Часть вторая. Глава 22

Долго думал как назвать это сооружение. Танк — слишком амбициозно, да и орудия там точно не будет. Боевая машина пехоты — слишком длинно, да и не машина это. Броневик! То что надо.

Собрали пилотный броневик, борьба с лишним весом дала результаты, вес пустого — около восьмисот килограммов. К выбору волов тоже отнеслись серьезно. В крымских и донских степях разнообразие пород КРС даже больше, чем разнообразие лошадей. И волы, соответственно, довольно разные. Иной крепкий вол тянет почти столько же, сколько и пара мелких.

Еще применили небывалое новшество — хомут для вола. Тут все используют жесткое деревянное ярмо. Оно давит на грудь вола, пережимает кровеносные сосуда — тяга вола существенно уменьшается. Хомут же нагружает не только грудь, но и шею животного, нагрузка становится более равномерной.

Завели вола внутрь, застегнули хомут. С одним водителем вол бодро зашагал, будто это простая тележка. Даже рулить получается. Залезли еще шестеро солдат — по ровной дороге вол тянет хорошо, в гору уже не так бодро. Но у нас плацдарм на Перекопе ровный как стол, надо только в ямы не заезжать, разведать все заранее. Ну и семь человек экипажа — много, пятерых будет достаточно.

Сделали бойницы, по бокам по четыре штуки, спереди три, а сзади только две — вол мешает. Над бойницей стальной козырек, чтобы стрелы не залетали по баллистической траектории. Внутри — поворотные задвижки. Сделали крепление на стенках для оружия и полочки для всякого.

Залез внутрь сам, покататься. Интересное ощущение, будто едешь в будке старого грузовика — качает, все кругом поскрипывает, постукивает. Но вскоре ощущения поменялись. Оказывается, выхлоп этого "двигателя" довольно интенсивный, причем снизу коробка открытая, но амбре такой, что глаза режет. А солдаты нормально, будто ничего не замечают. Надо в крыше продумать вентиляцию, но так, чтобы стрелы не залетали. Да и жарко, как в танке.

Вооружение такое: на пять членов экипажа — пять карабинов и четыре винтовки. Тактика такая: на расстоянии 100-600 метров стрельбой из винтовок наносить максимальный урон врагу. Если враг приблизился ближе ста метров, переходить на карабины и интенсивно отстреливаться. Топор и копье легко пробивает броню, вплотную врагов не подпускать. Поэтому карабинов пять, будет отстреливаться и водитель тоже. Патронов надо много.

Покрасил броневик! Сделали масляную краску на "зеленке", добавили немного сурика. Получился нормальный "военный" цвет. Но большого смысла в маскировочной расцветке нет, с расстояния стрельбы из лука, броневик прекрасно видно хоть зеленый, хоть оранжевый.

Вол к стрельбе над ухом привык быстро. С ними проще, чем с лошадьми. Да и внутри не так громко, выстрел происходит снаружи. Тренируются стрелять на ходу. Если ехать по ровной степи, то качает плавно, можно попасть в ростовую на двести метров. Если остановиться, то условия для стрельбы идеальные — сидя с упора. Сильнее потряхивает если заехать в ямку передним колесом, на передней оси нет упругой подвески. Внутри лавочки соорудили. Еще сделали справа от бойниц крепления для мешков с обручами, чтобы гильзы вниз не падали. Хорошенько испытаем броневик и будем делать небольшую серию. Делать их довольно просто для нашей промышленности. Можем сделать хоть полсотни, но надо ли. Это не супероружие. Даже приличная аркебуза пробьет броню. Пушка картечью — вдребезги. Если попадет.

И мужики еще придумали транспортный режим. Снаружи запрячь пару волов, возницу посадить сверху. Внутрь добавить несколько досок, и можно перевозить два отделения солдат. Бронетранспортёр. Если засада, то под угрозой только волы и возница. Если пушек нет.

