Гарри Поттер и Полная Луна

— Но ты же не купился?

— Да, но я — скорее редкое исключение, а не правило. Мне помогали.

— Кто? — спросил Гарри, уже подозревая ответ.

И точно...

— Дамблдор. Я уже рассказывал тебе — мои родители не хотели отдавать меня в Хогвартс после того, как меня укусили, — он перевел задумчивый взгляд на белую гробницу. — Как сейчас помню — старик пришел в наш дом и сказал одиннадцатилетнему мальчишке, испуганному монстром, который в нем поселился, что заберет его в волшебный Хогвартс, о котором ему столько рассказывали. Он сказал, что поможет, что научит справляться со зверем и извинился, что не может избавить меня от него насовсем, что мне придется жить с этим.

— Почему именно ты?

— Полагаю, что оказался единственным недавно укушенным волшебником подходящего возраста. Я был его экспериментом, Гарри, контрольным образцом, на котором он проверял, может ли он вернуть оборотней (или хотя бы часть из них) на сторону Света. Чтобы, когда Тьма в следующий раз поднимет голову, такие как я имели выбор и будущее, если не для себя, то хотя бы для своих детей. К сожалению, он опоздал, прежде, чем я закончил обучение и оправдал его надежды, оборотни выступили на стороне Волдеморта.

— Почему тогда он настолько затянул? Почему не дал... таким, как мы надежду, когда она еще могла что-то изменить?

— Эксперимент не был доведен до конца, Гарри. Я должен был пройти через все, через детские комплексы и вражду, гормональное созревание, подростковую влюбленность... все те маленькие трагедии и испытания, через которые проходит каждый подросток. Только после этого Дамблдор решился бы запустить в школу нескольких таких, как я... мы. Одно дело — приглядывать за одним потенциальным маньяком, и совсем другое — если их будет хотя бы двое.

Гарри вздохнул:

— Знаешь, Ремус, я не чувствую в себе того монстра, которого ты мне описал.

— Прошло всего четыре дня, Гарри и все равно, я уверен, ты уже заметил изменения.

— Подумаешь, стал более раздражительным... Хотя в первый раз это было сильнее всего — я был не готов. Можешь себе представить, я напугал саму Макгонагалл!

Ремус не улыбнулся глупой шутке. Все так же не отрывая глаз от могилы Дамблдора, он тихо сказал:

— Это первые ласточки, Гарри. Окончательно все изменится после твоего первого полнолуния, когда родится Зверь. И это никогда не будет то, что ты можешь почувствовать и заметить. Все будет казаться естественным и правильным и бороться с этим — все равно, что бороться с самим собой.

Гарри снова закрыл глаза. Думать и переживать не хотелось, — он слишком устал, слишком много сил отнял у него этот поход из Хогвартса к белой гробнице.

— Сложнее всего будет в бою, — а Ремус все продолжал говорить и Гарри знал — собеседник ему не нужен, бывший профессор говорит сам с собой, наверное, впервые за многие годы рассказывая об испытаниях, через которые ему пришлось пройти. — Именно там то, чем может поделиться с тобой Зверь, понадобится тебе больше всего. Он сделает тебя сильнее, быстрее и могущественнее, но каждый раз, каждый, Гарри! когда ты будешь пользоваться чужой силой, это оставит на тебе свой след, как шрам на душе, который никогда не исчезнет. С каждым разом жестокость будет казаться все менее отвратительной, милосердие — все большей глупостью, а кровь... — он судорожно вздохнул. — А кровь будет пахнуть вкусно. Зашедшие по этому пути дальше всех полностью сливаются с монстром внутри себя, они даже способны сохранять то, что осталось от их "Я" при полном превращении. Их не волнует власть, им не нужны деньги и женщины, а единственное, что их интересует — это кровь, как можно больше крови.

Гарри передернулся. У него не было поводов не доверять словам Люпина, но сказанное им казалось бредом, слишком жестоким, слишком бессмысленным, чтобы быть правдой.

