Осколки

Даже я его боюсь. Только вспомню его наглую тощую рожу, как мороз продирает до самых костей. А все почему? Потому что магия. Ну, как магия. Я особо в историю не вдавался, но эти проклятые святоши могут как-то влиять на нас, проводников. Уж не знаю, проделки это Райны — тьфу ты, епрст! — или самого Холхоста, но факт есть факт: при большом желании Морис сможет заставить меня сожрать себя самого и даже не поморщится. А люди их боялись просто так, по умолчанию. И, конечно, самое главное: он мог пить и наслаждаться этой долбаной жизнью!

Внутри оказалось холодно.

В огромном зале с шестью массивными железными люстрами, на которых горели толстые яркие свечи, было на удивление тихо — только ветер тихо шелестел по углам, гоняя по полу одинокие огрызки бумаг, упущенных послушницами. Так одиноко, как здесь, я не чувствовал себя, пожалуй, еще никогда, даже когда умудрился попасть в желудок к великану и просидеть там три дня без еды и питья. Не удивительно, что Морис такой злой.

Я внимательно осмотрелся, прошмыгнув за угол выступающей стены, но здесь никого не оказалось. Хмыкнув, я медленно пошел в сторону большого позолоченного алтаря, постукивая костяшкой среднего пальца по спинкам проплывающих мимо скамеек.

— Так-так, что это у нас? Упс, упало! — хохотнув, я смахнул со стойки лежащий там крест, а потом примерился к большому прямоугольному окну, на котором как на картине развернулась Битва Четырех в лучших своих красках, и лунный свет едва проходил через мозаику — преимущественно, красную.

Я, конечно, еще та машина для убийств, но прикончить всех мне все равно не удастся, а пока их здесь нет, надо пользоваться шансом.

Схватив покоившийся ранее рядом с крестом серебряный кубок, я взвесил его на ладони и изо всех сил запустил в окно. Сверкнув фальшивой желтизной, кубок прочертил идеальную — что там стесняться, а я просто мастер! — дугу и шмякнулся в стекло, проделав в нем большую дыру, которую тут же заполонил мрак ночи.

Но то почему-то не сломалось.

— Крепкая зараза, — прошипел я и, чувствуя, как наплывает азарт, кинулся к спрятавшемуся в тени горнего места хлипкому стулу. — Эх!

Вслед за кубком в окно полетел и стул, но тоже не принес никаких результатов — только увеличил проем, вот и все. Рассмеявшись как безумный, я стал искать чего покрепче, но только мне стоило обернуться, как я заметил на себе ошалелый взгляд какого-то монаха, одетого в обычную серую робу, перетянутую белый поясом.

— Э-э-э... Смотри, птичка!

Я же не думал, что это сработает.

Монах оглянулся за спину, выискивая там внезапно взявшуюся в церкви птицу, а я вытащил из кобуры свой новенький пистолет и нажал на спусковой крючок.

Его тело шмякнулось на пол, заливая его горячей красной кровью. Выстрел со всей своей громкостью разнесся по обители богов, не спеша затихать, а потом — почти сразу — зазвенел тревожный колокол. Скоро сюда нагрянет вся королевская рать.

— Да. Это я что-то не подумал.

Наверху послышался топот сапог и испуганные голоса священников, которых я оторвал от поздней вечерней трапезы.

Ойкнув, я поспешил к дверям, но потом стукнул себя по лбу и кинулся к двери сбоку, откуда выбрался этот придурошный монах.

Крепко захлопнув ее, я прислонил к ручке попавшуюся под руку деревяшку нужного размера и побежал вверх по винтовой лестнице, прислушиваясь к мерным ударам колокола. Холхост бы побрал этих криворуких звонарей! Ну кто их просил звенеть, е-мое?!

Я остановился. Люди быстро двигались в мою сторону.

— Черт! Что же делать? Что же делать? Что же дела?..

Я остановился. Сглотнул образовавшуюся во рту вязкую слюну и медленно выдохнул. В моей больной голове медленно воспалялась дурацкая идея.

— Что случилось? — до меня донесся скрипучий старый голос, принадлежавший, видимо, кому-то из высших санов, а такие без охраны не ходят.

