За веру и пророчицу

— Он только у тебя еду берет, — сказала Мария со вздохом.

Кушали они оба с изрядным аппетитом. Как Публий умудрялся из привычной баранины с картофелем, который не так давно считали годным разве на корм скоту, приготовить по-настоящему вкусное блюдо, мне не понять. Мое искусство питания так и не ушло дальше поджарить кусок мяса на костре или сварить кашу. Слава богу, существует жена, воспитанник или настоящий кухарь.

— И никогда не сидит на докладах на глазах. Причем не учила и не просила. Сам так с самого начала делает. Но просителям это не помогает. Люди пахнут по-разному, но когда волнуются, боятся или врут я всегда знаю, даже если находится в другом конце комнаты.

Что-то такое я давно подозревал. Но спрашивать бесполезно. Агат, Синий, Бирюк, Сова, еще парочка хорошо знакомых карателей не ответили, еще и посмотрели нехорошо. Нечего лезть в тайны, пусть давно уже не в почтарях числятся, на моей службе, а Синий без Спутника много лет. Казалось бы, чего скрытничать теперь.

— И нет, я взяток не беру. Подарки не в счет.

— А в чем разница? -заинтересовано спросила Мария.

— Элементарная. Подарок выражает уважение и отказаться от него нанести обиду. Причем всегда следует ответный, иногда дороже. А взятка берется за определенные действия на пользу просителю. И нет, я не бескорыстный. Против денег ничего не имею. Особенно больших.

И заводы мои нынче продукцию стабильно поставляют в армию, получая неплохой навар. Причем уже не в двух местах работают, а две дюжины. Гораздо удобнее перегонкой той же нефти на месте заниматься и везти уже керосин, например. Просто раньше пришлось бы договариваться с тамошними родами и племенами, а теперь это просто мою личное. И пусть кто вякнет.

— Но деньги не главное, хотя важны. Гораздо серьезнее, что могу оставить о себе память. Не знаешь, видишь ты или нет, но мы строим государство для всех, а не обычное, когда верхушка держится за счет силы захватчиков. При этом отнюдь не страну, где все могут быть счастливы и довольны. Всегда будут бедные и богатые. Кто-то от рождения умен, а другой глуп, кому-то везет, а у иному Бог не послал детей или просто лентяй и пьяница. Не только семьи, но и целые роды поднимаются и падают.

Мы в очередной раз выпили.

— Но можно сделать так, чтоб люди не продавали детей, спасая от голода. Что у каждого на обед, каждый день, была хотя б курица и яичница не по большим праздникам.

Маленькая скотина нажравшись вообще легла вверх брюхом, позволяя себя чесать и счастливо запищала, когда послушно погладил в нужных местах и принялся скрести пальцами животик.

— Можно ли добиться? Богатый всегда отнимет у бедного.

— Твое дело духовное, внушить необходимость помогать несчастным. Мое — обеспечить это по закону.

— Но ты ж делаешь прямо противоположное! Отнимаешь доход у успешных, да и государства!

— Нет. Я снизил налоги не для того, чтоб кого-то ограбить. Я создаю общество, заинтересованное в нашей власти. Люди получили важнейший стимул увеличивать насколько возможно количество продаваемой продукции. Таможни снимаю между городами, побережьем и горами подчистую. Увидишь, неминуем рост торговли. На руках у простых крестьян появятся деньги. Оборот вырастет и если сегодня Мавретания отправляет на север через море полтора миллиона модиев зерна, то через пять лет будет и два. А с каждой сделки мы получили свой процент.

Мы, здесь отнюдь не фигура речи. Десятина на нужды веры стабильно идет, а кроме того из военной добычи доли.

— Чем больше оборот, тем выше доход империи.

— Земля все равно начнется рано или поздно перераспределяться, — указала Мария четко в цель. — Ты сам сказал, люди разные. Работящие и умелые получат больший урожай. А кто-то обязательно разорится. В итоге, через поколение, опять будут большие плантации и маленькие участки арендаторов.

— Да, так и будет. И многие забудут прежние размеры налогов и станут ныть, как им плохо. Поэтому так важно принять общие законы.

— Ты ломаешь древнюю традицию.

И вполне сознательно, превращая граждан-elves в подданных— subiecti. Людей традиционно объединяли не по национальности, а религии. Если в древности в каждом городе существовали местные боги и любые приезжие становились неполноценными гражданами, то со временем они все получили гражданство, однако практически всегда существовало несколько отдельных религиозных общин. Глава ее отвечал за законопослушность своих людей. Фактически у них были свои отдельные интересы и иногда договориться об общих действиях крайне проблематично. А внутри все связаны круговой порукой. Это удобно, когда нужно собирать налоги и жутко вредно, если часть общины посчитает себя ущемленной. Ведь каждая имела свои правила и привилегии с льготами и цепко смотрела за их выполнением, пусть вопреки городскому доходу.

Даже Пятидесятиградье, состоящее в союзе, не признавало над собой некой верховной власти, сохраняя местные законы и правила. Они жили отдельной жизнью и за столетия так и не слились в некую общую нацию, не смотря на общий язык и даже религию. Зачем, если ничего не связывало помимо корыстного интереса защиты кораблей и купцов?

