Четвёртая часть "Книга-2 Проходимцы"

В Бургасе, на тот момент проживало около 4 тысяч человек. Было две мечети, на базаре главный минарет. Так же имелись по одному — православный греческий храм, армянский и римско-католический. Всей торговлей заправляли греки, не потому, что они такие прирожденные коммерсанты, турецкие власти всячески препятствовали грекам заниматься земледелием.

Город был разделен на миллеты-общины, управляемые религиозными лидерами-старшинами, совет которых и занимался общим управлением города, а судебная власть принадлежала турецкому судье.

Был и гарнизон 100 человек с 10-тью пушками, из них два дальнобойных кулеврина, кои сами турки именовали колонборна. Так же, в случаи опасности, под ружьё вставало местное турецкое ополчение, насчитывающее до 300 человек.

Вокруг же множество рыбацких поселений.

К главе одной из многочисленных рыболовецких общин, кои располагались вокруг Бургаса, пришёл хорошо одетый господин в сопровождении четырёх злобных на вид и хорошо вооружённых людей, больше похожих на бандитов с большой дороги, чем охранников почтенного бея.

Здесь нужно уточнить, что услугами местных рыбаков, как в прочем и везде, активно пользовались контрабандисты. Потому данного господина глава рыболовецкой общины, Пегазос Псарас (Рыбак) рассматривал именно в данном аспекте.

— Бей эфенди,— поспешно произнёс главный рыбак, почтительно склонив голову.

— Эрхан. — Свысока, небрежно "бросил" посетитель.

— Что угодно достопочтенному Эрхан эфенди от скромного рыбака?

— Ты скромный рыбак? — С насмешкой произнёс посетитель. Намекая не то на фамилию, не то на род занятий? Не поняв сказанного, глава рыболовецкой общины Пегазос Псарас решил "взять паузу" и на всякий случай еще ниже согнул голову. — Я знаю, что ты старший здесь над всеми, кто выходит в море ловить рыбу.

— Эрхан эфенди прав, но только на этом, очень маленьком участке моря, до острова Святой Анастасии, это неподалеку, где находится один из наиболее ярких маяков Бургаса.

— Остров, с расположенным на нем монастырем. — Как бы уточнил гость.

— Да Эрхан эфенди.

— Мне нужен уста (мастер, специалист) которому знакомы глубины от маяка на острове Святой Анастасии до Бургаса.

— Эрхан эфенди его уже нашёл. — В очередной раз склонил голову рыбак.

— Нужно незаметно расставить буи для прохода большого корабля к берегу.

— Это сложная и опасная работа.

— Хороший конь стоит 40 золотых лир. Я дам тебе 20 золотых лир.

— Возможно уважаемому Эрхан эфенди будет интересно...

— Говори.

— Знающий лоцман может встретить корабль в море и провести в нужное место. — Эрхан эфенди молчал. Рыбак продолжил. — Здесь в стороне имеется тихая и глубокая бухта, к тому же, для быстрой разгрузки неподалёку спрятаны крепкие понтонные лодки и мостки.

— Где бухта?

— Уважаемый Эрхан эфенди, у нас такой большой харадж (налог с христиан), а ещё и авариз (налог во время войны) и фелюги (баркасы) требуют ухода,— замялся старший рыбак...

— Еще 5 лир.

— Она находится вон в той стороне,— тут же указал нужное направление Пегазос.

— Я хочу посмотреть.

— КалА (хорошо),— по-гречески ответил рыбак и тут же начал отдавать приказы рыбакам-общинникам, чтобы одну фелюгу подготовили к отплытию.

— Охи ке тОсо калА (не так хорошо),— в тон ему ответил Эрхан бей, продемонстрировав хорошее знание греческого языка, чем несколько удивил главного рыбака. — Твои рыбаки поплывут на фелюге. Мы отправимся конно. Я посмотрю дорогу, а твои рыбаки, при мне еще раз промеряют глубины.

