Критический эксперимент 2033

Народ разразился бурными рукоплесканиями и приветственными возгласами. Квесторы и трибуны призвали граждан к порядку и собрание продолжалось.

"Но это лишь часть справедливого решения. Общественными землями бесчестно завладели частные лица. Нужно отобрать излишки у незаконных посессоров и распределить между плебеями и союзниками".

Большинство зааплодировало ещё более бурно. А сенаторы и патриции встревожились. Покушение на их богатство настолько возмутило отцов, что они стали, по примеру плебеев, собираться по ночам, только не на холмах, а в домусах ведущих сенаторов. Поскольку сразу было ясно, что в любом случае народу придётся кинуть кость, на следующем же заседании Сената было предложено увеличить число трибунов до пяти, и Народное собрание с ликованием приняло это. А тем временем сенаторы начали тихую агитацию среди народа.

— Кассий уже трёхкратный консул. Но этого ему мало. Он хочет единоличной власти, хочет стать царём. Поэтому он бросает вам, плебеи, этот "щедрый дар".

— Чтобы стать царём, нужно подавить сопротивление патрициев. Кассий призовёт в Рим подкупленных его решениями латинов и герников, и вы, квириты, сразу окажетесь на положении спартанских илотов у наших бывших союзников и их нового царя.

Вергиний, почувствовав, что агитация уже даёт свои плоды, выступил на очередных комициях.

"Кассий, скажи нам, угоден ли олимпийцам и Неведомому Богу твой якобы щедрый дар? Почему это ты вдруг стал столь благороден за чужой счёт? Не потому ли, что ты хочешь сделать большинство плебеев обязанными себе, дабы добиться личной власти. Народ римский не склонился перед Кориоланом, пытавшимся добиться власти силой. Так допустит ли он, чтобы теперь Кассий добился её грубым подкупом?"

"И второе. Мы, римляне, главы союза. Так зачем же раздавать союзные земли другим? Если уж союзники хотят поселиться на них, пусть они идут в римские колонии и становятся римскими гражданами sine suffragio (без права голоса). Иначе они на комициях и плебисцитах просто задавят коренных римлян числом".

"Подумайте, квириты, и не поддавайтесь на лесть. Вспомните, сколько бед принесло Риму то, что, поддавшись на сладкие обещания, народ в прошлом году избрал недостойных. Но и достойный человек может занестись. Ведь Кориолан был достойнейшим, пока не поддался гибельным страстям и надмению. Male facere qui vult, nunquam non causam invenit. (Желающий навредить всегда найдет причину)".

Народ разделился, даже многие плебеи оказались теперь противниками аграрного закона. А Квинт взирал на всё это с грустью. Он чувствовал, что буча, поднятая Кассием, на самом деле ориентирует римский народ в неверном направлении. Ведь многие даром полученные участки будут немедленно пропиты, проданы, отобраны силой. В молитву он смог вставить лишь намёк: "Legem agrariam unum diem vivant" (Аграрный закон проживёт один день). Но это ещё усилило оппозицию аграрному закону. А люди стремились разгадать слова Квинта, тем более, что вскоре их повторил и царь Аппий.

Был ещё один повод для грусти. После первого блестящего опыта ночные децемвиры собирались ещё дважды. В первый раз они должны были заложить основы судоговорения и записать их ещё на одной таблице. Но смогли согласовать лишь весьма нетривиальное положение:

"Si in ius uocat, ito. Ni it, antestamino. Igitur em capito" (Вызванный на суд — иди. Не идёт, повтори при свидетелях и веди силой).

Во второй раз надо было заложить основы семейного права и права наследования. Здесь было, по крайней мере, принято важнейшее решение, закрепившее строение римской семьи как совокупности лиц, подвластных главе семьи (pater familia). Ведь даже рабы по этой причине считались членами семьи и при освобождении становились членами рода бывшего хозяина.

"Si intestato moritur, cui suus heres nec escit, adgnatus proximus familiam habeto. Si adgnatus nec escit, gentiles familiam habento" (Если кто умрёт без завещания, наследует ближайший подвластный. Если подвластных не было, наследует род).

Тем самым семья была поставлена выше рода. Заодно внесли дополнение в таблицу о долгах: должник может быть вместо казни продан иностранцам, за Тибр:

"Tertiis autem nundinis capite poenas dabant aut trans Tiberim peregre uenum ibant"

Квинт, опечаленный такой "производительностью", вставил в очередную молитву слова: "Hominem sine consilio deorum non placet" (Люди не могут ничего решить, если не могут получить советы богов). После этого комиции и Сенат решили, что отныне на заседаниях децемвиров будет присутствовать царь жертвоприношений без права голоса, но с правом молитвы. А следующие же децемвиры, которые сработали успешнее, согласовав ряд законов о судоговорении, постановили, по настойчивым намёкам Аппия, приглашать и Квинта. Так что инициатива всегда бывает наказуема.

А события вокруг аграрного закона разворачивались всё трагикомичнее. Вергиний уже стал выступать за раздел земель, но лишь между римскими гражданами. Кассий приказал возвратить народу деньги, полученные от продажи сицилийского зерна. Народ увидел сущность обоих демагогов и провалил аграрный закон, побрезговав подачками.

