— Но мы должны поговорить о тебе, не так ли? — сказал он более непринужденно.
— А что насчет меня? — осторожно спросил рыжеволосый мужчина.
— Не будь глупым. Слепой мог бы увидеть, что ты встревожен, а я далеко не слеп. Кроме того, я волшебник. Возможно, я знаю о тебе больше, чем ты сам.
— Ты знаешь, кто я?
Ложка молодого человека упала, и его рука сжала запястье волшебника с невероятной силой. Рокот недовольства Бланшраха усилился, и голова кота поднялась с лап.
— Тише, мой друг. Потише!
Взгляд Венсита заставил рыжеволосого мужчину вернуться на свою скамейку.
— Ты знаешь, кто я! — отчаянно настаивал он.
— Кто ты такой? — Старик поиграл словами, не насмешливо, а как бы пробуя их значение на вкус. — Кто может сказать, кто такой мужчина? Не я! Я даже не могу сказать тебе, кто я сам — не совсем точно. Завтра я больше не буду тем человеком, которым являюсь сегодня, а вчерашнего меня уже нет. Нет, я не могу сказать тебе, кто ты, но, возможно, я могу сказать тебе, что ты такое, и это почти так же хорошо. — Он сделал паузу и спокойно посмотрел на собеседника. — Почти.
— Понятно. — Рыжеволосый мужчина улыбнулся, и это было неприятное выражение. — Разве нет пословицы о том, как нужно задавать вопросы волшебникам?
— На самом деле их очень много. Но думаю, что та, которая тебе нужна, гласит: — Задавай волшебнику вопрос, только если ты знаешь ответ — и даже тогда его ответ собьет тебя с толку.
— Ты прав. Это то, что я пытался вспомнить.
— Я думал, что это может быть. Хочешь получить ответ?
— Это смутит меня?
— Несомненно, — спокойно сказал волшебник, накладывая еще тушеного мяса.
Рыжеволосый мужчина смотрел на него через стол, исполненный странного спокойствия, как лед на огне. Он не знал, что был чужим самому себе, пока Гвинна не отреагировала на его шрамы, и шок от осознания того, что у него нет прошлого, все еще отдавался эхом в его душе. Он понятия не имел, кем или чем он был, понятия не имел, что он мог бы сделать. Был ли он преступником? Объявленный вне закона человек, за голову которого назначена награда? Он не помнил никаких преступлений — и разве это не было бы плохой защитой? Была ли у него собственная жена? Семья, которая стала меньше, чем призраками, когда они исчезли из его памяти? Кто-то отчаянно искал его, или никого во всем мире не волновало, что с ним могло случиться? Все эти вопросы и еще тысяча других, сверх того, проносились через него, но старика, казалось, не волновало его мучительное замешательство. Он сидел, играя в словесные игры и поглощая тушеное мясо, как будто подобные вещи случались каждый день! Возможно, они действительно случались с волшебниками, но рыжеволосый мужчина был плохо подготовлен к тому, чтобы справиться с бедствием такого масштаба. Если у волшебника был хоть малейший ключ к этому... этому отсутствию, этому отрицанию своего прошлого, конечно, он хотел это услышать. Каким бы запутанным или пугающим это ни было.
— Тогда скажи мне, волшебник. — Его голос звучал насмешливо, хотя для этого потребовалось больше мужества, чем он думал. — Кто я такой?
— Важная часть очень большой головоломки, — ответил старик.
— Ты прав, — фыркнул рыжеволосый мужчина, его зеленые глаза потемнели от разочарования. — Я в замешательстве.
— Обычно быть частью головоломки сбивает с толку, — согласился другой мужчина. — Особенно, когда головоломка обширнее, чем ты можешь себе представить.
— В самом деле? Как же эта часть вписывается в общую картину? Что делает меня таким важным, что волшебник решает поиграть со мной в загадки? Или этот вопрос разрешен? — с горечью спросил рыжеволосый мужчина.
— Вопрос разрешен, — сказал старик, внезапно посерьезнев, — но я не могу ответить на него сейчас. Не полностью, хотя кое-что я могу тебе рассказать.
