Убить Первого. Том 1

За несколько дней Эдван осилил всю первую часть книги, которую ему дал господин Фан. Правда, никому рассказать о своих успехах он не мог. С той скоростью, которую он показал старому библиотекарю, чтение должно было затянуться надолго, поэтому Эдван предпочитал о своём прогрессе помалкивать, и всегда старался держать книгу закрытой в присутствии других людей.

Шан Фан, как и обещал, вернулся через три дня. Старик вручил Эдвану небольшой лист бумаги с записанным на нём рецептом какого-то снадобья, оставил наказ перевести его, вытянул из парня информацию о магическом знаке, снова напомнил про огромный долг за спасение жизни и ушёл, не попрощавшись. После его ухода у Эдвана остался крайне мерзкий осадок на душе. Он чувствовал себя так, словно его просто использовали и лишь сильнее укоренился в своих подозрениях и домыслах. Широкая улыбка, спокойная речь и добрые слова Шан Фана больше не действовали на него и та искорка доверия и уважения, что зажглась в нём в прошлый визит старика, окончательно испарилась. Да, дед всё так же был честен, но в голову паренька закрались подозрения, что ценность его знаний намного выше тех зелий, которые в него вылили. К тому же, несмотря на все слова о долге, он до сих пор не назвал точной цифры...

Эдван решил, что раз уж его решили использовать, он будет делать то же самое. Будет и дальше придерживаться старой стратегии и даже если вдруг вспомнит что-то "из-за грани", то точно не побежит сразу рассказывать старику, а вначале оценит полезность этих знаний лично для себя. По-крайней мере, до тех пор, пока не разберётся, что к чему.

Перевод рецепта он, разумеется, решил делать так долго, как только возможно. Правда, реальность оказалась хитрее его маленького плана. Рецепт был слишком сложным. Несмотря на то, что он мог с лёгкостью прочитать страницу текста, понять написанное было выше его сил, ведь одно дело читать старые легенды, а другое рецепт древнего снадобья, где перечислены странные названия растений, которых он в жизни не видел и слова, которые никогда не слышал прежде ни на одном из двух языков. Процесс закончился, не успев начаться.

Эдван записал на лист бумаги то, что сумел понять и с чистой совестью отложил перевод в сторону, напрочь забыв о нём. Постепенно, пребывание в комнатушке стало невыносимым. Он чувствовал себя словно в темнице и изнывал от скуки. Старый библиотекарь, казалось, напрочь забыл о нём! Шан Фан не появился ни через три дня, ни через неделю, ни даже через две и единственным собеседником Эдвана всё это время был горбатый мужичок, который приходил менять повязки да приносил еду и разные снадобья каждый день. Всё остальное время парень был предоставлен самому себе.

Он всё так же пытался почувствовать разлитую в округе атру, и у него всё так же ничего не выходило. Даже кошмары с проклятым медведем исчезли из его головы и казалось, будто древний язык и странный магический знак были всем, что он получил из-за грани. Это было очень обидно и негативные мысли заполнили его голову. Однако, в начале четвёртой недели его пребывания взаперти, подобно дневному свету, что пробился сквозь дождевые тучи, горбатый мужичок принёс радостные вести. Сам лекарь желал видеть его у себя.

Сердце Эдвана забилось быстрее от предвкушения. Опираясь на плечо своего спутника он преодолел порог, отделяющий его комнату от длинного коридора и мурашки пробежали по спине, когда он почувствовал ласковое дуновение ветра на коже. В конце коридора была открыта дверь на улицу...

Увы, попасть туда Эдвану было не суждено. Не сейчас. Горбатый провёл его мимо шести запертых дверей, за которыми скрывались такие же маленькие комнатки, как и та, где лежал юноша. Они свернули направо, миновали пустой зал с множеством кроватей и вошли в кабинет лекаря. Посещение прошло намного быстрее, чем Эдван себе представлял. Высокий мужчина с суровым взглядом придирчиво осмотрел его рану, объявил, что он теперь здоров, после чего выдал последнюю бутыль со снадобьем и велел проваливать отсюда.