* * *

174

Капитон Антон Андреевич.

Капитан русской армии, Капитон Антон Андреевич, прибыв в Белград, сразу же одел шайкачу (национальная сербская шапочка-пилотка). Явившись в отдел кадров, тут же был признан и принят на службу по майорскому патенту с назначением на "ростовую", полковничью должность — первый заместитель командира бригады.

Бригада — 6-ть батальонов по две четы (роты) в каждом, одна чета на службе (рекруты-призывники), другая на льготе (добровольцы-контрактники), и относилась к 1-му классу, то есть комплектовалась мужчинами от 20 до 40 лет.

Офицеры, вот в них-то как раз и был жуткий дефицит. Хоть и начала функционировать трех месячная школа пехотных подофицеров, но к данному моменту не было произведено ни одного выпуска. Проблему временно решили — княжеским приказом назначив отличившихся в боях командиров, в основной своей массе военного образования не имевших от слова совершенно.

Командиром бригады как раз и был один из таких назначенных приказом князя с мгновенным присвоением звания — бригадный генерал (промежуточное звание между полковником и генерал-майором) — Александр Ковачевич.

Подвижный, худощавый, бледнолицый, с обширными залысинами, создающими впечатления "высокого лба", с сухим, слегка надтреснутым голосом. Он, всем своим видом был похож на небогатого землевладельца, коим и являлся до начала боевых действий, чем на военного. В прочем, как военный он был не столько талантлив, сколько обладал обширными связями в политических и прочих властных структурах и кругах, к тому же невероятная преданность югославской державе и долгое время нахождения в "боевом сопротивлении" которое ранее, по своей сути ограничивалось не частыми собраниями и размышлениями о будущем Югославии, но нужно отдать должное, как только стране потребовались деньги и воины, данные господа сразу же, без излишних раздумий внесли сумму, сколько кто смог и взялись за оружие.

Была и еще одна особенность. У него в голове было полно неплохих идей, но ни малейшего понятия как их осуществить.

И еще — сербы часто называют один другого сокращённым именем, в общем, бригадного генерала Ковачевича свои называли просто Аца.

С Антоном же — оказалось, что многим он знаком как итальянец Антонио Андреас, взявший "на штык" сардинский лагерь и которому командующий сардинской армией, отдал свою шпагу... Единственное отличие, нынче его называли сеньор майор Антонио Андреас, не то чтобы кривлялись, многие действительно полагали, что он итальянец и когда Антон говорил, что русский, прищурив глаза при этом хитро улыбаясь в усы согласительно произносили:

— Си сеньор майор...— почтительно склоняя голову.

В общем, со временем к данному обращению Антон привык. Так вот, средь всего командного состава на всю бригаду, по-настоящему учившихся хоть как-то офицеров было шестеро, включая его.

Была у них в бригаде и артиллерия — шесть трофейных французских полевых орудий с малым запасом снарядов, изношенными лафетами, слабо обученными артиллеристами и под командованием бывшего ранее артиллеристом австрийской армии Душаном Дрокичем, который ныне щеголял в чине батарейного фельдфебеля.

Поскольку постоянного, стационарного места расположения бригады еще не было, их армейский лагерь находился на окраине небольшого городка. Солдаты проживали в землянко-палатках, а офицеры на съёмных квартирах. Собрание же офицеров бригады часто проходило в небольшом кабачке данного населённого пункта. Попивая местное вино, вели непринуждённые светские разговоры на всевозможные темы:

— Скоро вновь повеет "северный ветер" и все верные сыновья и многочисленные друзья вернутся в многострадальную Югославию в качестве победителей.

— Следите за "розой ветров". Она не должна кардинально измениться.

— Поговаривают, что "северный ветер" всё чаще стал веять в направлении Константинополя.

— Смею Вас заверить, что так оно и случится, но вначале Югославия и лишь потом конец османам.