— Например? — Рыжеволосый мужчина перегнулся через стол, не в силах скрыть нетерпение в своих глазах.
— Я скажу тебе вот что. Ты боец, о чем свидетельствуют твои шрамы, но ты также гораздо больше этого, мой друг. Ты человек, который будет без труда нравиться людям — возможно, даже чтобы следовать за тобой, — а такие мужчины всегда опасны, не в последнюю очередь для самих себя. У тебя есть сильные стороны, о которых ты не подозреваешь, сильные стороны, которые скрыты глубоко внутри тебя, и они делают тебя острым инструментом для знающей руки.
— Замечательно, — с горечью сказал рыжеволосый мужчина. — Ты пытаешься сбить меня с толку? Разве тебе недостаточно простого невежества? Почему ты не можешь дать мне что-нибудь полезное?
— Я даю. — Старик проглотил и взмахнул ложкой. — Собери это воедино. Я волшебник, а ответы волшебников ограничены, потому что мы знаем слишком много. Неразумное слово, слишком сильный намек — и ущерб нанесен. Целая серия планов, стратегий — годы усилий — могут пойти прахом из-за того, что мы сказали одно слово многим.
Его ложка рассекла воздух, с хрустом ударившись о стол, и рыжеволосый мужчина сердито фыркнул.
— Я не помню, чтобы просил включить меня в какие-либо стратегии!
— Но тогда ты что-то помнишь, не так ли? — Вопрос был задан мягко, и молодой человек напрягся. — Возможно, ты действительно спрашивал... однажды. И подумай вот о чем — твоя потеря памяти носит избирательный характер, мой друг. Ты знаешь, что такое градани и дирекат. Ты слышал о девах войны. Избирательная амнезия, вероятно, не случайна.
— Ты имеешь в виду...Ты хочешь сказать, что кто-то забрал мою память?
— Именно. И это означает, что ты уже являешься частью чьих-то планов.
— Но... почему? — Молодой человек покачал головой, его глаза потемнели.
— По целому ряду причин. Я не могу сказать тебе многого, но вот что я скажу: все волшебники в глубине души решают головоломки, и большинство из нас жульничают. Нам может не нравиться, как складывается вместе паззл, поэтому мы меняем кусочки или переставляем их узоры. На каждого волшебника, который ищет одно решение, приходится другой, который хочет другого ответа или просто чтобы головоломка оставалась нерешенной. Так было не всегда, но прошлое есть прошлое. Мы должны иметь дело с тем, что есть, а не с тем, чем мы хотели бы быть.
Старик замолчал, уставившись в огонь. Когда он заговорил снова, его голос был мягче.
— Некоторые из нас пытаются верить, что наши решения отвечают наилучшим интересам всех или, по крайней мере, максимально возможного числа людей, но мы все довольно безжалостны. Что касается тебя, то, похоже, кто-то хочет, чтобы ты не знал о той роли, которую ты мог бы сыграть, если бы у тебя все еще было прошлое.
— Но что делает меня важным? Кто сделал это со мной? Ты говоришь, что ты волшебник — откуда мне знать, что это был не ты?
— Это могло быть, — согласился старик, гоняя ложкой остатки тушеного мяса по тарелке, — но если бы я хотел, чтобы тебя убрали, было бы достаточно легко просто убить тебя.
Он поднял глаза и спокойно встретился взглядом с молодым человеком. Рыжеволосый мужчина сглотнул и резко кивнул.
— Тогда в чем твой интерес ко мне? — тихо спросил он.
— В этот момент? Чтобы сохранить тебе жизнь, — просто сказал волшебник.
— Действительно? — Волосы на затылке рыжеволосого мужчины встали дыбом. — И почему я не должен оставаться таким сам по себе?
— Потому что невежество не меняет того, кто ты есть. Ты представляешь опасность для слишком многих, кто следует традициям Темных лордов Карнэйдосы. Возможно, ты в безопасности от того, кто украл твою память, но есть другие, которые не только могут, но и наверняка убьют тебя, если всего лишь заподозрят, что ты жив. И причина будет проста. Ты угрожаешь им, независимо от того, знаешь ты что-то или нет... пока ты остаешься в живых.