"Гефест " добрался до Воронежа, полночи переписывались, планировали. С парохода выгрузят все лишнее, и пойдут вверх по Дону, со стругом на буксире. Пройдут так сколько смогут, потом струг пойдет на веслах. Для этого берут с собой восемнадцать греков, плотники на время станут гребцами. Еще едет одно отделение солдат, как бы охрана консула Федора. Лоцманом идет рыбак с сыном, которых из полона освободили. Они из Донкова, деревня ближе чем Рыбали.

Остальные греки будут усиленно строить избы, надо иметь резерв жилья. Теперь есть кони, и пригодились две стальные грузовые двуколки. В каждую запрягли по паре лошадей, снизу привязывают бревно — довольно легко идет. Вот плуг не пригодился пока. Немного раннеспелой картошки уже посадили под лопату сразу как приехали, но это для пробы. Яровую рожь сеять уже поздно, озимую — рано. Много сеять тоже не планируем, для эксперимента только.

Собрали пилораму, начали доски пилить. Опять сырые, но с новыми городами всегда так. Кровельного железа и гвоздей привезли много.

Дон выше Воронежа заметно мельче. "Гефест" разгрузили, откачали часть балласта, чтобы винты только-только под водой были. На носу поставили двух наблюдателей с шестами — глубину мерить. Штурман пытается все мели и глубины записать, и про навигацию не забывает.

На второй день мели стали чаще, а к вечеру пришли на одну стрелку, так там мели кругом, только протока узкая. Тут наш лоцман взял слово.

— Так прямо — это не на Донков, это Сосна-река. Там волок сосновский, но то Литва уже. Дон — это сюда.

— Да он совсем мелкий! Это что, не Сосна в Дон впадает, а Дон в Сосну?

— Так оно есть.

Пароход не пройдет дальше. Струг на веслах пойдет. Но то завтра уже, ночевать будем. Сейчас только "Гефест " развернем.

Промерили все мели, стругу тоже не особо развернуться, затолкали его в русло Дона, чтобы не мешался. Спустили ял и осторожно развернули пароход, мели кругом. Ночью связались с Адлером, доложились. Штурман измерил координаты, тоже передал.

Утром распрощались — одним на юг, другим на север. Струг на веслах — это не машина везет. И плотники — это не гребцы, хоть и крепкие мужики. До Донкова четыре дня шли, хоть там и сотни верст нет. Часто отдыхали. Уже и с солдатами менялись, но тяжело с непривычки.

Рыбак с нетерпением ожидал, когда увидит свою деревню, а пацан прям подпрыгивал. И вот Федор впервые увидел русскую деревню, пройдя полторы тысячи верст от Таны. Четыре года путешествий и приключений. Из холопа в консулы. А глянул на деревню — будто и не было ни Командора, ни Таврии. Померещилось все. А он все тот же холоп. Передернулся, сгоняя видение. Прошлое то.

Деревня показалась большой, после безлюдья Дона — под сотню дворов. На берегу десяток лодок.

— Рыбаки у вас тут все что-ли?

— Не, и жито сеем. И охотники мех промышляют. Всяко живем. Но рыбка-то, да. Завсегда прокормит.

На берегу уже толпиться народ, но не очень близко — в струге люди не знакомые. Но пацан не дождался берега и спрыгнул в реку. А там по пояс, и он быстро выскочил на берег, побежал, зовя мать. Народ осмелел, зашумел. Вроде как не вороги.

А когда пацан рассказал всем, как их из татарского полона спасли грозные воины, да всех татар побили, благодарных зрителей проняло — те смотрели на пришельцев с выпученными глазами. А жена и дочка рыбака бухнулись в ноги Федору, только сошедшему на берег. Федя оробел от потока благодарностей с завываниями. Но опомнился, сделал серьезный вид и важно кивнул в ответ. Сбиваясь, начал говорить, но тут его язык вдруг переключился, и он заговорил на том русском языке, на котором говорил пять лет назад в Рязанском княжестве.

Люди выпучили глаза еще сильнее — "Грек, а говорит по-нашенски!" Он что-то говорил про Воронеж, про людей и торговлю. Но люди поняли главное — эти грозные греки никого холопить не будут, а даже деньги и работу предлагают. Тут Федя сообразил правильно, достал из сумы горсть красивых лир, погремел ими, и сказал: "Накормите нас". А про Воронеж пацан с отцом расскажут лучше него. Еще со струга вынесли мешок пшеничной муки и отдали жене рыбака — "Белого испеките!"

В тот вечер греческая делегация только ела и пила. Из пития был только квас, но и так неплохо пошло с разными видами рыбы. Хотя стол разносолами не блистал, но путешественнику поесть и такой еды — в радость.

Еще, на радость пацанам, один из солдат продемонстрировал, как карабин стреляет. Об этом тоже Командор говорил. Солдат сделал несколько выстрелов подряд по поленьям, пацаны бурно обсудили дырки в дереве. Взрослые притихли. Но Федор высказался, что пришлые — люди хорошие, добрые. Никому зла не желают, если ... Ну сами знаете. Лоцман это горячо поддержал — "вот татары напали, так их всех — смертным боем. А нас из полона вызволили, накормили, в бане мылом помыли. Даже лекарь здоровье проверял!"

Наутро пошли деловые разговоры. Первым пришел лоцман-рыбак: "А бывает такое — работать рыбаком в Воронеже?" И дыхание затаил. Про чудные порядки в Воронеже он уже много узнал. Федя: " Да запросто, много рыбы лови, и тебе триста денег за год. А жена будет готовить на много людей, за то ей двести денег за год. Я ваши платы знаю. Жить пока в общей избе, но скоро отдельную поставим." Лоцман вспомнил, что надо дышать, и пошел собираться.

Потом пошли гребцы, их тоже легко наняли. Федор платил щедро, как говорил Командор — "выше рынка". Назавтра решили идти в Рыбали, а семья лоцмана пока собирается, пойдут на Воронеж вместе.

С такой командой — гребцы плюс плотники, до деревень долетели почти со скоростью парохода. Две деревни рядом — меньше версты между ними, епифанская деревня ниже по течению. Около нее река еще проходная, а к Рыбалям струг протискивался, чиркая килем о дно. У епифанской даже не остановились — поместная деревня, без приглашения не надо.

В Рыбалях первыми сошли нанятые гребцы, чтобы народ не пугать. "Донковцы привезли кого-то. О! Греки! Вот они какие!" Люди все подходят и подходят. А деревня большая, больше Донкова. Когда люди немного поутихли, Федор выступил с речью. Повторил недавнее выступление, но уже ловчее и подробнее, опыт сказывается. Сразу немного рассказал и про далекую Таврию, и про Командора, и про Воронеж. Что Таврия, это такое русское княжество, но кроме русских там много разных живет: и греки, и армяне, и черкесы.

Люди слушали-слушали, и вынесли вердикт: "Русские греки". Федор махнул рукой. Ладно, пусть так будет.

— А, ну и главного не сказал. Мы пришли зерна купить. Говорят, рожь у вас народилась. Да не просто купить, а за серебро — и погремел горстью монет. Про это Командор тоже инструктировал.

— Так у нас жито мало. Эта у Епифана надо покупать.

— И у Епифана купим. А еще торг у нас будет, в Воронеже. Товары из Таны будут. Скоро соли много привезем, дешевой. Уклад хороший будет. Лопаты у нас вот такие — взял из рук солдата штампованную лопату и поднял над головой.

— Еще работников берем, всяких. Вот плотники — триста денег на год. Избы рубить, башни, частокол. Крепость строим.

— А пока несите еды — и показал монету.

Люди зашумели, засуетились. Несколько баб побежало по избам, снедь нести. Решили прямо на берегу расположиться, костер стали разжигать.

Федор дал сигнал сержанту, и тот приветливо стал объяснять пацанам про карабин. Затем всем объявил, что сейчас будет громко стрелять, не пугайтесь. Принесли поленья, постреляли, поудивлялись. Мужики посмотрели, представили такие дырки не в дереве, и стали серьезнее. Федор снова: "Мы мирные люди, но наш..." Несколько человек побежало в соседнюю деревню.