— Любой конец чьё-то начало. — Весело заметил бесшабашный гуляка каламбурист и непревзойдённый организатор попоек поручик Димитро Ржевич, попутно являвшийся племянником командира бригады Александра Ковачевича.

В это время служанка к их столу принесла очередную партию вина, аккуратно поставила каждому его кружку. Пока она проделывала данное деяние, офицеры дружно молчали, а за её "удалением", уже слегка подвыпившие господа дружно проследили взглядом:

— Как для меня слишком полная. — С явным сожалением заметил капитан Боян Чернич, которого за "гвардейские" габариты и невероятную трудоспособность называли Апис. По-гречески "пчела", по-египетски "бык", а может называли его так оттого, что прилично приняв "на грудь" он излишне часто ходил "отлить", причём непременно сообщал об этом присутствующим, а поскольку произношение с каждой рюмкой у него слегка изменялось, вместо "Я" уже получалось "А" и в общем выходило "А пис...". Как бы там нибыло, но о происхождении данного прозвища никому ничего известно не было. Сам же он историю своего "второго" имени отчего-то не рассказывал.

— Какая же она полная? Скорее чуть худая. Но, в общем, довольно привлекательная задница на симпатичных ножках, манящая изгибом и крутизной форм... Так бы и ... раз и два, и три раза...— тут же скаламбурил поручик Димитро Ржевич.

— Поручик! По Вас и так все женщины сохнут. — Ехидно, с саркастической ухмылкой заметил капитан Чернич.

— Да что вы, господа! Как можно?! Они по мне мокнут...

Дружный хохот из армейских глоток, разнёсся по небольшому помещению кабачка.

— Для Вас Димитро, суть как всегда внутри, а не снаружи.

Снова хохот.

— А я недавно иду, по делам душевным да неотложным. Срочно нужно было,— заговорчески подмигнул, как бы уточняя по какому именно вопросу спешил. — Смотрю, бабка цветы продает. Подхожу, а она мне:

— Милок, купи букетик. Неделю стоять будет!

Я еще засомневался. Букетик небольшой и вдруг такой эффект. Спрашиваю:

— А не врёшь?

— Правду говорю — неделю.

— Тогда давай два!

— И как?

— Обманула бабка...

Очередной дружный хохот потряс провинциальную пивную.

— Мир так несовершенен.

— Не будьте циником.

— Все болезни из-за нервов.

— Нет, все болезни из-за денег.

— Ну, хорошо, все болезни из-за нервов по-поводу денег.

— Друзья-друзья! — Вновь начал "вырываться вперёд" поручик Димитро Ржевич. Заметив, что на него особенно никто не обращает внимания. — Я в сотый раз Вам говорю — "Друзья!"

— Лучше, чтобы меня один раз добавят в богатые наследники, чем сто раз в друзья.

— У Вас еще всё впереди, нынче же я хочу поведать Вам один старинный рецепт.

— Поручик, Вы знакомы с медициной?

— Я не говорю о всей медицина, лишь о старинном рецепте.

— И каков он?

— Замечательный. Это ромашковый чай. Он очень хорошо действует на мужскую силу и попутно успокаивает нервы.

Все офицеры внимательно посмотрели на балагура Ржевича.

— Особенности данного напитка таковы, что ромашковый чай должен быть с запахом коньяка, вкусом коньяка и можно без чая.

Как бы там ни было, но шла война, хоть и вялотекущая, но всё же. Используя пассивность турок, русская армия переправилась через Дунай и неспешно наступала. Основная масса войск еще шла по Добрудже, в то время как передовые, казачьи отряды вплотную приблизились к Варне.

