальная гряда, обрушился на все ноздри вместе со встречным ветром. Клык остановился, а за ним и остальные.