Я сделал шаг назад и снова в неуверенности остановился. Эту фишку я хотел приберечь — честно говоря, я вообще не хотел ее использовать и просто оттягивал момент до последнего! — до будущего, но сейчас я вообще не знал, как выбраться из этой проклятой ситуации.

"Да чего ты стоишь, идиот?!" — заорало мне мое подсознание в самый мозг, и я передернулся. Ну, ладно, ладно, уговорил!

Стараясь успокоить сердцебиение, задающее ритм настоящей чечетки, я закрыл глаза и попытался вспомнить хоть что-то, что мне рассказывали в детстве.

Хотя нахрена они мне все это рассказывали? Сами же сделали меня... другим. Из-за них мне пришлось убить эту девчонку. А! Зачем я оправдываюсь? В конце концов, нож-то был в моих руках.

Итак, вернемся к Волкам — видите, даже слово пишется с большой буквы! С того момента, как прошла полночь, я ни разу даже не пытался воспользоваться новыми возможностями, так что опыта у меня было... ну, чуть ниже нуля, я так полагаю.

По моей коже пробежала электрический разряд, как будто меня долбануло молнией. Ощущение не из приятных, но зато какой результат!

Кинувшись вверх, я натолкнулся на перепуганных священников.

— Бойтесь меня, Холхост вас побери! Я ужас, я... э-э-э, смерть! — они все замерли. Их зрачки расширились до невероятных размеров и занимали теперь почти всю радужку. — Чего встали-то? Пошли нахрен отсюда. Давай, давай, наверх!

Только теперь их разморозило и перестало глючить. Дружно заголосив во все горло, старички и не очень побежали обратно.

Я вздрогнул. Странное ощущение раздвоения личности прошло, и я снова стал самим собой, вашим дорогим веселым идиотом. Разве не прекрасно?

Решив отдышаться, я перезарядил пистолет и сплюнул: осталась последняя пуля, а порох наполовину отсырел и теперь представлял из себя сплошной темный ком. Видимо, не смогу я эффектно удалиться в закат, отстреливаясь от недругов.

Я остановился у двери второго этажа, то есть трапезной. Открыв ее, я заглянул внутрь. На меня уставились десятки удивленных глаз.

— Здрасьте, — я улыбнулся и захлопнул дверь, провернув внешний замок. Вот какой только умный человек его придумал? Кажется, ему тоже хотелось когда-нибудь закрыть все их стадо в одной комнате и хорошенько поржать.

Сверху забряцала тяжелая броня.

Я глянул на свой изувеченный жилет, сквозь дыры которого проглядывались стальные пластины, и застонал. Бороться против этих черепах мне не улыбалось, но выхода все равно не было. Морис ждет. Нехорошо заставлять его жить в этой бренном мире так долго.

Я поднялся им навстречу.

— Стоять! — взревел первый из подошедшей тройки.

— Стою, — тут же охотно согласился я, незаметно сжимая пальцы на рукояти серпа.

Внезапно в мой мозг будто воткнули раскаленную иглу. Коротко вскрикнув, я рухнул на ступеньки и упал на колени, стискивая виски. Мысли снова роились. Отовсюду лил горячий пот. За секунду я словно прошел разом все стадии лихорадки, а когда меня отпустило, то эти громилы уже тащили меня под руки вниз.

Черт, что со мной происходит?

— Отпустите, — прохрипел я. Теперь мне было совсем не до шуток.

— Угу, угу. Сейчас отпустим, — гоготнул один из них.

— Я сказал: отпусти!

— По...

Прежде чем он успел договорить, я пнул его в голень, вырвался из их лап и отскочил в сторону. Не тратя времени зря, я вытащил серп и накинулся на свою жертву, двумя взмахами смертоносного оружия вскрывая ему яремную вену.

Его голос заглушило бульканье крови. Хватаясь за горло, он свалился вниз — к ногам своих двух еще живых товарищей.

Я всплеснул руками. Издал ртом характерный звук и показал им средний палец.

— Просил же отпустить, а он не слушал. Вот, как-то так...

Взревев, они кинулись в бой, сжимая двумя руками рукояти своих клейморов.