— Таких всего несколько на всю Британию, — их убивают в первую очередь, причем чаще всего свои же. Безумцы не нужны никому.

— Ладно, Ремус, — тихо сказал Гарри, заставив Люпина, который, казалось, успел позабыть о его присутствии, вздрогнуть. — Будем считать, что ты меня уже достаточно напугал. Теперь настало время меня успокоить. Что мне с этим делать? Как бороться?

— Это чем-то похоже на окклюменцию, — ответил Люпин и невесело усмехнулся, увидев, как Гарри скривился от одного этого слова. — Но только "чем-то" и только "похоже". За семь лет Дамблдор разработал целую систему упражнений и приемов, позволяющих таким, как мы держать Зверя в узде... хотя бы отчасти. Некоторые из них родом из классики окклюменции, некоторые позаимствованы из магловских методик медитаций и самоконтроля, а некоторые... — Ремус протянул Гарри широкий темно-красный браслет, выуженный из кармана мантии.

— Что это? — спросил Гарри, не без опасений надевая браслет на правую руку.

— Я называл его "Стоп-краном", — невесело усмехнулся Люпин. — Как только ты потеряешь контроль над собой, эта штука выдаст разряд тока, достаточный для того, чтобы отправить в нокаут даже таких, как мы.

— И часто ему приходилось тебя останавливать?..

— Всего однажды. Но тебе, боюсь, придется испытывать его действие на себе гораздо чаще.

Гарри удивленно посмотрел на бывшего профессора:

— Намекаешь, что я импульсивный болван, который не может себя контролировать?

Оборотень не менее удивленно посмотрел на него:

— Нет, что ты, Гарри! Просто у меня была другая жизнь. Я учился, смеялся над приколами твоего отца и Сириуса и старался держаться подальше от неприятностей и конфликтов. Самой главной моей проблемой было не попасться учителям после очередной выходки главных заводил нашего квартета. Я начал учиться этому с детства, под руководством лучшего учителя, которого только можно себе представить, а тебе уже шестнадцать и тебе достался всего лишь я. Понимаешь, о чем я, Гарри?

Он кивнул, чувствуя, как губы кривит невеселая усмешка. У Ремуса было то, о чем сам Гарри всегда мечтал — обычная жизнь, тихая и мирная, без Философских камней, василисков, дементоров и драконов. Без великих темных волшебников, повесивших ему мишень в виде молнии на лоб и без пророчества, предопределившего все это.

— Вот только не надо этого "всего лишь я", — наконец сказал он. — Ты лучший учитель Защиты, который у меня был.

— Это не моя заслуга, а вина моих конкурентов, — улыбнулся Ремус. — Но спасибо за веру.

Пару минут они молчали, не глядя друг на друга. Гарри почувствовал, что уже достаточно отдохнул для совершения нового подвига: "дойди на своих двоих до лазарета" и собрался было вставать, как оборотень заговорил вновь:

— Есть еще одна вещь, Гарри. Все то, чему я буду тебя учить, не поможет тебе избавиться от Тьмы, не сохранит твою душу незапятнанной. Ты уже не тот, кем был раньше и никогда не сможешь стать прежним. Прости, что говорю тебе это, но чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

Гарри резко, прерывисто вздохнул. Что-то свербило в груди, желая вырваться на свободу. Не сразу, но он понял, что же это за чувство, — ему хотелось завыть на луну, выплескивая всю горечь и боль потерь, свалившихся на него в последние пару месяцев, всю безысходность и отчаяние.

— Покажи мне, Ремус, — прохрипел он, усилием воли заставляя себя посмотреть оборотню прямо в сочувствующие глаза. — Покажи мне, кем я стану.

