Гостиная с накрытыми к чаю столиками была сейчас странно полупуста. Скучающие по углам носчики зевали в стянутые перчатками кулаки, и я уже в дверях оценила полное отсутствие здесь Лентвара. Поэтому, двинула дальше по коридору и лестнице на первый этаж к распахнутым в сад дверям... Нет, я его сейчас найду и снова скажу, что мне пора. Давно уже пора и совсем не светит выслушивать пыхтенье нашей классной дамы, когда она встретит меня у спальни. А она обязательно встретит, потому что у нее слух, как у совы, зрение, как у орла и характер горгульи. "Лин Дойл", — начнет госпожа Мэст с привычным закатыванием глаз: "Лин Дойл, вы нарушаете дисциплину и показываете дурной образчик младшим курсам. Повторите мне пункт номер два главы первой нашего Свода(1)".

— Пренебрежение нормами морали есть признак низкого происхождения, дурного воспитания и... и... — и, встав посреди аллеи, завертела головой.

Высокий фонарь в ярдах десяти лишь разбавлял серой мутью садовую тьму, густо пахнущую цветами акации. И как я вообще здесь очутилась? Хотела сократить путь до концертной площадки, а сама... развернулась, прислушиваясь к отдаленным звукам музыки, но, вдруг услышала совсем рядом тихий стон:

— М-м-ооо... — высокий женский силуэт на аллее качнулся и вскинул ко мне руку. — М-м-м... Прошу...

— Что она вам тогда сказала?! Что она сказала вам?! Лин!

Аллея из акаций, красивое женское лицо с гримасой боли, гости с приема, сбежавшиеся на мой крик, всё обвалилось, исчезло. Кай стоял передо мной, нависая сверху. И темень была теперь совершенно другой: с развалинами старого замка правее и лунным глазом великана в небесах. Я вся съежилась под этим взглядом, хотя гораздо больше меня пугал кричащий воруль напротив.

— Эта женщина?

— Да! Ее убили в том самом месте девятого июня прошлого года! — сжал он кулаки. — Ведь вы именно ее там и видели! Вы четко дали это понять, когда опознали на моей руке точно такую татуировку! Она была только у нее! У нее и у меня! Так что она сказала вам?!

— Я-я... Ничего.

— Ничего? — выдохнул мне в лицо Кай. — Ни-чего?

— Она умерла у меня на руках. Ей было очень больно, — зажмурилась я. — Очень. Она лишь громко дышала и стонала. А когда прибежал лекарь...

— Что?!

— Было уже поздно. Мне жених потом рассказал: ее ударили каким-то запрещенным заклятьем, но она еще смогла далеко уйти, потому что место преступления тоже нашли. Оно было...

— Я знаю, — глубоко задышал воруль. — Я всё это знаю и сам. Но, что она сказала вам? Она обязательно должна была что-то сказать.

— Я... — открыла я рот. — Она...

— Что?!

— "Передай ему", — и посмотрела на Кая. — Она сказала: "Передай ему", потом сжала мою ладонь и... умерла.

Воруль глухо зарычал, вскинув глаза к ночному небу, и закрыл лицо руками. Я и сама застыла, потрясенно глядя на него, поэтому даже пискнуть не смогла, когда чья-то рука с силой обхватила меня и к горлу приткнулся металл:

— Вот и добегался, вожак, — мужской голос разразился злым смешком прямо в мое ухо. — А, ну, стоять! Не двигаться! Иначе "подстилка" твоя выпустил наружу кровь!

— Ты об этом пожалеешь, мразь, — воруль даже не пошелохнулся. Лишь расправил свои плечи, из-подо лба наблюдая, как нас обступают выныривающие из-за деревьев фигуры.

Я насчитала их пять и закрыла глаза: будь что будет, только, пусть быстро, чтобы раз и всё. Раз и... толчок отбросил меня вместе с незнакомцем назад, он просел вниз, ослабляя на мне хватку и я, распахнув глаза, увидела нож, торчащий из мужского покатого лба.

— Лин, в сторону и на землю! — закричал Кай, выдергивая из ножен убитого меч и, ускорив процесс, подтолкнул меня в бок.

Я упала, приложившись бедром о выступающий корень, и через мгновенье сверху началась ожесточенная драка. Кто-то под звон металла и жуткие улюлюканья прыгал, кричал и рычал. А когда об мои ноги запнулись, решила ретироваться сначала под куст. Потом подскочила и понеслась в глубину леса прочь.

Долго ли я так бежала, осознать было сложно. Вернувшаяся боль раскаленным штырем, вдруг, проткнула колено. Да так, что помутилось сознание. Я упала в траву и, поджав к себе ногу, какое-то время боялась дышать. Затем осторожно приподнялась, огляделась — узкая лесная поляна серела в центре не то низким домиком, не то... прошлогодней скирдой. Я доковыляла до нее и, вцепившись руками в колючее сено, начала рвать пучок за пучком. Спрятаться, зарыться, исчезнуть для всего сумасшедшего мира. Забыть на время, кто ты есть и что было. Единственное, что осталось в моей пустой голове. Единственно важное в моей загубленной жизни...

Разлепив глаза, я первым делом потерла нос, который немилосердно щекотала травина. Потом глаза вновь закрыла — все равно кругом темнота. И попыталась вспомнить свое недавнее прошлое... Рахасья... лес... развалины... нож у горла... скирда сена... очень-очень холодно. А почему тепло сейчас? Потому что...да, что-то мягкое подоткнуто сверху. И если переходить к фактам настоящего: голова раскалывается, колено ноет, горло скребут кошки и... и давно пора на выход. Давным-давно! Задом выбравшись из своей тесной норы, я кое-как встала на ноги. Солнце! Оно залило своим ярким светом все вокруг, а ветер тут же подхватил мои растрепанные волосы. Кай, сидящий рядом, опершись спиной на скирду, косо взглянул в мою сторону и зевнул:

— Как спалось? — на лбу глубокая ссадина, грязный рукав рубашки разрезан, а в глазах — не то упрек, не то досада.

Я старательно прищурилась и открыла рот для полноценного ответа, но:

— Х-х-х... х-х-ху-у, — что-то брякнуло сзади.

— Мать-заступница, — выдохнуло голосом Балы.

— Х-х-х... М-мне... Мне. Акх-ху-кху-кху! — и, схватившись за саднящее горло, на одной ноге поскакала к темным пятнам леса...

Весь последующий день отразился в моем больном сознании точно такими же неясными пятнами и клочками из чужих малопонятных фраз. Я же "гордо безмолвствовала" или дремала в седле прямо на лошадином ходу. Поэтому Бала говорил меньше других, а пыхтел гораздо их больше. Уже в сумерках меня, наконец-то, сгрузили перед серым каменным домом с вывеской "Гордый хорек" и, приткнув на широкую скамью у входа, на время позабыли...

— Кай, парень спрашивает... здесь завтра.... полно народу.

— ... нет, будем по обстоятельствам смотреть.

— Оставьте меня здесь. Даже можете не зарывать.

— Что? — склонился Кай ко мне.

Я трагическим шепотом повторила, потом решила добавить:

— ... и на дощечке рядом напишите: "Никому не нужная".

— Да чтоб... Макс?

— У меня есть мазь, — возникла еще одна физиономия. — За микстурой смотаюсь до ближайшей аптеки, — и почесала затылок, сдвинув на лоб тюбетейку. — Лин, совсем плохо?

И чего они ко мне пристали? Лишь бы табличку не забыли. Это — очень важно. Надо обязательно напомнить... Только я посплю сначала. Прямо здесь.

— Лека, быстро у хозяина ключи от ее комнаты! Бала, разгружаешься, Макс — в аптеку! О-оп. Тише-тише... Тише-тише...