— Знаете, в чем проблема мощных мечей? Против такой железяки вот эта железяка, — я потряс серпом, — лучший выбор!

Первый меч взлетел вверх и стал с жужжанием опускаться вниз. Медленно!

Я проскользнул у него под рукой, на ходу вытаскивая из ножен железный кинжал. Развернувшись на каблуках, коротко размахнулся и ударил его острием в подмышку. Кольчуга не треснула, но латник вскрикнул и пошатнулся.

Я пригнулся — второй клеймор чуть не срезал мою славненькую кочерыжку.

Дождавшись, пока стукнет сердце, я боднул его лбом в кисть. Раздался глухой стук — это моя черепушка встретилась с пластинами его рукавицы.

Меч выскочил из его рук. Он провернулся в воздухе и так бы бесцельно свалился на пол, если бы я заботливо не направил его в сторону первого "воителя", подставив ему подножку.

Лезвие клинка прошло через панцирь как через бумагу. Один готов.

Хрясь!

Мне внезапно прилетело шипами в скулу. Перед глазами вспыхнули на миг радужные круги. Я свалился на землю и едва не нанизал себя на собственный же клинок.

— Холхост тебя побери! — пинок по почкам. — Ыгх!..

Я перевернулся на спину и крикнул.

— Бу!

Он на секунду замешкался, увидев, как блеснули желтизной два моих глаза, но потом почти сразу же пришел в себя и принялся лупить меня еще сильнее, заодно протягивая руку к своему мечу. Вот же сволота...

— Оборотень! — его голос эхом прошелся по винтовой лестнице и заглох где-то на вершине у самого купола. Ты б еще громче заорал, идиот.

— Не оборотень, — простонал я. — Холхост тебя побери, не оборотень!

Дожили. Не могу ухайдохать какого-то придурка в железках. А еще проводник, е-мое!

Очередной удар прилетел в затылок.

— Ну все, достало.

Дождавшись, пока он в очередной раз размахнется, я словил руками его голень. Изо всех сил дернул на себя и накинулся на него сверху.

— Проблема человека в том, что ему нужны глаза, — ухмыльнулся я и воткнул ему нож в шлем — прямо в правый проем для глаз.

Я поднялся, слегка пошатываясь.

Вздохнул. Стряхнул с одежки пыль и медленно пошел наверх, откуда пятью минутами ранее с грохотом скатился башкой вниз, пересчитав каждую долбаную ступеньку.

Священники все еще пытались выбраться из своего "заключения". Они долбились в дверь и что-то неясно орали, пытаясь вскрыть замок, но у них не очень-то это и получалось. Идиоты. А можно было всего лишь сунуть нож между дверью и косяком, да и делу конец. Монахи, были-и-ин!

А я все шел и шел, пока, наконец, не наткнулся на какую-то очередную дверь, которая, оказывается, вела прямо к куполу, под которым расположилась маленькая голубятня, вся покрытая птичьим дерьмом.

— Ух, ну и запашок!

Я взглянул на серебряную луну, проглядывающуюся через небольшое квадратное окошко, и у меня в голове мгновенно вспыхнула идея. Я видел покои Мориса снаружи, но понятия не имел, как найти их изнутри. Тем более рисковать и снова натолкнуться на очередных "священных" бугаев мне не улыбалось. Значит, надо просто спуститься вниз по стене. Это ж легко!

Я радостно поплелся к дырке в куполе, но через десять шагов замер, будто шарахнутый током.

Возле окошка, на три пальца ниже, виднелась корявая старая надпись гвоздем: "ВиНН и я дрУзьЯ...". Конец давно стерся, но начало говорило само за себя.

Я в ужасе сглотнул.

"Мы в полной заднице.

Вокруг темно. Столько же холодно и страшно. Где-то снаружи злобно воет вьюга. Метет метель. Ветер гоняет колючие снежинки, но и он хотя бы гуляет на свободе!

Вот уже шестой день мы сидим здесь без воды и еды. Слизываем капли влаги со стен ледяной пещеры и растапливаем наметенный снег дрожащими от холода руками. Вечно это продолжаться не может. Мы все равно умрем. Я уже ощущаю, как начинаю сходить с ума от голода и постоянного мрака.