— И чтоб комната к вечеру была чистой! — крикнул лекарь горбатому, когда они поворачивали обратно в коридор с комнатами для тяжелораненых.

— Не волнуйся, на улице не окажешься, — поспешил успокоить паренька мужчина, — сам господин Боу пришёл вчера и передал мне ключ от твоего нового дома.

— Господин Боу?

— Капитан Марк Боу, — терпеливо пояснил горбатый, — он приходил к тебе в первый день...

В голове Эдвана тут же всплыл образ мужчины и два браслета, благодаря которым и проявилось его знание древнего языка.

— Да, я помню.

— Тебя поселят в академии, — вздохнул горбатый с толикой зависти, — в отдельную комнату! Как если бы ты был одним из трёх великих семей!

— Трёх семей? — не понял Эдван.

— Да. Трёх кланов-основателей нашего великого Города! — с гордостью и блеском в глазах сказал горбатый, отчего даже немного выпрямился, — кланы Линн, Джоу и Морето. Столпы, на которых держится наше благополучие! Только ученикам из этих семей, или из семей их вернейших вассалов позволено иметь отдельные комнаты. Остальные живут группами.

— С чего же мне такая честь... — пробормотал Эдван. Внутренне, он ещё глубже уверился в том, что это лишь показная забота, чтобы вытянуть из него знания.

— Наверное, чтобы прочие ученики не совали нос в книги, что ты переводишь для господина Фана, — высказал самую очевидную причину горбатый.

Мужчина понурил плечи, сгорбившись ещё больше. Зависть больно уколола его прямо в сердце. Ведь попав в академию, да ещё и в отдельную комнату, юноша наверняка столкнётся с учениками из благородных семейств! А для него, бедняка без капли дара, вынужденного влачить своё существование прислуживая в лазарете, приобщиться хоть немного к одной из великих семей было пределом мечтаний! Пределом, который уже получил никому неизвестный мальчишка из деревни только потому, что чуть не умер и мог читать на древнем наречии. И имел дар. Да... именно наличие дара отделяло их друг от друга непреодолимой пропастью. Небеса так несправедливы...

Горбатый вздохнул, очень грустно и очень тяжело, разом постарев на несколько лет. Эдван посмотрел на него, удивлённый такой резкой сменой настроения, однако, как он ни гадал, он так и не сумел понять её причину. Мужчина смерил паренька колючим взглядом, немного помолчал и потянул обратно к комнате, которую требовалось освободить к вечеру.

Сбор вещей не занял много времени, все пожитки Эдвана уместились в маленький мешок, который горбатый закинул к себе на спину и, заперев комнату, повёл юношу к новому жилищу. Миновав уже знакомый коридор с палатами для тяжелораненых, Эдван, наконец-то, попал на улицу.

Впервые за всё время жизни в городе, горбатый испытал крайне странное и незнакомое ему чувство — жгучий стыд, но не за себя, а за другого человека. Эдван вёл себя словно слепой, что научился видеть. Он вертел головой во все стороны и восторгался практически всем, на что падал его взор. Огромный забор, ограждающий лазарет, само большущее здание, оживлённая улица, на которой болталось множество людей, проходящий мимо отряд стражи с копьями наперевес.

А уж когда они подошли к площади перед Военной академией... статуя великих основателей в её центре произвела на паренька куда большее впечатление, чем сам комплекс зданий за огромным забором. Эдван даже заставил горбатого остановиться перед монументом, чтобы как следует рассмотреть его, а проходившие мимо люди со снисходительными усмешками поглядывали на эту парочку, застывшую в самом центре площади.

Но Эдван, казалось, совсем не замечал этих взглядов. В своей жизни он ещё никогда не видел статуй, в его деревне их просто не делали. Некому. Здесь же... монумент трём основателям города выглядел очень величественно. Суровые мужчины в доспехах, что стояли в героических позах, словно готовясь защитить академию за их спинами от любой напасти. Имена этих людей были выгравированы на постаменте и, что примечательно, на древнем языке.