Дополнительных объяснений не понадобилось — Люпину оказалось достаточно и этих скупых слов. После долгого испытующего взгляда он закрыл глаза и пару мгновений тишину нарушали только привычный умиротворенный и живой шум леса. И вот, в какой-то момент Гарри почувствовал, что что-то неуловимо изменилось в человеке, сидящем напротив. Поза из расслабленной превратилась в напряженно-угрожающую, хотя, Гарри мог поклясться, Люпин не пошевелил и пальцем; распахнувшиеся глаза вместо привычной мягкой синевы залило хищное золото в окружении угольной черноты; губы растянулись в оскале, обнажая чуть удлинившиеся клыки; в заключении Ремус зарычал — низко, раскатисто, по-звериному. Этот полный неприкрытой угрозы рык просто не мог исходить из человеческого горла, казалось, что связки должны лопнуть в первый же момент этого наполненного первобытной яростью звука.

И в тот же миг все пропало, растворилось, будто было лишь наваждением, игрой света и воображения — напротив Гарри сидел Ремус Люпин, друг его родителей, — тот самый Люпин, что три года назад спокойно и терпеливо обучал весь буйный контингент львиного факультета, ни разу не повысив голос и не выйдя из себя.

— Знаешь, что сказал мне Сириус на прошлое рождество? — спросил Гарри, не готовый пока как-то комментировать увиденное. — Он сказал мне, что в каждом человеке есть и светлая, и темная сторона. Но в конечном итоге единственное, что имеет значение — какую именно сторону выберешь ты. Мы свою выбрали давным-давно, не так ли, Лунатик?

Люпин фыркнул, а потом рассмеялся в голос. Отсмеявшись и увидев удивление на лице Гарри, поспешил объяснить:

— Нет, ты все правильно сказал, Гарри — я свой выбор сделал очень давно, как, полагаю, и ты. Просто неожиданно слышать столь мудрые слова от Сириуса. Ты себе даже не представляешь, каким беззаботным повесой он был в юности! Кто бы мог подумать, что всего через семнадцать лет после того, как он использовал мантию-невидимку твоего отца, чтобы пробраться в женскую ванную, он сможет выдать что-то в стиле Дамблдора!

Гарри грустно улыбнулся. Раньше Сириус и Люпин рассказывали ему о погибших родителях. Теперь, видимо, бывшему профессору придется отдуваться за двоих, добавив в список историй еще и рассказы о мертвом Блэке. Горевать о смерти крестного, Дамблдора и Эммелины не хотелось: все, чего он желал прямо здесь и сейчас — это забраться под толстое теплое одеяло в больничном крыле и, свернувшись калачиком, забыться пустым сном без сновидений.

Гарри тяжело поднялся, опираясь одновременно на трость и ствол дерева. Твердо встав на ноги, он пару мгновений молчал, надеясь, что его тяжелое дыхание не слишком заметно. Благодарно кивнув безмолвно взиравшему на него Ремусу, которому хватило понимания не бросится помогать, он тихо предложил:

— Пойдем домой, Ремус. Глава 4.Указанный путь

— Привет, каменная морда, — поздоровался Гарри с давно знакомой горгульей. Подойдя поближе, он осторожно присел на постамент, пристроил трость между ног и, воровато оглядевшись по сторонам, вытер платком вспотевший лоб. — Ты же не расскажешь об этом мадам Помфри, не так ли?.. Я уверил ее, что уже "совсем-совсем" поправился.

Горгулья презрительно молчала.

— Я знал, что могу на тебя положиться, старина.

Переведя дух, Гарри поднялся на ноги и буркнул пароль: "Брайан".

— Надеюсь, когда начнется учебный год, Макгонагалл поменяет пароль, — пробормотал он себе под нос. У Дамблдора, конечно, было больше имен, чем нужно нормальному человеку, но, тем не менее, перебрать их все было куда проще, чем вспомнить все существующие названия волшебных и не очень сладостей. — Формулы из Высшей Трансфигурации будут в самый раз. Кабинет будет неприступен!

Сухо стучала трость по мрамору ступеней, Гарри старался дышать глубоко и ровно, чтобы не сорвать дыхание. Магия легко и непринужденно лечит только обычные раны или обычное волшебство — повреждения, нанесенные Темными заклинаниями или Темными же Существами — совсем другое дело. Впрочем, маглам в этом случае и вовсе ничего не светит, так что жаловаться было бы глупо.

