Ренетрат (Инверсант)

Илья машинально кивнул.

— Вот видишь, не сомневаешься. Плюс показания потерпевшего. Значит, разбой есть. Хлопнем тебя по сотке, а в камере — не курорт. Там урки матерые — по пять-шесть ходок, а некоторые просто беспредельщики. Утром уже будешь под шконкой спать и мечтать о том, чтобы явку поскорее написать. Веришь?

Голова снова автоматически дернулась.

— Молодец, соображаешь. — Денис повернулся к напарнику: — Ты, кстати, сотку выписал?

— Нет еще.

— А чего ждешь?

— Ладно, сейчас составлю. — Лысый полез в сейф, достал какую-то бумагу и начал ее заполнять.

— На чем мы остановились?.. Ах да... В общем, так или иначе, но мы тебя расколем. Тем более есть еще свидетели, как ты из леса с ружьем выходил, на людей бросался.

— Это Вадим, что ли?

— О, видишь, память просыпается, — обрадовался Денис. — Правильно, некий Вадим Николаевич Ткаченко. Он тебя тоже опознает, и жена его. Поэтому не включай броню, а рассказывай, как дело было. И сказок про отшибленную память не надо. В общем, давай излагай, мне даже любопытно, как ты своих корешей оприходовал — эксперт огнестрельных ран на телах не нашел.

— Никого я не оприходывал!

— Ну, не оприходывал, так уконтрапупил. Вопрос не в терминах, — усмехнулся Денис.

— А можно мне с адвокатом переговорить? — уразумев, что оперативники с него с живого не слезут, Илья решил зайти с другого бока.

— Во оборзел! — оторвался от бумаг лысый опер. — А уполномоченного по правам человека сюда не привести?

— Милый мой, с адвокатом ты общаться будешь, когда к следаку на допрос пойдешь, а здесь у нас задушевная беседа, и присутствие посторонних нам не нужно, правда?

— Что ты с ним валандаешься? Давай я аппарат подключу или сразу в четвертую камеру спустим — там Черенок третьи сутки загорает.

— Зачем сразу так радикально, — укорил коллегу Денис.— Человек сейчас подумает, осознает...

— Ни черта он не осознает, пока не проткнут и под шконку не загонят! Все, нарисовал, держи, — лысый положил на стол заполненные бумаги. Илья разглядел на верхней название — 'Протокол задержания'.

— Отлично.

— В общем, я за прибором... а заодно с Черенком перетру.

Денис пожал плечами, словно говоря, что он к действиям напарника не имеет отношения, и посоветовал Илье:

— Ярцев, лучше не упорствуй.

— Да, поймите же вы!..

Завершить мысль помешала открывшаяся дверь — в кабинет зашел еще один оперативник.

— Ну, чем порадуешь? — обратился к нему Денис.

— Ничем особо. Позвонил в бюро СМЭ — вскрытия еще не делали. Поэтому информация только с осмотра: у трех серьезных видимых повреждений не обнаружено, ссадины и царапины, типа, губа разбита, гематомы на руках, а у одного шея сломана.

— Саня, это точно? А то я медиков на поляне не дождался, уехать пришлось — вот, гаврика ловить, — Денис кивнул на Илью.

— Нет, я сейчас придумал, чтобы тебя повеселить, — съязвил вошедший опер и плюхнулся на потрепанный диван. — Я со следаком пять минут назад разговаривал.

— Интересно девки пляшут, — нахмурился Денис и поинтересовался у Ярцева: — Ты чем их ухадакал, варвар?

— Вот, слышали! — проигнорировал вопрос обрадовавшийся Илья. — Серьезных, повреждений нет. Не убивал я никого, вообще не трогал.

— Ага, — скептически ухмыльнулся длинный опер. — Видимых повреждений эксперты не обнаружили. Ви-ди-мых. А что там с внутренними органами — неизвестно, вскрытие покажет. Может, ты почки отбил им или еще чего. И потом, твои друзья сами в одно время ласты склеили, что ли? По естественным причинам? Молния ударила, да? Кого — наповал, а у тебя — память отшибло? Или сердце сразу всех прихватило? Или грибами отравились? А землю на поляне медведь перепахал? И при этом следов не оставил? А шею твой приятель сломал, когда в обморок падал? Нет, я уже старый, в сказки не верю.