Общая численность турецкого воинства на Балканах к началу Крымской войны равнялась 104-ре тысячи. Из них 45-ть тысяч были сосредоточены в Шумле, 18-ть тысяч — в Силистрии, 6-ть тысяч — в Варне, 20-ть тысяч — в Видине и Калафате и остальные были разбросаны мелкими гарнизонами по разным пунктам. Состав сей необычайно грозной и устрашающей силы был, мягко говоря, не очень. Около 30-ти тысяч действительно воинов, по крайней мере числились таковыми, остальное же — всевозможные авантюристы-иррегуляры и не знающие дисциплины башибузуки, отличавшиеся высокой жестокостью, склонностью к грабежам, насилию и прочей иной непотребностью, вплоть до грабежа своих же, пока никто не видит, турецких запоздалых обозов.

Единого образца вооружения, равно как и обмундирования, не имели, жалования от правительства не получали, иногда им выдавался провиант, но зачастую башибузуки были на сомообеспечении.

В общем, карательные отряды, больше походившие на разбойничьи орды-банды, каждой из которых управлял свои одабаш (главарь). В победном наступлении для запугивания непокорного населения они были хороши, а вот при боевых действиях, когда им давали решительный отпор умелые, хоть и малочисленные воины, они тут же "гордо сдавали задом", в смысле бежали, куда глаза глядят, попутно в своём же воинстве сея панику, страх и неразбериху.

С началом активных боевых действий, после ряда поражений в Черногории и Крыму, когда самые большие потери понесли как раз боеспособные, регулярные османские войска управляемые европейскими, по большей части французскими офицерами... В общем, на бумаге армия у Блистательной Порты как бы была, а фактически воевать некому. Всё усугубил распад Австро-Венгерской империи, уход французов и сардинцев из Варны. Позже пришла весть о сокрушительном поражении франко-сардинской армии от объединившихся сербов начавших называть себя югославами. Следующим известием стало объединение Италии и очередная Французская революция. А уж мирный Парижский договор между Россией и Францией окончательно поставил жирный крест на полумесяце и на всех Османских мечтах о победе. Вопрос стал еще шире, нешуточный разговор шел о самом существовании Турецкого государства.

Оставшиеся в Варне англичане, под командованием однорукого фельдмаршала лорда Раглан, к тому моменту большая часть войска, которая еще не разбежалась, была сильно деморализована.

По общему мнению, Британского командования в Варне — английское войско таковым лишь числилось. Турецкий гарнизон — две тысячи солдат, на самом же деле представлял из себя всевозможных славян и иных потурченных народов. Ни стойкости, ни преданности, а вот ударить в спину англичанам — мог запросто.

Лорд Раглан, узнав о казаках под Варной, на совещании сделал невероятное, но весьма воинственное заявление:

— Мы не можем уклониться от произведения демонстрации в Варне. Это значило бы потерять всякое влияние на оттоманское правительство и произвести сильную деморализацию в сражающейся турецкой армии.

Здесь необходимо напомнить, что фельдмаршала Фицрой Джеймса Генри Сомерсета, 1-го барона Реглана — шестьдесят шесть лет, потерявший руку на войне с Наполеоном, грузный, медлительный, туповатый и чересчур прямолинейный сер, 40 лет не воевавший. Так вот, он наивно полагал, что где-то там, впереди, в Силистрии и Добрудже, доблестные османские войска героически сражаются и смело умирают за своего Султана. На самом же деле после поражений англо-франко-турецкой армии, после того как с Дунайских княжеств ушли австро-венгерские войска, а взамен им пришли русские, как пронёсся слух о заключении Парижского мирного договора по которому данные территории отходят к России. Быстренько всё верно сосчитав местные правители сами дружненько записались в очередь на приём к русскому командующему князю Михаилу Дмитриевичу Горчакову, чтобы лично выразить свою лояльность и преданность...

Возможно лорду Раглану это было еще не известно, хотя вряд-ли, но тем не менее:

— Мы расположим наши войска в одном часе хода от крепости, на высотах, окружающих Варну. Русских нужно встретить, что неминуемо случиться, обеспечив себя полевыми укреплениями, находясь в найлучших условиях, что позволит нам принимать решения в соответствии от сложившихся обстоятельств. — Сделал небольшую старческую передышку: