Продолжение 21

— Будьте прокляты ты и твои ублюдки! Сдохни, тварь!..

"Бета" толкает руки отдачей, глушитель гасит звук, перебитые пулями колени подламываются, тело дёргается в конвульсиях, потом затихает.

Прошу у Сыча полевой блокнот с карандашом, черкаю на чистом листке несколько слов, затем вырываю его, сворачиваю трубочкой и запихиваю под завязки штанов, уже успевших промокнуть вонючим. Вот и эпитафия готова. "Собаке — собачья смерть". Тебе, сволочь, в самый раз будет! Думаю, найдутся люди, способные перевести это на турецкий...

*

Тела Лёхи и Вачэ мы забираем с собой и успеваем пройти полсотни метров, как со стороны турецких окопов доносятся взрывы гранат. Пошла веселуха! Недолгая тишина после этого сменяется тарахтеньем пулемёта. По звуку, вроде, как наш льюис работает. А теперь и МГ-шник вписался басовитым речитативом. На подступах к окопам нас окликают свистом, бегущий впереди Щур отвечает "Свои". Останавливаемся возле каменного "порога", мимо нас мимо нас проскальзывает вереница пластунов, навьюченных трофейными винтовками. Четверо аж пулемёт тащат, Георгиевские кресты зарабатывают. Предрассветные сумерки ещё скрывают лица, Остапца узнаю по силуэту.

— Турок какой-то до ветру собрался, вот и пошла заваруха. Всё, как говорили, в каждый блиндаж по "зорьке" и пару лимонок, потом пластуны добивать кинулись, всех в ножи взяли...

Рядом с нами двое диверсов тянут, как бычка на верёвочке, полураздетого Халиль-бея,на шее которого болтается разбухшая планшетка, ещё двое сзади на случай пары поджопников, чтобы не притормаживал...

— ... Только офицерику ихнему повезло, с нами идёт, бумаги свои тащит. Германцев сразу отпустили, у них там где-то авто было заныкано. Соседи тож всполошились, да на растяжки и пулемёты нарвались. Отход наши прикрывают, сейчас подойдут. У вас как?

— Нормально. Нашли проводника и Лёху. Мёртвыми. Принесли с собой, перейми тела. Дождись всех своих, забирай армян и отходи по тропе. Мы вас прикроем. Ждите у скал...

Мимо проносятся замыкающие, Щур и Сыч уже расставили своих бойцов веером, где бы турки не пошли, хоть по траншее, хоть сверху, встретим...

О, а вот и они. Топочут, галдят своё "А-ла-ла". Когда до передних остаётся метров десять, даю очередь, первый бегун летит на землю. "Призраки" подхватывают эстафету, "беты" хлопают негромко и со стороны совсем не страшно, но десяток пистолетов-пулемётов на такой дистанции!.. Прошлись, как косой смерти.

Турки даже и не поняли, что происходит и откуда ведётся огонь. Запоздало и вразнобой бахает несколько винтовочных выстрелов, все — в белый свет, как в копеечку. Туда, где сверкали вспышки, улетает несколько очередей.

— Отходим! — Командую своим, и мы уносимся к расщелине. На подходе опять опознаёмся свистом. Сзади бахает ещё один гранатный взрыв.

— То они пулемёт тронули. — Объясняет один из дожидавшихся нас диверсов. — А лимонку под ним не унюхали. И здеся щас поставим сюрпризик...

— Всё?.. Тогда — вперёд!..

Уходим по тропе, по очереди прикрывая друг друга. Успеваем догнать Остапца с основной группой, и снова сзади взрыв. Значит, погоня продолжается.

— Иваныч, недалеко отсюда ущелье расходится, как бутылочное горло, затем снова в расщелину сужается. Вот там надо льюис поставить, а то, чего доброго, гостей к себе в окопы приведём. И несколько человек — наверх с гранатами. Залезть смогут?

— Маи смогут! — Встревает подбежавший Гурген. — Эта нашы горы, ми сможэм!

— Добро, только моих пару-тройку тоже возьмёшь. Им с лимонками попривычней, чем вам. Остальные пусть уходят, мы догоним...

— Командир!..

— Не спорь! Лёшка меня собой закрыл! Так что это теперь — личное!..

Остапец бросает взгляд на Сыча, стоящего рядом. Краем глаза замечаю, что он кивает в ответ. Няньки, блин! Эскорт и сопровождение!..

Нет, дураков жизнь ничему не учит! Без передового дозора, вопя как на базаре, в "горлышко" вваливается ещё одна группа мстителей. Сколько ж вас там?.. Полвзвода?.. Нет, больше... Ну, давайте поближе!..

Короткий свист "Атака", льюис и две "беты" валят догоняльщиков на щебёнку, почти одновременно сверху летят уже видимые в алом рассветном свете чушки гранат, взрывы накрывают остальных турок, пара осколков звякает о камни рядом с нами. Да, в горах не те дистанции боя...

Высовываемся из-за укрытия, несколько очередей и лимонка сверху заставляет замереть тех, кто ещё шевелился. Надеюсь, что навсегда. Держим на прицеле кучу тел, пока не спустятся метальщики. Остальные гранаты уходят на минирование трупов и растяжки... Теперь уходим. До своих уже рукой подать...

*

В блиндаже подъесаула пытаюсь овладеть смежной специальностью. Абсолютно мирной — цирюльника и брадобрея. Это довольно занимательно, учитывая, что в роли клиента, намертво притороченного к неизвестно откуда взявшемуся здесь стулу, выступает ещё не до конца осознавший перемены в своей судьбе Халиль-бей. А вместо бритвы — "оборотень", минут пять демонстративно правленый на куске ремня с пастой ГОИ, коей стараниями Павлова у меня в достатке. Рядом за столом подъесаул с помощью Гургена и ещё одного армянина, знающего турецкий, пытаются разобраться в бумагах, захваченных у юзбаши. Чуйка моя почему-то уверенно подсказывает, что непростой экземплярчик попался, вот и хочу разобраться кто есть who и who есть кто.

— Вот мы и поменялись ролями, Халиль-бей. Я отведал вашего гостеприимства, теперь очередь за вами. — Начинаю аккуратно скоблить турку скулу возле левого уха, несмотря на отчаянные попытки отодвинуться. — Не дёргайтесь, могу порезать!.. Ну вот, я же предупреждал!..

"Нечаянный" порез начинает наполняться капельками крови, стираю их тряпочкой и кладу ему на колени, чтобы видел.

— Сидите неподвижно, я же не могу везти вас в Москву неопрятным... Да-да, в лагерь для военнопленных вы пока не попадаете... Но вернёмся к нашим баранам. Я хочу понять, зачем вы зверски убивали наших солдат и издевались над трупами. Вы же, турки, стремитесь сравняться с цивилизованными европейцами...

— Равняться с неверными? — Халиль-бей пытается высокомерно улыбнуться, но выходит это у него не слишком удачно, мешает нож у кадыка. — Мы более шести веков охраняли Восток от христианского нашествия. Наши предки умели писать, знали многие науки, когда ваши ещё жили в выкопанных норах и бегали по лесам в звериных шкурах... Я не желаю больще ни с кем разговаривать и требую, чтобы меня отправили к остальным пленным!

— А-астарожно! — Лёгкими движениями руки щегольские усы превращаются в щёточку "а-ля Адольф", подчищаю пару плохо выбрившихся мест на губе и пока клиент в лёгком шоке, возвращаю разговор в нужное русло. — Боюсь, что слово "требую" на неопределённое время стоит исключить из лексикона, могут неправильно понять и возникнут проблемы со здоровьем. Вашим здоровьем. Видите того казачьего офицера? Он просил отдать вас ему после того, как я закончу. Чтобы его подчинённые превратили обрезание в отрезание. У вас, конечно, евнухи иногда тоже в почёте, но сама процедура, сделанная без наркоза и не очень умелыми руками, будет крайне неприятной.

Делаю ещё один порез на подбородке и снова промокаю тряпочкой, пусть полюбуется и проникнется. Никто с ним политесы разводить не собирается ни сейчас, ни вообще.

— ... И насчёт нежелания говорить — это вы тоже погорячились. Очень скоро наступит наступит время, когда вы будете изнемогать от желания рассказать что-нибудь ещё, лишь бы не испытывать повторно те муки, которые вам уготованы. Нет, никто не будет вырывать вам ногти, жечь калёным железом, выкалывать глаза, сдирать живьём кожу и посыпать раны солью. Это ведь такими способами вы защищались от кровожадных христиан. Вам придётся испытать нечто более ужасное. Считайте, что в буквальном смысле попадёте в ад... Но мы снова отвлеклись. Повторяю вопрос. Чья была идея издеваться над трупами? — На этот раз кончик ножа скользит по надбровью.

— Бахчо... Его отряд должен был проводить акции устрашения неверных...

— И, естественно, с вашего молчаливого согласия и при полном одобрении...

— Он — дальний родственник одного из самых многочисленных курдских племён. Было приказано ему не препятствовать.

— Почему именно здесь?..

— Денис Анатольевич, кажется, мы нашли кое-что интересное. — Подъесаул прерывает нашу философскую дискуссию о добре и зле, протягивая мне пухлую тетрадку и какую-то брошюрку. — Там, на пятой странице...

Открываю книженцию и вижу ненаучно-фантастическую карту. Ну, Турция, Афганистан, вся Средняя Азия, Тунис, Египет, Марокко — это ещё можно понять. Так в единые с ними границы хотят запихнуть и Татарстан, и Башкирию, и Алтай с бурятами... И даже камчадалов с якутами!.. Интересно, чукчей они тоже собираются родственниками объявить?.. И назвать весь этот коктейль Великим Тураном? Ню-ню...

А тетрадочка, судя по пестрящим датам — скорее всего дневник нашего борца с христианством. Надо будет попросить перевести и почитать на досуге...

— Тама в тэтрады какой-то Асобый Ор-га-ны-за-цыя напысан. Тешкилят-и Махсуса называэцца.

— Поясняет Гурген. — Кто такие — нэ знаю.

— А вот мы сейчас и спросим. — Поворачиваюсь к турку, снова переходя на немецкий. — Халиль-бей, расскажите-ка нам о ... Тешкилят и Махсуса. И, желательно, со всеми подробностями!

Оп-па, а бусурманин что-то заволновался! Побледнел, глазки туда-сюда забегали... Продолжим бритьё, пока ещё волосы остались?..

— Вашбродь, дозвольте! — В блиндаж влетает слегка запыхавшийся солдат-посыльный.

— Ну што там у тебя? — Раздражённо интересуется подъесаул.

— Тама от Его превосходительства приехали, Ваше благородие ищут. — Боец обращается уже ко мне.

Ну вот, не дали поговорить! Ничего, дорога длинная, успеем. Да и потом ещё встретимся, наверное, и не раз... Интересно, зачем я начдиву занадобился? Ладно, скоро узнаем...

* * *

— И как я должен обращаться к Вам, сударь? Господин штабс-капитан, или господин подполковник? — Генерал отчасти был в курсе, кто я такой и именно поэтому не давал выхода начальственному гневу, только обдал волной ядовитого сарказма.

— Штабс-капитан Пупкин, Ваше превосходительство.

— А не перебарщиваете ли вы там у себя в столицах со всяческими секретными игрищами? Тут, знаете ли, фронт, ведутся боевые действия! А вы театры устраиваете с переодеваниями, прямо костюмированные балы, да и только! Я, конечно же, принимаю во внимание, что нам, грешным не всё дозволено знать, но Вашими стараниями в вверенной мне дивизии происходят какие-то непонятные события, о которых я узнаю последним и пост-фактум! Может, объяснитесь, зачем лично полезли к туркам, ранение получили, да в плен попали? А если бы всё хуже обернулось?..

Кажется, дяденька перепугался, что его из-за столичного гостя в неудобную позу поставят и будут в винительном падеже склонять...

— Разрешите доложить, Ваше превосходительство! Этой ночью по Вашему приказанию группа пластунов под командованием подъесаула Антипова совершила вылазку на вражеские позиции. В результате умелых действий казаков уничтожено до двух взводов турецкой пехоты, взяты многочисленные трофеи, включая пулемёт, захвачены ценные документы и взят в плен офицер.

Намёк на единоличное получение всех плюшек и аплодисментов благосклонно принимается к сведению и господин генерал слегка убирает громкость, сменив гнев на милость:

— Вы везучий человек, Денис Анатольевич. Но рисковать вот так, без оглядки, право слово, не стоит. У каждого везения есть свой предел...

Что-то слишком часто за последние сутки мне про моё везение рассказывают! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!..

— ... И позвольте спросить, что за катавасию Вы затеяли со своим погибшим солдатом? Что за особый гроб из кровельного железа? Почему нельзя его похоронить, как других?..

— Ваше превосходительство, погиб мой боевой товарищ и я должен доставить его тело в батальон! То, что он носил погоны унтер-офицера, ничего не меняет! Если у Военного ведомства нет денег, я сам оплачу транспортировку!

— Хорошо, хорошо, я отдам необходимые распоряжения. — Генерал даёт понять, что со столичным парвеню он ссориться по пустякам не намерен, но и подобные умозаключения ему абсолютно чужды и непонятны, затем не удерживается от ядовитой шпильки. — А вот привести себя в подобающий вид Вам, всё-таки, придётся. Я доложил о происшедшем начальству, мне телефонировали, что Его Высочество Великий князь Николай Николаевич ждёт Вас с докладом...

Блин, если бы такую оперативность в боях проявляли, войну давно бы выиграли. Хотя нам всё равно через Тифлис ехать, заглянем к Ник Нику, не развалимся...

*

Иду чередой лестниц и коридоров по Воронцовскому дворцу в сопровождении адъютанта Конвоя Наместника сотника Перекотия. Молодого, но, судя по Георгию на черкеске, уже понюхавшего достаточно пороха. На входе казак-часовой довольно сурово осведомился о цели прибытия, затем объявил в телефонную трубку "радостную весть" о том, что Его высокоблагородия подполковник Гуров прибыл на аудиенцию к Его Императорскому Высочеству Наместнику Государя Императора на Кавказе. Несмотря на то, что страной рулит Регент. Интересный штришок, однако...

Прибывший по вызову сотник представился, внимательно изучил предъявленное удостоверение и повёл в "святая святых" — рабочий кабинет Великого князя Николая Николаевича, одновременно конвоируя и показывая дорогу. Интересно, он всех так встречает, или для моей скромной персоны сделали исключение?..

Приоткрыв дверь, ИО начкара, или помдежа заглянул внутрь и, видимо, получив "добро", пропустил меня вперёд и удалился, считая свою миссию удачно выполненной. В "предбаннике" было немноголюдно. Цивильный молодой человек "благообразной наружности" и с очень серьёзным выражением лица играл в апостола Петра, то бишь восседал за письменным столом у входа в кабинет и предавался излюбленному занятию всех секретарей-референтов и прочих рукамиводящих лодырей — работал с документами. Помимо него, сидя на стульях маялись ничегонеделанием ещё трое. Генерал-майор с полковником, очень напоминавших внешним видом и повадками Тарапуньку и Штепселя, и лицо кавказской национальности в традиционной черческе, пытавшееся найти равновесие между чувством собственной значимости и тревожным ожиданием вызова на ковёр к местному небожителю.

— Полковник Гуров-Томский? — Благообразный открывает внушительных видов гроссбух и внимательно смотрит на меня.

— Подполковник Гуров, командир 1-го отдельного Нарочанского батальона. — Подтверждаю его догадку.

— Будьте любезны, Ваши документы. — Чувствуется, что ему до смерти надоела эта рутина, но, как говорится, положение обязывает, и никуда от этого не деться.

Снова достаю и протягиваю удостоверение, замечая заинтересованные взгляды парочки в погонах.

— Цель Вашего прибытия, господин полковник? — Секретарь опускает приставку "под", то ли подражая армейским традициям, то ли выказывая своё расположение.

— Вызван по личному распоряжению Его Императорского Высочества Великого князя Николая Николаевича.