— Да причем здесь...

— Ярцев, не парь мне мозги, лучше рассказывай, как дело происходило, пока с тобой по-человечески беседуют! — рявкнул Денис, а потом неожиданно сменил тон. — Я же вижу — ты нормальный мужик, не уголовник, не бычара из ОПГ. Не судимый, квартира есть, работал... И ситуация какая-то мутная — четыре трупака в лесу, трое непонятно от чего загнулись, поляна развороченная... Не стыкуется многое. А ты молчишь, но и ежу ясно — скрываешь что-то. Я ведь не явку из тебя вытрясаю — бог с ней, напишешь, так или иначе — просто разобраться надо, что там у вас в лесу случилось. Хочешь — и дальше играй в партизана, только ничего хорошего не жди. Расскажешь — поможешь себе. А нет — извини тогда.

— Ладно, — сдаваясь, вздохнул Илья. Он явственно осознал, что продолжать гнуть линию 'ничего не помню' не получится. Себе дороже. А поскольку придумать правдоподобной версии не успел, решил поведать о случившемся в лесу. И будь, что будет. Примут за психа — пусть. Хоть на душе легче станет. — Расскажу. Но вы же все равно мне не поверите...

— Ты начни, а там поглядим, — подбодрил задержанного Денис.

— Три дня назад мне позвонил Витька Никитин...

— Поближе к лесу, — перебил Илью высокий оперативник. — Про звонки я уже в курсе.

— В общем, я немного отстал от группы, и когда подходил к поляне, услышал крик... — начал рассказ Илья...

Опера слушали внимательно, не перебивая, а Денис что-то записывал на листочке бумаге. Ближе к концу рассказа высокий опер записи вести перестал, а его коллега откинулся на диване и взял в руки газету.

— А потом я приложился головой об пенек и потерял сознание. А когда очнулся, то никого уже не было, только земля на поляне перелопачена и тела ребят валялись. Ну, я взял Вовкино ружье и побежал оттуда... Часа через два встретил этих отдыхающих — Вадима и прочих. И домой добирался на попутке. Устал так, что, приехав домой, сразу заснул. Да, телефон у водителя я взял — в полицию позвонить хотел, но так боялся этих монстров, что забыл вернуть. Никакого разбоя я не совершал или что там. А остальное вы знаете...

Завершив рассказ, Илья выдохнул. Действительно, полегчало — еще кто-то про чудовищ теперь знает.

— Да-а... — неопределенно протянул Денис, постукивая шариковой ручкой по столу.

Его коллега ничего не сказал. Лицо сидящего на диване опера было прикрыто газетой. Газета мелко подрагивала.

— Саня, что скажешь?

С дивана донеслось сдавленное хрюканье. Газета затряслась сильнее.

— Чего молчишь? — Денис привстал и выдернул газету из рук коллеги.

— Ха-ха-ха! — уже не сдерживаясь, Саня покатился по дивану и заливисто засмеялся.— Ой, я не могу... ха-ха... тени рогатые... ха-ха...

— Чего ржешь, конь?!

— Чудища безрогие... ха-ха-ха...

— Тут все ясно, — констатировал высокий оперативник и повернулся к Илье. — Ну, Ярцев, ты даешь. Шекспир и племянники просто. Стив Кинг отдыхает. Давно я такой лабуды не слышал

— Я говорил, что вы мне не поверите.

— Но ты красавец... — словно не слыша Ильи, покачал головой Денис, — нагородил — не перелезешь.

— Чего он нагородил? — поинтересовался вошедший в кабинет лысый оперативник.

— Да вот, гражданин Ярцев тут нам тут наплел про чудовищ, теней рогатых и безрогих...

При этих словах опера на диване накрыл новый приступ хохота.

— Не понял?

— Долго объяснять, — сморщился Денис. — Ты же вроде за прибором ходил?

— Агрегат в четыреста пятом, как закончат — нам принесут.

— Ладно, не надо пока. Спускай этого гаврика вниз, пусть он там подумает о собственном поведении и смысле жизни.

— Да поймите же вы, я правду рассказал!

