Эйвелин (рабочее название)

Вчерашняя история с газетами в первый момент возбудила в ней подозрение, что это происки бургомистра, но разговор с Эдвардом Фриксом отметал эту версию. А как там оно было на самом деле — скоро станет ясно. Господин владелец типографии не отвертится от объяснений. Если, конечно, удастся переговорить с ним до начала церемонии.

Эйвелин поднялась по парадной лестнице, прошла через холл, отвечая на приветствия знакомых и мимоходом улыбаясь в ответ на комплименты. Ей важно было не задержаться с кем-то "на пару слов", а разыскать господина Фрикса для приватного разговора. Еще хотелось повидать Ану до начала церемонии и от души пожелать ей счастья. Перед глазами мельтешили нарядные гости, прислуга провожала прибывающих прямиком в большой зал, но Эйвелин через отворенные двери заметила там бургомистра, и решила пока воздержаться от посещения высокого сообщества. Спросив, прибыл ли уже владелец типографии, и получив отрицательный ответ, она решила не терять времени, а на правах своего человека в доме посетить пока невесту. В задних комнатах творился сущий бедлам: спешащая прислуга, отрывистые команды экономки, громкий разговор родителей Аны, отрывок которого невольно услышала гостья. Госпожа Браенштоф распекала супруга за то, что он думает о служебных делах в день свадьбы дочери.

Ану удалось увидеть лишь издалека, но та, кажется, и не заметила подругу. Уже одетая в белоснежное платье, но еще без фаты, она промелькнула в конце коридора. Сзади послышался восхищенный вздох, и Эйвелин развернулась, чтобы нос к носу столкнуться с женихом, который вопреки правилам и приметам увидел свою невесту перед венчанием.

— Моя будущая жена — настоящая красавица, не правда ли?

— Несомненно, Эндрю. Но что вы здесь делаете?!

— Мне было скучно и...

— Если вас заметят домашние, особенно фри Баро... сами знаете, что будет, — шутливо пригрозила она и повела его в противоположную сторону.

— Я же не замышлял ничего такого. Но вы правы, фри — хуже наседки, защищающей цыплят, — рассмеялся молодой человек.

— Возвращайтесь к себе и наберитесь терпения. Осталось совсем немного.

У выхода с хозяйской половины ее заметили знакомые, так что волей-неволей пришлось присоединиться к остальным гостям.

В небольшом городе в каждом слое общества все друг друга знают. В этом есть свои преимущества, но есть и большой минус — каждый раз видеть одни и те же лица скучно. Те же разговоры, те же традиции, даже программа вечеров одна и та же из года в год. Сегодня для разнообразия присутствовало несколько новых лиц, видимо, чины по ведомству паровой дороги. Особенно выделялся один, со шрамом на левой стороне лба, бросающимся в глаза, хоть и скрытым частично волосами на виске. Военная выправка, цепкий взгляд при откровенно скучающем и даже высокомерном виде. Столичный господин, и скорее всего аристократ. Никто из кружка Эйвелин не знал, кто это.

Сбоку мелькнул Леонар, расточающий любезности дамам, пока жена разговаривала с кем-то в сторонке. На его обольстительный взгляд Эйвелин ответила жалостливой улыбкой: бедолага, он и не подозревает, какой иммунитет у нее выработался против мужских вообще и его, в частности, уловок.

Молодежь интересовалась, правда ли вчера полиция совершила рейд по книжным лавкам, и что им было нужно? Ей приходилось изворачиваться и отвечать нечто невразумительное, а самой поглядывать на вход, чтобы вовремя заметить Эдварда Фрикса. И все-таки она пропустила момент его появления, потому что была отвлечена господином бургомистром.

— Госпожа Галантэ! Баронесса! — раздался его голос за спиной.

Проклятье! Следить за двумя направлениями сразу очень сложно. Ладно, ничего страшного, в обществе он не позволит себе лишнего. Эйвелин неторопливо развернулась, пряча за любезной улыбкой истинные чувства. В Градбурге было принято первым делом засвидетельствовать свое почтение главе города, а уж после искать приятного общества. Ее демонстративное пренебрежение этим правилом могли не заметить другие, но только не сам господин Верст. Его громкое обращение к ней по титулу — небольшая месть за непочтительность.

— Вы обворожительны! — продолжал тем временем градоначальник, прикладываясь к ручке. Без усов, гладко выбритый по последней моде, он был еще неприятнее.

— Благодарю за комплимент, господин бургомистр, — подпустила она в голос меда и перешла в атаку: — Надеюсь, такое внимание к моей скромной персоне — это способ извинения за пережитые вчера неприятные минуты.

Выпад в любом случае достигнет своей цели: либо он ретируется, не успев испортить праздничного настроения, либо останется и поведает о причинах изъятия вчерашнего номера "Градбургских известий".

— О чем вы? — не переставая фальшиво улыбаться, отступил тот на шаг.

— О газетах, господин Верст, о газетах, — доверительно поделилась она. — Только не говорите, что вторжение происходило без вашего ведома.

За спиной градоначальника раздалось вежливое покашливание, избавившее того от необходимости отвечать. Один из младших чинов звал его на почетное место в переднем ряду. Скоро выход невесты. Жених уже ждет.