— Итак. — Молодой человек изучал волшебника, пока огонь ревел под порывами ветра, высасывающими дымоход. — Возможно, ты говоришь правду — или, по крайней мере, часть правды. Но откуда мне знать, что твоя правда — та, которую я хотел бы услышать?
— Никто не хочет знать всю правду. — Голос волшебника стал серым и старческим. — Поверь в это, юный сэр.
— Я верю, — мягко сказал рыжеволосый мужчина, — но я не могу просто поверить на слово первому встречному волшебнику. Я помню еще одну пословицу. — Не доверяй волшебникам. Лучшие не слишком хороши, и большинство из них — зло.
— Во всех пословицах есть доля правды, — согласился старик. — Искусство переживает печальные времена. Совета нет, и большинство моих братьев и сестер по искусству в лучшем случае имеют какой-то оттенок серого. Но если ты мне не доверяешь, ты будешь мертв в течение двадцати четырех часов.
— Не от моей руки, — быстро продолжил он, поднося ладонь к зеленым глазам, которые внезапно превратились в обжигающий лед. — Если бы я хотел твоей смерти, даже Базел не смог бы помешать мне убить тебя сейчас, пока ты слишком невежественен, чтобы даже понять причину своей смерти. — Казалось, сила окутала его дымом, и у рыжеволосого пересохло во рту, когда потрепанный старик внезапно превратился в опасную угрозу, которая противоречила его мокрому, потрепанному виду. Опасность витала вокруг него, как какой-то невидимый туман, но потом он покачал головой, улыбнулся, и опасность отступила. И все же она никогда не исчезала полностью, и его пылающие глаза поблескивали между ресницами.
— Однако, как бы то ни было, последнее, чего я хотел бы, — это твоей смерти, — сказал он. — Если ты умрешь, я, несомненно, отправлюсь с тобой к Исварии, и мне еще многое предстоит сделать. Я признаю как эгоистичные, так и бескорыстные мотивы, но у тебя есть враги, как смертные, так и волшебники. Твои собственные навыки могут защитить тебя от первых, но только я могу помочь тебе против вторых.
— Но почему?! — почти прокричал рыжеволосый мужчина. — Черт бы побрал тебя и твои загадочные намеки! — Он с видимым усилием овладел собой. — По крайней мере, ответь мне на такой вопрос, волшебник — как ты нашел свой "кусочек головоломки"?
— Я не нашел тебя; я ждал тебя.
— Очень полезно. — Молодой человек, нахмурившись, побарабанил пальцами по столу и попробовал другой подход. — Назови мне хоть одну вескую причину доверять тебе — одну причину, которую я теперь могу понять, волшебник!
— Я все еще чту Правила Оттовара, — мягко сказал старик с огненными глазами.
— Слова! Это моя жизнь, волшебник! Я ничего не знаю о тебе, и еще меньше о твоих проклятых головоломках. Я вообще ничего не знаю о слишком многом, так что дай мне ответ получше. Как доверие к тебе сохранит мне жизнь? Скажи мне, волшебник!
— Я никогда не говорил, что так будет. — Голос старика стал глубже, а его огненные глаза вспыхнули. — Но если ты доверяешь мне, ты не будешь первым, и ни один человек, который когда-либо доверял мне, не был предан, хотя многие умерли, узнав меня. Они погибли, пытаясь помочь мне, или просто потому, что подошли слишком близко к моему миру тьмы и полутени. Не пойми меня неверно! Я не предлагаю тебе никаких обещаний жизни, только выбор. Я живу в тени на краю того, что вам угодно называть "миром", и я прожил там очень долго. Но я не часть Тьмы.
— Откуда я могу это знать? — прошептал рыжеволосый мужчина. — Я хочу доверять тебе — боги знают, что я бы продал свою душу, чтобы узнать, кто я такой! Но я не знаю, как тебе доверять. Я даже не знаю, кто ты такой!