— Вот внизу это Черенку втирать будешь. Он фантастику любит.

Покрытая железом дверь за спиной сухо лязгнула, удовлетворенно громыхнула задвижка. Илья оказался в узкой длинной камере с мутным зарешеченным окном и рядами деревянных настилов вдоль стен. Шконок. Или нар. Нет, наверное, все же шконок. Ведь нары, насколько Ярцев помнил по киносериалам и книгам, это двухъярусные сооружения. А тут — ничего подобного. Вообще, входя в камеру, Илья внутренне готовился к разным неприятным сюрпризам, вспоминал прочитанное, увиденное в фильмах, услышанное от бывалых знакомых. Хотя подготовка помогала мало — от страха внутренности сжимались, и казалось, покрылись изморозью. В голове царил сумбур, вспоминалась какая-то ерунда, типа брошенного на пороге полотенца, которое то ли надо обойти, то ли, наоборот, переступить, обрывки тюремной фени — 'хата', 'офоршмачить', 'дачка', 'козырный фраер'. Едва ли эти скудные познания, почерпнутые из отечественных боевиков, могли Илье помочь, но он хватался за них, слово за соломинку. И еще почему-то вспомнилось, что ни в коем случае нельзя в камере играть в карты на 'просто так', а то, в случае проигрыша, опустят. Ведь 'просто таком' хитромудрые зоновские сидельцы, если верить утверждениям авторов криминальных опусов, именуют пятую точку.

Полотенце на пороге отсутствовало. К счастью. Не пришлось гадать, что делать — переступать или обходить. Зато имелись в наличии трое заключенных, облюбовавших места возле окна. Справа сидели длинный тощий очкарик и невысокий толстяк, а слева — здоровенный бритый лось в наколках.

'Черенок, — догадался Илья. — Это он меня... как там говорят... прессовать будет'.

Что-то в криминальных опусах было еще про приветствия, но точную информацию память не сохранила.

— Здрасьте, — выдавил Ярцев.

— И тебе привет, коль не шутишь, — отозвался здоровяк.

Илья сделал пару шагов от двери и остановился, переминаясь с ноги на ногу. Как бы не сделать чего лишнего... 'косяк не упороть'. Нет, надежды на то, что Черенок оставит его в покое после накачки оперативников, мало, но самому нарываться тоже не следует. А то, и правда, спать придется у 'параши'. Кстати, где она? Илья машинально оглянулся, но ничего похожего на дыру в полу для отправления естественных надобностей не заметил. Унитаза или ведра — тоже не было. Странно.

— Чего топчешься, как неродной, проходи, располагайся, — бугай похлопал рукой по шконке. Или все же по нарам?

— Спасибо.

Присаживаться рядом с этим татуированным быком совсем не хотелось — еще придушит мимоходом, но и отказываться... страшно. Ведь только повод дай такому упырю — порвет. Поэтому Илья аккуратно присел на краешек настила — подальше от здоровяка.

— Тебя как зовут?

— Илья.

— А меня Коляном кличут, — представился бугай. — А это Сашка и Иван.

Толстяк подтвердил:

— Саня.

А худой мужик в очках просто кивнул.

Происходящее в камере мало напоминало те страшилки, что множили телесериалы и криминальные романы. Никто не спешил набрасываться на Ярцева, 'предъявлять', 'опускать', 'кошмарить' и т.п. Нормальные, вроде, мужики, общаются. То есть, не 'мужики', а 'воры' или 'фраера', или еще кто — в пресловутой зоновской иерархии Илья не очень хорошо разбирался. Да и по партакам читать не умеет. В любом случае, Черенок этот не так лют, как пугали опера. Если бы не многозначительные обещания и намеки ментов, Илья бы мог забыть про разные камерные ужасы, расслабиться. Однако 'кабинетный' разговор не выходил из головы и расслабиться не давал. И все же Ярцев слегка воодушевился. Еще раз оглядевшись, даже осмелился задать 'бытовой' вопрос:

— А где здесь туалет?

— Тебе приспичило что ли? — ухмыльнулся бугай. — Если сильно надо, по двери долбани, тебя выведут на оправку.

— Нет, я так... на будущее...

— Ну, рассказывай, что ты, кто ты? Согрешил или случайный пассажир? — вступил в разговор тощий очкарик.