Трагикомедия кончилась трагедией. Когда избрали новых консулов: Сервия Корнелия Малугинена Косса и Квинта Фабия Вибулана, квесторы Цезон Фабий и Луций Валерий привлекли бывшего консула Кассия к суду за преступление против отечества. Желая избежать позора для рода, его престарелый отец привлёк его к семейному суду, выпорол и казнил. После такого исхода народ стал жалеть Кассия и поминать аграрный закон добрыми словами. Тем более что случилась ещё одна войнушка. Эквы вместе с вольскими добровольцами напали на союзников Рима, агрессоров малость побили, и суровый консул Квинт Фабий, вопреки обычаям, не поделил добычу, продал её полностью и деньги отдал в казну, на восполнение того, что было потеряно в Кориолановой войне.

Кориолан, служивший Карфагену, сплавал с небольшим войском в разведывательную экспедицию к Тартессу, вернулся с богатой добычей и после этого легко набрал большое наёмное войско: вояки убедились в его полководческом счастье и способностях. Он, выждав благоприятной погоды, отправился в большой поход на Тартесс. По слухам, он разбил в первой битве тартесское войско и осадил город.

Слухи о похождениях Вулли в Карфагене доходили самые невероятные и противоречивые.

Эквы, устроив голосование, отвергли предложение вольсков воздвигнуть алтарь Неведомого Бога. Так что у единобожия появились открытые противники.

— 39. Посольство друидов

Остаток года этого консульства прошёл в привычных уже дрязгах. Плебеи всё чаще вспоминали про аграрный закон, но отсутствие вождя, который возглавил бы борьбу, и воспоминания о предупреждении, что закон продержится один день, не давали недовольству вылиться в организованный и результативный протест. Всё сводилось к примерно таким разговорам:

— А ведь Кассий не подонком был. И на самом деле к царской власти не стремился. Одурачили нас отцы. Возненавидели они того, кто поставил благо народа выше блага патрициев, а мы, как верные псы, последовали их командам.

— Отец Кассия не позора избегал, а сына за предательство своих и за любовь к народу казнил. Ненавидят нас отцы и презирают, всех их надо тоже выпороть и казнить! Если бы они не боялись соседей, давно бы всех нас в рабов обратили. Но ведь рабы за хозяев драться не будут, а если станут драться, их надо освобождать.

Увидев проходившего мимо трибуна, народ зашумел:

— Клодий, а почему ты не внесёшь аграрный закон? У тебя ведь есть право провокации.

— Квириты, — отвечал тот, — это просто противозаконно. Окажется lex illegal, потому что власть моя померием ограничена, а земли лежат далеко за ним.

Такой ответ на время перевёл недовольство плебеев в обычные бесплодные разговоры и сетования.

Авл с нетерпением ожидал следующего года, когда он сможет стать в военный строй. Луллий всё не возвращался. Квинт начал беспокоиться. Авл немного утешил отца:

— Отец, Мастарикс поклялся мне наедине, когда я его тоже довёл расспросами о Луллии: друид вернётся, если Судьба не пошлёт ему неожиданную смерть.

Гигий наконец-то закончил заказанные ему три тома трудов. И Квинт вынужден был потратить весь год, чтобы тщательно прочитать написанное. Пришлось хорошенько очистить от риторических украшений, вставленных чуть ли не на каждой странице (правда, страниц тогда не было; книга писалась на свитках папируса, ткани или кожи). Поскольку Гигий каждый раз, когда безжалостно сокращали "красивую" фразу, бешено ругался, а потом унывал, Квинт разрешил оставить по нескольку оборотов красноречия в начале и в конце каждого свитка. В начало томов по геометрии и статике были вставлены определения, аксиомы и постулаты, как у Евклида.

Когда Квинт упомянул о постулате Паша, обнаруженном лишь в XIX веке ("Прямая, проведённая через точку внутри треугольника, пересечёт одну из его сторон"), он получил болезненный удар за "прогрессорство", но боль прошла, как ни странно, когда он обобщил формулировку: "Линия, проведённая через точки, лежащие внутри фигуры и вне фигуры, ограниченной замкнутой линией, обязательно пересечёт её границу". У Евгения даже появилось ощущение лёгкого поощрения. Несколько иронизируя над собою, он высказал в мыслях догадку, что анализ этого "постулата Квинта" (на самом деле крайне тяжело доказываемая теорема Жордана, почти всегда опускаемая даже на математических факультетах как "самоочевидная") даст множество коварных задачек будущим геометрам и тем самым станет способствовать развитию человечества через преодоление трудностей и творчество. Зато уточнение знаменитой аксиомы "Часть меньше целого" вставкой туда понятия "меры" реакции высших сфер не вызвало.

Выборы прошли в напряжённой обстановке. Раздражённые консульством Фабия, плебеи, не имевшие права выдвигать своих кандидатов, заваливали одного за другим сенатских. В конце концов, выдвинув симпатичного плебсу Луция Эмилия Мамерка и мобилизовав всех своих клиентов, патриции из принципа добились избрания вторым консулом родственника предыдущего, столь же сурового Кезона Фабия Вибулана.

В трибуны были избраны, в частности, трое тех, кто обещал бороться за аграрный закон. На очередных комициях трибун Гай Силий выступил с яркой речью:

"Отцы-сенаторы и державный народ Рима! Аграрный закон касается земель, лежащих вне померия и вне нашей трибунской власти. Но противодействие ему идёт внутри Города: на комициях, на заседаниях Сената, и даже путём жесточайшего и отвратительного применения отцовского права к человеку, трижды избиравшемуся консулом. Он был оболган, как стремящийся к единоличному правлению, к царскому венцу, назван вторым Кориоланом. Поэтому я, как защитник интересов народа, ставлю на рассмотрение предложение снять клеветнические возражения против закона и вновь поставить его на рассмотрение Сената и народа. Тем самым я остаюсь в пределах нашей власти и наших законов, и отстаиваю нарушенные права одураченного народа".

Но сенаторы напомнили о предсказании, что аграрный закон продержится один день, вдобавок истолковав его так, что принятие закона неминуемо вовлечёт Рим в тяжелейшую смуту и приведёт Город к падению. Вместо аграрного закона комиции занялись выбором дневных децемвиров для продолжения работы над семейным правом. Квинту пришлось вместе с ними запереться в храме.

Обсуждение произвело на него самое тягостное впечатление. Долго мусолили вопрос, есть ли у женщин разум и душа? (Квинту вспомнилось, что Вселенский собор христиан принял решение, что женщина тоже человек, большинством в один голос) и выдали норму права, согласно которой женщина, освободившаяся из-под власти мужа, отца или хозяина, должна состоять под опекой почтенного родственника. Затем, подумав, освободили из-под этого наблюдения весталок. Тут Аппий, посмотрев на Квинта, вдруг начал молиться: "Altior ceteris deus, si dea non" (Не возвышай бога или богиню своих над остальными). Квинт присоединился к молитве. Растерянные децемвиры стали обсуждать предупреждение, и в конце концов добавили к весталкам женщин и дев, давших нерушимый обет богу либо богине, почитаемым в Риме "virgo vel mulier, dedit irrefragabiles uotum deo vel deae Romam colebatur", сочтя, что они находятся под опекой божеств и сами могут отвечать за себя перед людьми. После чего весталок оставили как частный пример.

Децемвир Атерний после этого вытер пот с лица, облегчённо вздохнул и произнёс то, что на несколько минут разрядило обстановку и вызвало веселье:

"Да... я представил себе, каково было бы быть опекуном Велтумны и нести ответственность за её деяния".

Когда же начали обсуждать дальше, то Квинт почувствовал, что надо сбить с "не подлежащей обсуждению истины", что римскую фамилию может возглавлять лишь pater familia, и дать возможность, хотя бы временно, пока нет совершеннолетних и вошедших в разум детей либо внуков, руководить пожилым, почтенным и добродетельным матронам. Он счёл наилучшим привести одну из позитивных и благороднейших заповедей единобожия:

"Honora patrem tuum et matrem tuam, sed bonum etiam esse ut sis longaevus super terram" (Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли)

Смущённые децемвиры начали препираться ещё более бестолково, и раздражённый Квинт начал вставлять намёки заведомо тёмные и в корявых стихах, подобно Дельфийскому оракулу, сибиллам или Нострадамусу. Например:

Не устоит на единой ноге вся держава,

И не удержится лишь на столбе вся семья.

Аппий сначала дико посмотрел на Квинта, а затем с удовольствием включился в игру. Взбешённые децемвиры, которых удерживала лишь боязнь богохульства и проклятий богов, в конце концов постановили: "Поскольку децемвират не является публичным обсуждением, царь жертвоприношений и верховный фламин могут говорить прямо, если им необходимо разъяснить советы богов, и вносить предложения и поправки. Это право отменяется на время, когда децемвиры голосуют".

После этого Аппий и Квинт единодушно внесли предложение: "Mater familiae honesta et bona matrona potest esse, unius uxoris virum, matris aut aviae omnium liberorum, si homines rationem bono et pubis amet neque" (Матерью семейства может быть почтенная и добродетельная матрона, жена одного мужа, мать или бабка всех его свободных мужчин, если мужчины семейства не вошли в зрелый возраст либо в добрый разум). После этого везде слова "pater familia" были заменены на "pater vel mater familia".

А в заключение Аппий, ехидно посмотрев на Квинта, внёс предложение:

"Поскольку Рим получил ещё одного могущественного божественного защитника и ещё один почтенный и признанный культ, основанный тем, кто ныне называется Квинт Эбуций Фефилий Гладиатор Фламин, необходимо основать новый род Фламинов, и пусть его основатель сменит имя и назовёт cognomen себя и всех нынешних членов его семейства. Его отпущенники и клиенты также переходят в новый род".

Все восприняли это предложение как средство для Аппия избавиться от тяготящей его клятвы посредством остроумного юридического хода: "враг" не сохраняет ни кусочка из названного Аппием в клятве имени. А Евгений теперь стал Eugenius Flamin Rusena.