Мне требовалось сломать мешающие правила раз и навсегда. Если хочешь удержать власть, постарайся не при помощи одного меча. Такие обречены. История страны пишется трудом обычных людей. Потому принцип положен в основу: все подданные, независимо от происхождения, имеют равные права и обязанности — вот главная идея. И с этой целью собрал специалистов: два по римскому праву, парочка местных мавретанских знатоков обычаев, две жрицы, трое авторитетных кочевников из разных племен и даже юриста, специализирующегося на законах зверолюдей. На удивление они не погрязли в спорах, а в течение шести месяцев выдали итоговой труд — Судебный кодекс, включающий в себя гражданский, торговый и уголовный, обязательные для всех. Кое-что прямо скопировали, как многие положения всем известного родосского морского права и римского имущественного. Главное они не противоречат основной идее. На практике все категории подданных выводились из-под власти общин и ставились в зависимость от государства.

Чтоб не было неизбежных разночтений в города назначались шуффеты-судьи, обязанные следовать прописанному в толстенном томе при разборе жалоб и преступлений. Сам кодекс заранее печатался, как и готовились по нему мои чиновники и ознакомиться мог каждый. Естественно нововведение взбесило очень многих. Вполне предсказуемо. Кое-где пришлось давить силой выступления. Но чаще реформы проходили под недовольное бурчание, не больше. И причина проста: цензы сознательно снижались, численность выборщиков увеличивалась сразу вдвое. Новые граждане получали очень много и терпеть прежних хозяев не желали.

— Общие меры, весы и правила, включая снятия любых таможен в стране на общую пользу, — твердо заявляю. — Судей я набирал из предварительно прошедших обучение и имеющих юридический опыт достойных масихийя.

Она еле заметно поморщилась. Не любила Мария это название. Если буквально "следующие за Мессией". Корни греческие, не здешние, но в городах его употребляли гораздо чаще, чем привычное "чистые" или "правоверные".

— Я не об этом.

— На земле всегда должно быть две разделенные власти, — твердо заявляю. — Духовная и светская. Первая установлена Богом для заботы о душах людских и научении идти правильным путем совершенствования. Вторая управляет телесным и не нужно смешивать. Каждодневное управление жизни должно находиться в руках обычных чиновников. Потому что, когда жрец лезет в мирские проблемы он невольно становится стороной конфликта. Его право и обязанность учить к чему стремится и что греховно, а не лезть в драку за кусок поля. Вот если кто творит несправедливость долг магида возмутиться публично. Иначе учителя веры начнут думать в первую очередь о личной мошне и со временем превратятся в угнетателей собственного народа. Пусть лучше несут свет, чем тень. По крайней мере, в идеальном виде, — заканчиваю после паузы.

— Гражданская свобода существует там, где уважается собственность, — процитировала Мария заголовок из Кодекса, поднимая кружку.

Выпила и со стуком поставила на пол. Глаза блестят, движения резкие. Похоже она крепко набралась. Ливийское вино коварное. Пьешь, как воду, а потом внезапно ноги не держат.

— Ты, действительно, иной. Правильно или нет, но думаешь о будущем для всех. Приземленном, подходящем для живущих и понятном им. Я могу говорить, все кивают, ничего не движется. А ты повелел и выполняют!

— Э?

— Хочешь жениться, — сказала Мария с усмешкой, — посади с невестой вместе два дерева у дороги. Развестись — четыре. Засохли при твоей жизни, посади другие. Просто и понятно. Да еще и на пользу прохожим, которые могут отдохнуть в тени или сорвать плод, проголодавшись. И ссылаешься при этом на меня! Не ради корысти требование, а во исполнение слов Пророчицы! Что она говорила о добрых делах и опустынивании в результате сведения лесов?

— Я не прав?

— В том-то и дело — прав! Но как вывернул! Не своей волей, а вера обязывает. Ох, Влад, как ты умеешь себе на пользу повернуть!

— Обидно говоришь, — бурчу.

Причем здесь моя польза. Можно подумать мне одному от этого лучше в перспективе.

— Знаешь, — сказала Мария, — я чем дальше, тем больше жалею, что мы с тобой стали братом с сестрой.

Я невольно напрягся. Это уже неприятно запахло.

— Лучше б ты меня в жены взял, — огорошила неожиданным поворотом. — Тогда всем без разницы было, кто я и откуда. А что детей не рожу, больных же тебе и мне не надо, так против других баб ничего бы не имела. Ты б своих усыновил честь по чести, зато как бы мы замечательно жили! Я ведь женщина! Молодая и достаточно красивая...

Надо б найти хорошего художника и сделать парочку ее реальных портретов, подумалось невпопад. А то через поколение навыдумывают.

— Ты знаешь, — снова выпив, — Он со мной больше не говорит. Все нужное сказано. И сегодня я от себя отдала город. Не по воле Его.

— Может основное уже сказано? — говорю осторожно. — Когда потребуется, снова обратится.