Часа через полтора появились всадники. Люди зашушукали — "Епифан" Солдаты выстроили "коробочку" вокруг Федора. Епифан — крепкий мужик, богатырь, можно сказать, как его только конь везет.

— Кто таковы будете?

Сержант выступил вперед:

— Консул Феодор Воронежский, наместник князя, по-вашему.

Епифан тихо охнул и слез с коня.

— Поместный боярин Епифан. Вы тут в Резанском княжестве.

— Мы пришли с миром. Хотим хлеба купить. Жито.

— И может струг кто продает, тоже надо — вышел вперед Федор. Форма синяя, с желтыми шевронами, сапоги черные. Ремень, кобура с револьвером. Весь такой из себя консул.

Епифан хоть и был боярином, а не купцом, зарабатывать серебро умел. Федор раньше много занимался закупками для Чернореченска, так что торговаться тоже был не промах. Акцент торга сместился с зерна на струг, затем торг перешел в беседу и рассказы про Таврию. Люди вынесли лавки. На козлы положили доски — получились столы.

Из епифановской деревни привезли еще снеди и жбан хмельного. Федор посчитал на пальцах дни, махнул рукой — давно, черных баллов много не будет, и взялся за кубок. По случаю хмельного, торговлю отложили на утро.

Епифан заявился с утра пораньше, и Федору, несмотря на тяжесть в голове, пришлось идти осматривать струг. Потом еще торговались за серебро. Епифан хотел брать красивые лиры по весу, по семнадцать денег за монету, хотя купцы давно рассказали, что стоит новая лира все двадцать, серебро там хорошее. На что Федор достал из другого мешка резану — если на вес, то бери эту. Епифан взял и то и другое, но новые — по двадцать. Ударили по рукам.

Зерна было мало, купили только семьдесят пудов. Но Епифан уже собирал обоз в Тулу, докупить себе и послать потом в Воронеж, потому как Федор купил рожь по семь денег за пуд, а в Туле можно купить по четыре, или четыре с половиной. А для Федора даже эта цена была очень низкой, в Таврии пшеница стоила от лиры и пяти сольдо до полутора лир за пуд, в зависимости от урожая. А это от двадцати пяти до тридцати денег, пусть даже рожь в полтора раза дешевле будет. Епифан ушел с деньгами к себе, в деревню.

Епифан ушел, а к Федору целая очередь просителей.

— А правда, что плотникам по триста денег в год дают?

— Правда.

— А зимой что делать?

— Зимой лес заготавливать, зимний лес самый лучший.

— То верно. Бери меня в закуп на год. И меня. И я.

Это епифановские закупы. Вроде зачем из закупа в закуп. Но у Епифана они в долгу за 150-200 денег, они их сейчас отдадут ему, а через год будут с прибылью. А есть такие, у кого долг в сто денег.

— А Епифан не осерчает на вас, что уходите?

— Так он на нас все кричит что зря хлеб едим. Работы мало у него сейчас. Избы все построили, жито посеяли, лес летом не рубят. А до страды он себе еще закупов или холопов возьмет, а может и так справится.

— Ну это хорошо. А вы все плотники?

— Ну избы рубить все умеем, а так еще землю орать можем.

— А печники есть?

— Я печник.

— А я гончар.

— Тоже пойдет.

Двадцать восемь мужиков, большинство с семьями. Триста денег — звучит солидно, но это всего пятнадцать новых лир — а за это мужик целый год работать будет. Четыреста двадцать лир на такую толпу народа!

Следующая толпа еще больше. Это семьи гребцов, что остались работать в Таврии. Но только те семью, где гребцом был муж — глава семьи. Таких было тридцать четыре семьи. Там где ушел сын, семья особо не волновалась. Получили они весточку через купцов и теперь спрашивают — что дальше.

— Седмицы через три или четыре в Воронеж придет пароход... большой струг, он вас отвезет к вашим мужьям. Сейчас вас взять не могу, места в стругах мало. Да и жить вам там негде пока. Но в скорости пришлем струги за вами, чтобы к приходу парохода вы были готовы.