"Интересно, знали ли они, что их потомки утратили столь ценное знание, или язык был утрачен ещё до основания города?", — задумался Эдван, глядя на монумент. Ему почему-то показалось, что имена глав кланов вывели древним языком исключительно, чтобы подчеркнуть их древность и престиж монумента, а не потому, что памятник сделали в то время, когда язык был в ходу. Иначе, как он мог утратиться, если на нём говорили все поголовно?

Насмотревшись, Эдван подтолкнул горбатого к воротам академии. Место, где ему предстояло обучиться управлять собственным даром тоже произвело на паренька сильное впечатление, хоть и не такое сильное, как статуя. Больших домов в городе было в достатке и без академии, хотя выше трёх этажей он, пока что, ничего не видел. Миновав ворота, они прошли по широкой дороге между двумя длинными двухэтажными домами и попали в главное здание. Народу здесь, в отличие от площади, было куда меньше. Обучение ещё не началось, коридоры пустовали и лишь редкие одарённые, проходившие мимо, бросали на юношу и горбатого любопытные взгляды. Там они заглянули к какому-то седому старику в белых одеждах, с которым горбатый перебросился парой фраз, пока Эдван рассматривал высокий потолок и сам кабинет. И именно по причине излишнего любопытства к замысловатому орнаменту, напоминающему вьющееся растение с множеством острых листьев на стенах, он так и не запомнил путь до собственной комнаты.

Горбатый довёл его до комнаты под номером девять на втором этаже, в самом конце длинного коридора. Вручил ключ, небольшой мешок, в котором таскал пожитки паренька и, попрощавшись с вымученной улыбкой, поспешил откланяться, оставляя Эдвана стоять одного посреди опустевшего коридора.

Вздохнув, парень отпер дверь и, с трудом подняв мешок, вошёл внутрь. Его взору предстала довольно просторная и практически пустая комната. Только небольшой столик в углу да сундук для вещей. Ничего лишнего. Вздохнув, Эдван положил мешок с вещами на стол и, кряхтя, устроился на полу у сундука, надеясь найти там ещё что-нибудь. Надежды его оправдались, внутри нашлась циновка для сна и широкий кусок ткани, которой можно было укрыться ночью. Действительно, ничего лишнего.

В своей комнате Эдван просидел не так уж долго, желудок предательски потребовал пищи и ему пришлось покинуть убежище в поисках места, где бы можно было поесть. Побродив по пустым коридорам на втором этаже он всё-таки отыскал лестницу, спустился вниз и попросил помощи у первого попавшегося прохожего. Им оказался высокий мужчина в чёрном халате с крайне надменным лицом. Смерив Эдвана взглядом, от которого парнишке стало не по себе, он хмыкнул и ушёл, не сказав ему ни слова.

Прокляв себе под нос ублюдка, Эдван решил попытать удачу ещё раз. На этот раз, остановив какого-то юношу, он поспешил сказать, что только-только поселился и ещё ни в чём не разбирается. Ученик посмотрел на Эдвана крайне удивлённо, но в ситуацию вник и без лишних вопросов указал путь до столовой.

После обеда Эдван бесцельно бродил по комплексу ещё несколько часов, пока, наконец, не отыскал путь обратно к своей комнате. Едва увидев заветную цифру, он тут же поспешил забраться внутрь и крепко запереть дверь. Академия казалась ему страшным местом. Слишком большой, слишком незнакомой и... очень холодной. Находясь здесь, среди других людей, Эдван почувствовал себя невероятно одиноко. Наверное, ещё более одиноко, чем в маленькой конуре, в которой он провёл почти месяц. Там он чувствовал хоть какую-то заботу со стороны горбатого, который приходил каждый день, но здесь... Здесь он оказался сам по себе. Люди были другими, не как в его родной деревне. Они словно не замечали его, разговаривали между собой, и всегда очень холодно смотрели, когда он подходил поближе. Кто-то вообще не останавливался, как тот надменный в чёрном халате... словно он попал в другой мир, отстраненный и безразличный.

Эдван вздохнул. Он, конечно, подозревал, что дело могло быть в его одежде. Всё-таки, выглядел он как последний оборванец, который по какой-то причине оказался в стенах академии раньше срока. К тому же, без формы, которую выдавали ученикам. А может, просто здесь было не принято общаться с чужаками...

Парень скрипнул зубами. Что-то ему подсказывало, что обучение путям атры не будет столь гладким, каким он себе его представлял. А ведь оно, если верить словам Марка, начнётся всего через несколько дней!

Глава 4. Пёс в вольчей стае.

Громкий стук в дверь заставил Эдвана испуганно подскочить на циновке от неожиданности. Спросонья он даже не сразу понял, как он оказался в комнате, если ещё несколько мгновений назад удирал от огромного медведя, и почему кто-то уже ломится к нему? Моргнув, паренёк взглянул в окно: небо ещё не успело толком просветлеть. Интересно, кому не спится в такую рань? Стоило этой мысли пронестись в его голове, как стук повторился, в этот раз куда настойчивей, чем в прошлый. Вздохнув, Эдван поднялся на ноги и поспешил открыть нетерпеливому гостю.

— Небо светлеет, боец! Почему ещё не на ногах?! — жизнерадостно пробасил смутно знакомый голос откуда-то сверху. Подняв голову, Эдван увидел усатое лицо огромного воина.

— Приветствую, господин Марк. Лекарь велел мне побольше спать, пока тело не восстановится полностью, — слегка хриплым голосом пробормотал юноша.

— Чушь! Плотный завтрак и хорошая тренировка с самого утра — вот что поможет тебе быстро прийти в форму. Скоро начнёшь бегать быстрее, чем от тех обезьян! — сказал воин, не заметив, как Эдван дёрнулся от его слов, словно от удара хлыстом, — хотя, тренироваться тебе, действительно, ещё рановато. Давай за мной!

Широко зевнув, парень вышел в коридор, закрыл за собой дверь, и без лишних вопросов пошёл вслед за Марком. Выбора у него особого не было, а развязывать разговор Эдвану не хотелось — он боялся, что воин вновь начнёт вспоминать тот злосчастный день, о котором юноша предпочёл бы не думать. Однако, отсутствие вопросов и интереса к общению, воина не совершенно не заботило. Он преспокойно начал болтать о погоде и последних событиях. Извинился, что не навещал, потому что уходил на охоту. Рассказал об ещё одной вылазке Когтя Кланов, и о том, как они всей группой уничтожили целых двух одарённых тигров, из чьих когтей городские умельцы потом сделали оружие. Похвастался тем, что шкуру повесили в одной из казарм, а головы отправились в зал трофеев элитного отряда. Петляя вместе с Эдваном по коридорам Академии, Марк интересовался у парня, как прошёл месяц, вспомнил ли он чего нового и не приходил ли к нему старик Фан.

Постепенно, совершенно искренняя улыбка Марка, его разговор и забота всё-таки сумели пробиться сквозь стену подозрения Эдвана, и тот заговорил. Рассказал о древнем языке и переводе и даже, неожиданно для самого себя, об опасениях по поводу академии, на что воин лишь рассмеялся.

— Не переживай, юнец! Первые дни всем трудно! Скоро академия станет тебе родным домом, вот увидишь! Так же, как стала когда-то мне.

Ударившись в воспоминания, Марк начал рассказывать историю из своей молодости, когда он сам ещё был неопытным мальчишкой, только-только обнаружившим в себе дар. За рассказом Эдван даже не заметил, как они покинули территорию академии, миновали площадь Основателей, прошли мимо лазарета и очутились посреди казарм гарнизона. Марк привёл его к какому-то невзрачному длинному бараку с тёмной дверью. Внутри обнаружилась маленькая комнатка, в которой прямо за столом дремал старик в чёрном халате.