— И что? — она явно не слушала. — Я все равно осталась Пророчицей и некуда бежать от этой роли. Даже уйди завтра в никуда, смогу ли жить обычной жизнью? С тобой бы смогла. Но ты ж тоже от этой ответственности не уйдешь. Семья, государство, все на твоих плечах. Никогда не бросишь. А сама — нет, не смогу спрятаться. Все равно не удержусь и стану лечить людей. А там слух пойдет и опознают, хоть в Иберии, хоть в самом Византии.

Не нравятся мне эти мысли. Очень. Понять могу, принять — жуть берет, что у нее в душе. Выше головы не прыгнешь, а все вокруг в рот смотрят. Не удивительно, что только в пьяном виде и заговорила.

— Не святая я, — сказала Мария тоскливо. — Иногда смотришь на парня, аж горит между ногами. А он либо пугается при первом намеке, либо мечтает через меня власть получить, что гораздо хуже. И верить никому нельзя, у каждого свои интересы. Мой личный секретарь и тот норовит пустить только полезных ему, а бедняков оттирает.

— Писаря нужно поставить на место? — прямо спрашиваю.

Мне и раньше на него кляузы писали, но не лез в их дела. Заигрался мой бывший колон, раз уже Мария заметила. Когда-то был полезен и я не возражал против такого перехода на новую должность. Разжирел, нахватал земли из конфискованной. Какая-то у него болезненная страсть к недвижимости. По жизни ведь не скуп, охотно ссужал деньги старым знакомым без процентов, мог не требовать долго, если человек в стесненных обстоятельствах, но попробуй попроси участок земли из приобретенных им. Прекрасный способ довести до сердечного приступа.

— Хе-хе, — сказала Мария. — Кто говорил про разные ветви властей? Не твои проблемы. Сегодня ты будешь пугать моего секретаря, завтра еще кого. А потом, непременно, обратное случится. Я твоим чиновникам ручки загребущие пооткручиваю.

Это про конкретного или как? Нужно выяснить.

— Разделение, так разделение. Я ведь тебя слушаю и даже особо не возражаю. Достаточно. Дай бедной девушке возможность поплакаться. А где можно прилечь? — без перехода.

Пришлось проводить в соседнюю комнату — таблиниум. Спальня далеко, а здесь кабинет бывшего хозяина, отделенный легкой дверью с непременными масками предков. Кровать для меня пока не держат в обозе. Чаще его для скорости совсем не имеется, а все нужное на вьючных лошадей и мулов грузят. И такового немного. Я всегда шел со своими воинами, разделяя с ними лишения и питаясь из одного котла. А значит и комфорта обычно не больше, чем у любого легионера. И делал это не для видимости или чтоб заработать любовь. Это принцип. Какой смысл запрещать другим таскать за собой сундуки, если сам этим занимаешься?

Здесь имелся толстенный мягкий ковер, оставшийся от хозяев, на котором подстелен плащ и положена подушка. Обычный походный набор. Она завалилась, не раздеваясь и практически сразу засопела, а потом и захрапела. Не помню, чтоб раньше такие звуки издавала. Пицли устроился в ногах.

Окна закрыты тонкой материей-сеткой. Насекомых не пропускают, а если кто полезет — услышу. Снаружи охрана. Пройти можно только мимо меня. Поэтому уселся и снова принялся старательно пересчитывать по доступным данным общую приблизительную сумму. Пошлины в районе 2-2,5% от стоимости товаров, на рабов сознательно ввел 5. В последнее время цена заметна упала, уж больно много их после войн, но корабли с севера охотно забирают. Двойная выгода. Избавляюсь от ненужного добра и на обороте неплохо зарабатываю.

Четверть пошлины полисы теперь отдадут в качестве регулярной дани. На круг выходит до миллиона ауреев в год. Сколько всего можно сделать на это золото! Как минимум требовалось расселить часть правоверных на занятых землях. Это практиковали еще румляне, создавая колонии на оккупированных территориях. На ветеранов можно опереться в случае мятежа. Ведь новые поселенцы получали права на манер казаков и в случае неприятностей обязаны выставить вооруженный отряд. Приблизительный устав такого поселения легко нашелся в библиотеке одного из городов, некогда именно по такой схеме и организованного. Я его в последнее время тщательно изучал, делая выписки.

— Чего? — раздраженно спросил, когда в атриум сунулся сотник.

— Из города прибежали, — бодро доложил тот. — Возле пристани зверомордые с полулюдьми засели в домах и отстреливаются.

— И что, — брюзгливо спрашиваю, — сами не могут догадаться орудия подтащить, а не биться лбом о каменные стены? Или им жалко с пушкарями делиться?

— Так и сказать?

— Пророчица отдала город на разграбление, — прорвалось раздражение, — и что там происходит не мое дело.

Он глубокомысленно кивнул. Только сейчас обратил внимание, у него на шее висит "Рука Марии". На самом деле ладонь с пальцами и непременной надписью: "Кроме ylim нет других". Вместо крестиков носят. И тоже очень разные бывают. Из железа, серебра, золота и даже с драгоценными камнями. Откуда пошло так и не доискался. Вроде и прежде нечто похожее в качестве оберегов использовали. В правилах такого не было, чистая самодеятельность.