'Началось!', — мелькнула паническая мыслишка.

— Я просто... — Илья не знал, что ответить. Признаваться в липовых грехах — помилуйте. Но и 'случайный пассажир' звучало несколько... неперспективно. Спросил очкарик-то с явной подковыркой. Вопросец на засыпку. Как бы его под эту дудку не начали прессовать. Поэтому Ярцев не нашел ничего лучшего, чем вякнуть:

— Не знаю.

— Ну, ты даешь, земеля, — хохотнул Колян.

— По какой статье тебя приняли? — прицепился очкастый.

— По разбою, кажется.

— Кажется или точно?

— Менты сказали — за разбой.

Илья ничего не понимал. Оперативники обещали ему 'теплый прием', а пока больше похоже на допрос. Хоть на допросах Ярцев в жизни никогда не был до сегодняшнего дня, но и читал, и слышал рассказы, и по телику видел. Нет, против такого общения Илья не возражал, однако ждал подвоха. Легкое воодушевление давно испарилось. А напряжение, напротив, росло.

— Статья нормальная. Косяков не упорешь — оттянешь срок без лишних головняков, — выдал заключение очкарик.

— Какой срок?! Я же ничего не делал! — не выдержал Илья.

— Ладно заливать, — не поверил здоровяк.

— Нет, правда.

— Поведай тогда, что случилось, за что замели?

— Да ничего не случилось, — увял Ярцев. Объяснять сокамерникам, почему он здесь оказался, желание отсутствовало. — Трупы надо ментам на кого-то повесить, вот и прицепились, сволочи...

— Постой, какие трупы? Ты мокруху заделал, что ли? Сам же только что сказал, что по разбою тебя приняли...

— Ничего я не заделывал. Мне менты разбой... это... шьют. Хотя никакого разбоя тоже нет.

— Гоп-стопа нет, и жмуров нет? Красиво лепишь. Что за жмуры, где? — не отставал очкарик.

— В лесу, — брякнул Илья. Автоматически.

— Становится интересней. И сколько жмуров?

— Какая разница. Допустим, четверо.

— Крут, земеля, — прогудел здоровяк. — Четверых замочил.

— Не мочил я! Там ситуация просто...

— Ты, земеля, не устал порожняки гнать? За базар отвечать надо. Прежде чем сказать — подумай. То тебя за гоп-стоп мытарят, то четыре жмура нарисовались. Нехорошо так с людьми... Если не хочешь под шконкой спать...

Что нужно сделать, чтобы не спать под шконкой Илья не узнал. Снова громыхнула задвижка, открылась дверь, и в камеру зашел новый персонаж. Мелкий, похожий на хорька.

— Привет, братва! — 'хорек' кивнул заключенным, словно старым знакомым, и уселся на свободное место. — Черенок, а чего вы вокруг этого хмыря хороводы водите? В хате прописываете? Так мне шепнули, что ему сто тридцать первая корячится. На малолетке прихватили.

— Что?! — взревел бугай, вскочил на ноги и навис над Ярцевым.

— Какая сто тридцать первая? — пролепетал Илья, нутром ощущая, что именно сейчас началось то, чем его пугали оперативники. — Кого прихватили?

— Тебя сладкий мой, — успокоил 'хорёк'. — На девочек потянуло? Ну, сам тогда за девочку будешь — черным ходом работать.

— Что вы несете?! Какая девочка?! — Илья тоже вскочил, но здоровяк коротким ударом в живот заставил повалиться обратно на настил. Дыхание перехватило, и возмущение вылилось лишь в протяжный хрип.

— Непонятки получаются. Разбор провести надо, — авторитетно заявил очкарик.

— Черенок, чего разбираться, проткнуть, и пусть марусей работает, — предложил 'хорек'.

— Спица, ты что, смотрящего тут из себя лепишь?

— Нет, — сразу усох 'хорёк'.

— Короче, — очкарик строго посмотрел скрюченного, тяжело дышащего Ярцева, — Придется тебе обществу ответить на вопросы. Рассказать все, как на исповеди. За что взяли, что шьют? Тогда и решим, что с тобой делать, опускать или нет. И порожняки гнать не советую.