С того момента, как он очнулся в больничном крыле, прошла неделя. Раны уже не грозили открыться от любого неосторожного движения, но все еще неприятно ныли, стоило только неловко дернуться. Гарри уже не задыхался после похода в туалет, но липкая, мерзкая слабость по-прежнему заглядывала в гости, стоило ему пройти с полмили или подняться по лестнице. А чертовы Основатели были помешаны на лестницах!

Мадам Помфри обещала, что к моменту начала учебы он более-менее вернется в форму, хотя настоятельно советовала поберечь руку и избегать физических нагрузок еще в течение пары недель. Гарри покорно кивал на все инструкции медсестры, прекрасно понимая, что не сдержит и половины из столь легко даваемых им обещаний. Будь на то ее воля, целительница вообще бы приковала его к постели и кормила через капельницу, чтобы ее самый преданный пациент, не дай бог, не поцарапал себе пальчик.

Но тут, как однажды сказал Дин: "Нашла Авада на Гарри Поттера". Гарри уходил на прогулку на свежем воздухе с Ремусом или Хагридом на час, а возвращался под вечер; прятал по укромным уголкам школы мантию-невидимку; вопреки настойчивым просьбам мадам Помфри напрягаться поменьше, читал и перечитывал учебники по Защите, даже пытался тайком делать зарядку. Он знал, что школьная медсестра желает ему только добра, но также знал, что в данном конкретном случае она ошибается. Стоило ему только остановиться, просто прилечь полежать на секунду, не забивая мозги новой информацией и не истощая тело нагрузками — и апатия, одолевшая его после смерти Сириуса, вернется страшнее прежней, лишит его сил и воли.

И поэтому сейчас он взбирается по очередной проклятой лестнице, чтобы получить наследство, оставленное ему Дамблдором — воспоминания, которые он перед смертью сбросил в Омут Памяти и запретил смотреть кому бы то ни было, кроме Гарри. Сегодня он узнает, ради чего погиб один из величайших волшебников современности и чем он занимался в последние недели жизни.

Гарри постучал тростью в открытую дверь и, вежливо дождавшись приглушенного "Проходите, мистер Поттер", со смешанными чувствами вошел внутрь директорского кабинета.

Бывший кабинет Дамблдора остался прежним... и изменился до неузнаваемости. Макгонагалл убрала все эти непонятные жужжащие вращающиеся штуковины, понаставив вместо них книжных шкафов и собственных сертификатов о наградах, конференциях и прочей чепухе, до которой Гарри не было никакого дела — он и без них знал, что его декан свое дело знает туго.

Она что-то говорила ему, спрашивала о здоровье и делах, — Гарри отвечал пустыми дежурными фразами. Все его внимание, все его существо было нацелено на невзрачный шкаф с редчайшим магическим артефактом — Омутом Памяти, позволявшем хранить и, при желании, просматривать любые воспоминания, воспроизводя их настолько реалистично, как если бы они происходили прямо сейчас, а не Мерлин знает когда.

— Хорошо, вижу, вы не настроены на разговоры, — вздохнула директриса и, поднявшись с кресла, добавила. — Я оставлю вас наедине, Гарри.

— А где портрет Дамблдора? — очнулся он, когда Макгонагалл была уже в дверях.

— Висит прямо напротив входа, мистер Поттер, — тихо ответила она. — Директор отошел незадолго до вашего прихода.

Он кивнул и, дождавшись тихого хлопка закрывшейся двери, поковылял в угол кабинета, к шкафу. Открыв еле слышно скрипнувшие дверцы, Гарри с минуту молча разглядывал матовую серебристую поверхность Омута, бурлящего от количества хранимой информации.

Сейчас произойдет то, что должно произойти, то, что происходило всегда — Дамблдор даст ему ответы. На сей раз это произойдет в начале года, а не в конце, — казалось бы, мелочь, но как она, черт возьми, все меняет! Ему казалось: стоит только увидеть то, что оставил старый директор — и последняя ниточка, связывающая их, исчезнет.