Мой сон, в отличие от реальности был четким и вполне осязаемым. Я глотала его, как нектар, вдыхала, чувствовала всей кожей. Но, сначала именно ощущения и пришли. Потом вспыхнула яркая картинка — огромное поле из низкорослых пышных лютиков. Белых, розовых, желтых и красных. Они качались под теплым ветром, источая странный пряный аромат, с каждой волной которого я все отчетливее понимала: "Это запах моего дома. Дома неведомого и желанного". Но, вместо него, приложив ко лбу ладонь, разглядела лишь одинокое высокое дерево. На самом краю разноцветного поля. Оно тут же завладело всем моим вниманием, приковало к себе взгляд и я, вдруг, услышала едва различимую музыку, исходящую именно от него. Музыка то набирала аккордные силы, то затихала, и вновь начинала литься над цветами. Я прислушивалась, как могла, вытянувшись в струну, но, боялась пошелохнуться, вспугнуть теплое блаженное волшебство...А-аааа-ааа-а-а-а. А-аааа-ааа-а-а... хр-р. И досадно дернула головой... А-аааа-ааа... Хр-р. Хр-р...

— Ма-мочка моя... Мамочка моя! Да как вы вообще посмели?! Да кто вам такое право дал?! Уберите ваши руки! И... и... убирайтесь из моей постели! — последние слова я проорала уже с середины комнаты, сжимая в руке угол подушки.

Кай, подскочив со своей, потер сонные глаза:

— Еще раз повторите.

— Убирайтесь с моей постели! — по новой набрала я воздуха в грудь. — Никто не давал вам права на... на...

— Что и требовалось доказать, — хмыкнул воруль, спуская вниз ноги.

Я отскочила в угол:

— Не знаю, какие "доказательства" вам нужны были от меня и этой ночью, но...

— Очередные, — натягивая второй ботинок, выдохнул Кай. — Голос к вам вернулся... А, ну-ка, попрыгайте на левой ноге.

— Чего? — сузила я глаза.

— Да ничего. И так вижу, — и разминая плечи, двинул на выход. — Полчаса вам даю, потом — завтрак и в дорогу. Лека предупредит.

— Хам! — шлепнулась об дверь моя подушка. — Увидел он всё. И как не стыдно?! Как не стыдно, я вас спрашиваю, воспользоваться болезненной беспомощностью девушки?!.. О-ой... Ой.

На миг мне показалось: мой сумасшедший мир, и без того потерявший опору, сделал акробатический кульбит, обрушив понимание: я здорова. Я — совершенно здорова. Куда делась моя болезнь? Боль? Я не знаю... Исчезли, как и ссадина со лба Кая...

Через полчаса на первом этаже трактира "Гордый хорек", между закопченным очагом и кирпичной балкой восседал за столом весь отряд Кая и я. Завтракали молча, но с большим аппетитом.

— А вот можно мне у вас спросить?

— Сейчас едем на юг. Следующая ночевка — в Сани. Остальное — без изменений.

— Я, вообще-то, про расческу и жидкое мыло. Но, если уж речь зашла про...

— Бала, запиши то, что Лин продиктует. В Сани всё купишь.

— Лады, Кай, — появился на столе сложенный лист и карандаш.

— Значит, расческа, — отложила я в сторону вилку. — Зубья — редкие. Можно в три ряда.

— Ага. Записал.

— Жидкое мыло, чтобы обязательно на отваре дырявника. С маслом фиалки.

— С чем? — сморщил Бала широкий нос.

— С маслом фиалки. Виолы, то есть. Потом — носовой платок, зеркальце и... кочергу еще, пожалуйста.

— Это еще зачем? — сдвинул брови Кай.

— Под подушку свою буду ее класть.

— Ко-чер... тьфу! Лин, это всё?

Я вздохнула: конечно же, нет. Но, где мне теперь найдут замечательное средство "От магички Стаси"?

— Всё.

— Тогда прошу леди занять свое новое удобное место, — совершенно искренне оскалился мне, вставая из-за стола Бала.

К "новому удобному месту" прилагался, стоящий поперек двора длинный фургон под крепким серым тентом и низкой лавочкой-козлами. Лека, откинув задний борт, сунул в его нутро сначала мои чемоданы, а потом и меня саму — по складной лесенке прямо в сумрак. Что же до "удобств", то ими оказался откидной столик, застеленный пледом топчан и два мягких кресла за козлами. В общем-то... лучше, чем боком в седле. Да и обзор какой-никакой. Значит, жить можно... сегодняшним днем.

Так и покатили: Кай с Максом — впереди, мы с Балой — в центре, Лека — замыкающим. И сначала дорога змеей виляла меж древних валунов. Потом вынырнула на простор, открывая панораму далеких горных хребтов и высокого неба над зелеными холмами. А ближе к обеду серыми зубьями на них, то там, то здесь, начали темнеть развалины высоких замков. Я к тому времени уже успела и вволю налюбоваться и проголодаться, поэтому взирала из-за головы Балы исключительно с целью разглядеть вдали печной дым.

— И почему их так много то?

— Чего именно "много"? — прочистил горло в кулак Бала.

— Развалин, — скривилась в ответ я. — Будто гнал кто-то с этих мест. Ведь, на века замки строили.

— Так здесь война прошла. Здешние земли пострадали больше остальных. Целыми родами умирали.

— Война с Джингаром?

— Она самая, — прищурился на острые зубья башен справа воруль. — Вот этот, например, замок рода Хлин, держал осаду от джингарских великанов три месяца. А когда пришла подмога, внутри остались в живых лишь дети и старики.

— Подмога откуда? — вытянула я шею туда же. — Из-за наших гор?

— От землероев? — глянул на меня Бала. — Что вы, Лин? Они никогда не лезли в драку. Это — долг ворулей. Наш клятвенный долг.

— Ваш "клятвенный долг"... А скажите, Бала: кто напал на нас вчера ночью?

— Кто напал? — напряг воруль спину и на несколько секунд замолчал. — Наемники. Да вы не бойтесь, мы их всех во рву схоронили.

— Я уже не боюсь. А кто их нанял?

— Кто их нанял?.. Лин, вы проголодались, наверно? Там, в коробе в углу есть свежие булки и яблоки. Перекусите пока.

— Спасибо, — скосив на обозначенный короб взгляд, и сама задумалась я...

__________________________________________

1 — Сборник нравственных норм и правил публичного поведения "настоящей женщины", именуемый среди воспитанниц Куполградского пансиона св. Берты "Пособием для начинающей королевы или конченой принцессы".

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

4. 99. Забота о домашних питомцах

облагораживает душу и коротает досуг.

8. 11. Приучайте себя к публичным выступлениям.

Готовьтесь к ним тщательно, прорабатывая

каждое слово и жест.

(пункты из "Пособия для начинающей королевы")

Небольшой городок Сани в северных землях ворулей начался с деревянной вывески, подвешенной на цепях меж двух толстых столбов, торчащих у подножия очередного холма. На ней пожухлыми буквами на фоне точно такого же солнца красовалось само название и еще что-то мелким шрифтом внизу, прочитать который представлялось возможным только с крыши фургона. Я даже пытаться не стала.

— Солнце светит всем.

— Что?

Бала перехватил в руке кнут:

— Там девиз этого места: "Солнце светит всем", потому что по-нашему "Сани" и значит "солнце". Хотя сам городишко... — и выразительно сморщил свой широкий нос.

Я, на всякий случай, напряглась. Однако вскоре о гримасах Балы позабыла — уж больно интересным показалось мне это "сомнительное" место.

Выбеленные кирпичные домики в нем соседствовали по улицам с настоящими каменными особняками, а от цветов в клумбах пестрело в глазах. И всюду было полно горожан, любопытных, веселых. Они болтали друг с другом на узких тротуарах, сидели за открытыми столами у распахнутых настежь ресторанчиков или просто торчали в своих окнах между горшками цветов. Одним словом — город-праздник. Или в городе — праздник. Разгадка явилась вскорости большим ярким плакатом на тумбе у двухэтажного трактира, где наш фургон тормознул: "Странствующий цирк "Радость" приглашает! В программе: фееричные фокусы, акробатические номера братьев Гна, дрессированные питомцы госпожи Светланы и веселый шут "День-Ночь". Всего три представления! Билеты — в красной будке".

— Угу, — сузив на афишу глаза, сурово промычала я.

И не сказать, что я не любила цирк. Просто, мне всегда хотелось вместо "дрессированных питомцев" загнать на манеж дрессировщиков. И чтобы перед этим их еще и... "двенадцатилетнее воспитание" именно в этом месте обычно краснело и осуждающе качало головой... Или что там у него вместо головы? "Свод".