Евангелие от Егория

— Учи­тель! А что же бу­дет с те­ми у ко­го в жиз­ни на­ме­ша­но: и до­б­ра и му­че­ний по­лу­чи­ли по­ров­ну? Ку­да им путь в ад или Цар­ст­вие Не­бес­ное? Или же они бу­дут год там, а год сям? Да и кто ре­шать-то бу­дет? Ведь сам го­во­рил, что ме­ж­ду доб­ром и злом гра­ни­ца не­яс­ная, как у мо­ря Га­ли­лей­ско­го: от­ку­да ве­тер ду­ет, ту­да и вол­на во­ду на бе­рег за­ду­ва­ет. Не­у­жто прав­да, дос­та­точ­но по­ка­ять­ся и в рай по­па­дешь? А что ес­ли бы тот бо­гач пе­ред смер­тью по­ка­ял­ся, так он то­же бы в раю ока­зал­ся? А бед­няк, за­быв­ши по­ка­ять­ся, так что — пря­ми­ком в ад?

— Фо­ма, — от­вет­ст­во­вал Ии­сус, — это прит­ча. В ней все рас­ска­зы­ва­ет­ся ино­ска­за­тель­но. По­ни­мать ее нуж­но от­вле­чен­но. Ты сам по­ду­май сво­ей го­ло­вой, я ведь все раз­же­вы­вать за те­бя не мо­гу... Вспом­ни: "Имею­щий уши — да слы­шит!"

— Так то оно так, — не ус­по­каи­вал­ся Фо­ма, — но ...

Вяз­кий этот раз­го­вор уже при­то­мил Ии­су­са. Не от­ве­чая пря­мо, он опять ска­зал толь­ко что при­ду­ман­ную им са­мим мак­си­му:

— Ис­тин­но го­во­рю: лег­че верб­лю­ду прой­ти сквозь иголь­ное уш­ко, не­же­ли бо­га­то­му по­пасть в Цар­ст­вие Не­бес­ное!

Шед­ший по­за­ди Иу­да слы­шал бе­се­ду учи­те­ля с Фо­мой. Он по­ни­мал не­до­уме­ние Фо­мы, но од­но­вре­мен­но по­ни­мал и по­зи­цию Ии­су­са — вы­ход­ца из бед­ной се­мьи...

Иу­да по­ни­мал, что не­скры­вае­мая не­на­висть Ии­су­са к бо­га­тым — это не­ис­тре­би­мое чув­ст­во веч­но го­лод­но­го по от­но­ше­нию к сы­то­му. Ии­сус с дет­ст­ва по­ни­мал, ка­ки­ми по­том и кро­вью дос­та­вал­ся ка­ж­дый леп­тон, ка­ж­дый ми­ну­тум его от­цу, Ио­си­фу. Он и сам был нау­чен ра­бо­тать, не по­кла­дая рук, да­бы за­ра­бо­тать се­бе на хлеб на­сущ­ный. Иу­да по­ни­мал, что жизнь не ба­ло­ва­ла Ии­су­са и при­учи­ла его к мыс­ли о том, что бо­гат­ст­во нель­зя на­жить пра­вед­ным тру­дом.

Сам Иу­да про­ис­хо­дил из впол­не обес­пе­чен­ной се­мьи, ему да­ли хо­ро­шее об­ра­зо­ва­ние, он ни­ко­гда не чув­ст­во­вал ну­ж­ды ни в чем. У не­го, как и у Ии­су­са бы­ло раз­ви­тое чув­ст­во спра­вед­ли­во­сти. Он не знал да­же, как это чув­ст­во сфор­му­ли­ро­вать. Ви­ди­мо, прав был Ии­сус, го­во­рив­ший, что мож­но и не фор­му­ли­ро­вать это чув­ст­во, а про­сто же­лать ближ­не­му то­го же, че­го же­ла­ешь ты сам се­бе.