Эйвелин отправила в спину уходящему мужчине самые грязные ругательства, которые только знала. Про себя, естественно. Церемония начинается, а она и на шаг не приблизилась к разгадке вчерашнего происшествия. И господин Фрикс не явился. Оглянувшись, она увидела в задних рядах знакомую невысокую фигуру, и начала пробираться назад, вопреки всеобщему устремлению подвинуться поближе к предстоящему действу.

Во след ей растерянно смотрели подруги, которым она вполголоса сообщила о срочном деле и пообещала подойти после своей важной беседы.

— Госпожа Галантэ, Эйвелин, куда же вы? — вопрошали встречные знакомые, но она только кивала и улыбалась, не останавливаясь ни с кем даже на минутку. Успеть переговорить. Фразы-другой, намека будет достаточно, чтобы обрести покой и перестать терзаться беспочвенными подозрениями относительно обстановки в их городе. Одного убийцы более чем достаточно, чтобы чувствовать себя неуютно и постоянно оглядываться по сторонам.

— Эдвард! Рада видеть вас, — нарушая все правила этикета, первой протянула она руку владельцу типографии.

— Эйвелин! Воистину, вы затмили присутствующих в этом зале дам! — Вместо рукопожатия, собеседник поцеловал ее руку.

— Невежливо на свадьбе говорить такое кому-то, кроме невесты, — пожурила она его и нетерпеливо постучала веером по ладони.

— Невесты в этом зале еще нет, так что я в своем праве, — принужденно рассмеялся мужчина, будто не замечая ее жеста.

— Господин Фрикс, я бы желала продолжить наш вчерашний разговор, — выразительно приподняв брови, напомнила она.

— Наш разговор? Ах, да, — спохватился он. — Думаю, это будет не очень удобно, торжество вот-вот начнется.

— Прошу вас, в общих чертах, назовите причину.

У алтаря происходило движение, но Эйвелин продолжала умоляюще глядеть на собеседника. И тогда он торопливо зашептал:

— Рано или поздно, вы все равно узнаете. Все узнают. Но в двух словах этого не расскажешь. Давайте обождем, когда кончится церемония и наступит неофициальная часть. Тогда я вам все расскажу. Если, конечно...

Речь Эдварда Фрикса прервалась пронзительным женским визгом. Мгновение длилась тишина, в которой послышался топот ног, еще один крик, а потом отдельные звуки потонули во всеобщем шуме. Владелец типографии изменился в лице.

— Случилось что-то...

Он вновь не договорил, потому что до них донесся многоголосый испуганный говор:

— Невеста, невеста... мертва... убита?

Толпа качнулась вперед, и Эйвелин, услышав невероятное, забыв обо всем, с удвоенной силой бросилась вперед, туда, где были Браенштофы, и где уже должна была показаться Ана. Нужно было срочно убедиться, что слух ее подвел, что нечто происшедшее не имеет ничего общего с ее подругой. В дверях зала столпились мужчины, не давая возможности подойти ближе.

— Что случилось? Что за переполох? — спрашивала она у окружающих.

— Невеста... невеста, — упорно неслось с разных сторон.

Мелькнуло бледное лицо бургомистра, на диван опустили госпожу Браенштоф. Мать Аны была в глубоком обмороке. Воспользовавшись заминкой, Эйвелин выскользнула в коридор, где прислуга с искаженными лицами двигалась в каком-то общем трансе.

— Фри Баро! — крикнула она, заметив старую няньку Аны. Та подняла заплаканное лицо и тут же закрыла его краем нарядного в честь праздника фартука. — Что, что случилось?

— Деточка моя, — рыдала старуха, раскачиваясь на месте. — Как же это...

Эйвелин вдруг ощутила врезавшийся в тело корсет, который не давал набрать воздуха в грудь, и неверной походкой двинулась к дверям в уборную, распихивая встречных мужчин.

— Не входите, нельзя женщинам, — пытались остановить ее. Она лишь обожгла взглядом последнего в этой череде и...

Красное на белом — вот что было внутри. Белый мраморный пол с серыми прожилками, белоснежное платье — и кровь, на полу и стенах — каплями, потеками, складывающимися во что-то упорядоченное, но больше всего вокруг почти бесплотного в складках ткани тела. Лицо, закрытое фатой и локонами, было не видно, но руки! Боже правый — эти руки! По локоть они были залиты красным, так что казались одетыми в экстравагантные, немыслимые для наряда невесты алые перчатки. У тела находился незнакомый мужчина, поднявший голову, когда Эйвелин с шумом ворвалась в помещение и застыла от ужаса. Ана! Нет!

— Кто это сделал? — прошептала она враз пересохшими губами. Никто ее не услышал.

— Я же сказал — никаких женщин! — недовольно произнес незнакомец со шрамом на лбу. — Не хватало тут обмороков и истерик. Выведите ее.

— Кто это сделал? — справившись с голосом и отодвинувшись от протянутых с готовностью рук, повторила она. — Кто убил?

Изумленно воззрившись на не только не думающую падать и выть, но еще задающую вопросы девицу, человек поднялся и уверенно произнес сразу для всех:

— Без всякого сомнения, самоубийство.