— Ты живой? — мой голос уже давно сошел на бессильный хрип.

— Да, — коротко отвечает Иворен с другого конца темницы.

Жив. Но это пока. Он уже продержался слишком долго, и я носом чуял, как из него стремительно ускользает жизнь. С такими ранами да в таких условиях путь на тот свет обеспечен.

— Йен.

— Чего?

— Ты ведь знаешь, что делать, Йен. Не медли, мне только хуже.

— Пошел ты. Если я сказал выберемся, значит выберемся.

— У тебя есть шанс, у меня — нет. Все ведь просто, придурок, и если ты не можешь сам до этого допереть, то я тебе помогу, — он зашебуршал своими бесчисленными метательными ножами (два его обычных железных клинка потерялись, пока мы поднимались в гору), но потом остановился. — А нет, не могу. Давай сам.

— Не-а, даже не проси.

— Идиот. Я почти мертвец, — он чуть ли не рыдал. — Ты хоть представляешь, как мне больно, Холхост тебя дери? Делай, мать твою!

Я угрюмо молчал. Только в его словах был смысл, но я все равно не мог заставить себя убить собственного друга, а тем более его есть.

— Тебе нужны силы. С такой погодой моей тощей туши хватит тебе еще на неделю, а крови — на три. За это время лед сойдет, и ты сможешь разгрести завал. В конце концов, я ведь во всем виноват. Холхост меня дернул гнаться за Алконостом... Знал ведь, что нам только перья и светят.

Он застонал. Видимо, переломанный позвоночник давал о себе знать.

Я медленно поднялся. Достал серп и выдохнул, пытаясь успокоить бьющееся в дьявольском ритме сердце. Черт. Ну отлично, что ж еще сказать. Кто знает, в кого превращается человек, сожравший себеподобного? А сожравший своего друга?

Я двинулся в его сторону.

— Прощай..."

Я сплюнул и тряхнул головой, прогоняя плохие воспоминания. Е-мое, вот же дебилизм...

Моя судьба действительно по-идиотски печальна. Но во всем виноват я сам, и не надо меня жалеть. Пожалеют те, кто встанет у меня на пути, потому что я затолкаю их гнусные лживые языки им в глотки.

Подтянувшись, я высунул голову в окошко и глянул вниз. Перед глазами все закружилось, душа ушла в пятки. Но мне, как дураку, обязательно должно было повезти, и я без особых сомнений спрыгнул на выступ под золотым куполом и усмехнулся.

— Ну, в конце концов, что может случится? Максимум — сдохну, да и все!

Я еще раз глянул вниз, едва отыскав глазами окно спальни Мориса, в котором горел огонь.

Сзади вдруг что-то хрустнуло.

— Идиот! — гаркнул хриплый голос.

Я оглянулся.

— Здрасьте, — я ухмыльнулся двум стражам, пытавшимся зайти ко мне со спины. — А я тут, видите ли, сбрасываться собираюсь. Достала жизнь, завяли помидоры. Э-э-э... как-то так.

— Не, — ответил тот, что заорал на товарища, — ты это, слазь, а мы уж тебя оприходуем.

Я возмутился.

— Что за пошлые намеки, сударь? Я, между прочим, приличный мужчина, и до свадьбы ни-ни, так что даже не смейте предлагать мне нечто подобное!

— Чаго? — он ошарашенно замер.

Я встал на краю и повернулся к ним, театрально прикрывая лицо тыльной стороной ладони.

— Прощай, любовь моя, я тебя никогда не забуду!

Всхлипнув, я оттолкнулся ногами от купола и прыгнул вниз, истерично хохоча и прокручивая в памяти их ошалелые лица. Вот идиоты!

Только через секунду я вспомнил, что нахожусь в свободном полете.

— Ой-е!

В последний момент я успел ухватиться руками за выступающий флагшток и резко выдохнул, когда руки резко дернуло вниз. Холхост тебя побери, да тут чуть не произошла расчлененка! Вот смеху то было бы: труп лежит внизу, а руки, стискивающие железяку, торчат из стены.