— Помни, что я сказал о том, чтобы спросить "кто", — мягко сказал старик. — Я не могу тебе этого сказать, но я могу сказать тебе, как меня называют люди. После этого ты должен судить сам. Возможно, ты даже знаешь мое имя. Но будь осторожен! Репутация — это всего лишь слухи, и даже если я не желаю тебе зла, ты все равно можешь проклинать тот день, когда мы встретились.
Он сделал паузу, его лицо было холодным от предупреждения, и рыжеволосый мужчина почувствовал внезапное желание отозвать свои вопросы, прежде чем он сможет услышать ответы на них. Странные глаза ярко горели, их многоцветная глубина танцевала, и когда волшебник заговорил снова, его глубокий, размеренный голос зазвенел, как железо на наковальне.
— Меня зовут Венсит из Рума, последний лорд Совета Оттовара, Хранитель Правил Оттовара, главный советник Трона Грифона Контовара, и я ждал этого разговора тринадцать столетий!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Друзья по необходимости
— Венсит из Рума! — Рыжеволосый мужчина смотрел, открыв рот, по крайней мере, секунд десять, затем встряхнулся, словно пытаясь физически справиться со своим шоком. — Ты тот волшебник, который уничтожил Контовар?!
— Как и все сказки, эта не совсем точна, — вздохнул Венсит, поворачивая голову, чтобы посмотреть в огонь. — Но, да. Я произнес Слово Освобождения, да, и освободил Совет от Правил, чтобы позволить нам нанести удар по нашим врагам.
Он сидел молча в течение долгого, неподвижного момента, как будто его глаза дикого огня видели воспоминания в пламени, затем снова посмотрел на молодого человека.
— Нас было триста человек, и мы были могущественны. О, да! Мы были могущественны, мой друг. — Его голос был мягким, и он снова вздохнул. — И мы изливали нашу силу, как воду, и растрачивали наши жизни впустую, как огонь. Мир никогда не видел ничего подобного с тех пор, как Оттовар положил конец великим войнам волшебников за десять тысяч лет и более до этого... и когда мы закончили, во всем мире было четыре белых волшебника. Всего четверо, и двое из них стали сумасшедшими....
Его лицо исказила древняя боль, когда его пылающие глаза впились в рыжеволосого мужчину, как предзнаменования.
— Контовар был уничтожен, — сказал он все так же тихо, — но погиб только его труп. Все, что когда-либо делало его Контоваром, Контоваром, который Оттовар и Гвинита отрезали от тьмы и вывели к свету, уже умерло. Огонь поглотил Трон Грифона. Трофроланта, город Оттовара и Гвиниты, лежала в руинах, Темные Лорды одержали победу, и они были готовы преследовать беженцев даже здесь, даже в Норфрессе, чтобы завершить победу Богов Тьмы. Единственной надеждой тех, кто бежал, было то, что мы ослабим победителей, потому что у нас не было сил убить их, хотя мы и делали все, что могли. — Он невесело рассмеялся. — О, да, мы, конечно, сделали все, что могли! Но мы не могли убить их всех. Только сами боги знают, скольких из их рабов мы убили, или сколько младших волшебников погибло, но слишком многие из архимагов выжили. После этого они назвали Контовар Хакроманти — Могила Зла, — но даже могила на самом деле не вечна, и зло не было мертвым. Оно только спало, и этот сон был беспокойным.
Он замолчал, снова уставившись в огонь, и рыжеволосый мужчина попытался осознать невозможность, которую олицетворял старик. Почему-то он не мог усомниться в словах своего странного, убого-величественного спутника, и все же это было нелепо. Второму самому легендарному волшебнику в истории не следовало находиться на кухне таверны! И все же... и все же...
Он наблюдал за крошечными искорками дикого огня, зависшими перед пылающими глазами волшебника, и знал, что услышал правду. И это ужаснуло его до мозга костей, ибо какое мыслимое дело у него было с человеком, который принес смерть на целый континент? И тут ему в голову пришла еще худшая мысль. Если Венсит из Рума сам нуждался в его услугах, мог ли он даже надеяться отказаться?