Иу­де с дет­ст­ва бы­ло не­мно­го со­ве­ст­но, что он да­ром по­лу­чил то, че­го дру­гие не мог­ли до­бить­ся да­же ка­торж­ным тру­дом. Нет, его ро­ди­те­ли не бы­ли кле­ща­ми со­сав­ши­ми чу­жую кровь. Его отец был ува­жае­мым судь­ей, о ко­то­ром шла сла­ва спра­вед­ли­во­го и че­ст­но­го че­ло­ве­ка. Но тем не ме­нее, Иу­да ви­дел, что дру­гие его свер­ст­ни­ки жи­ли в ну­ж­де, их се­мьи пе­ре­би­ва­лись с хле­ба на во­ду. И он очень пе­ре­жи­вал за тех сво­их дру­зей, у чьих ро­ди­те­лей жизнь не сло­жи­лась, бы­ла труд­ной и тя­же­лой. Ведь са­ми-то его дру­зья бы­ли не ви­но­ва­ты, что их ро­ди­те­ли бед­ны!

Иу­де очень нра­ви­лась идея Ии­су­са, что лю­ди долж­ны жить, как од­на боль­шая се­мья: силь­ные по­мо­гать сла­бым, сы­тые — го­лод­ным. Ведь хо­ро­шая се­мья жи­вет по по­доб­ным за­ко­нам: ни­кто не за­ду­мы­ва­ет­ся над тем, что есть доб­ро, ка­ж­дый про­сто тво­рит это са­мое доб­ро.

Но в то же са­мое вре­мя, Иу­да не по­ни­мал сле­пой не­на­вис­ти к бо­га­тым. Ведь са­мо по се­бе бо­гат­ст­во — не по­рок. По­рок стрем­ле­ние к не­пра­вед­но­му бо­гат­ст­ву.

Дог­нав Ии­су­са, шед­ше­го в оди­но­че­ст­ве впе­ре­ди, ко­гда от не­го от­стал Фо­ма Не­ве­рую­щий, Иу­да об­ра­тил­ся к Ии­су­су:

— И я хо­чу по­го­во­рить с то­бой об этой тво­ей по­след­ней прит­че о бо­га­том и бед­ном. И сре­ди бо­га­тых лю­дей бы­ва­ют пра­вед­ни­ки. Ведь во­все не обя­за­тель­но за­ра­ба­ты­вать день­ги не­че­ст­ным пу­тем или же, на­жи­ва­ясь на ка­торж­ном тру­де ближ­них. Возь­ми, к при­ме­ру, Ено­ха из Виф­лее­ма. Да, он бо­га­тый че­ло­век, но он сам вме­сте со свои­ми ра­бот­ни­ка­ми вста­ет ра­но ут­ром, что го­во­рит­ся, ни свет, ни за­ря, вка­лы­ва­ет с ни­ми до седь­мо­го по­та, вме­сте с ни­ми раз­де­ля­ет их тра­пе­зу. Да, он жи­вет в хо­ро­шем до­ме, его же­на мо­жет кра­си­во оде­вать­ся и но­сить дра­го­цен­но­сти... Но раз­ве он не сам за­ра­бо­тал все, что име­ет, че­ст­ным тру­дом? По­смот­ри, как рвут­ся лю­ди по­пасть к не­му на ра­бо­ту... К то­му же, ты зна­ешь, что он по­жерт­во­вал боль­шие день­ги на храм Бо­жий...

— Знаю я этих бо­га­те­ев: со­весть их гло­жет, вот они и ста­ра­ют­ся Бо­га умас­лить свои­ми под­но­ше­ния­ми!.. — раз­дра­жен­но от­ве­тил Ии­сус.

— Все ли так про­сто, Ии­сус? Я вот то­же не из бед­ной се­мьи, но не ви­жу ни­ка­ко­го за со­бой гре­ха толь­ко от это­го. А в тво­ей же прит­че, пред­ставь, что бо­га­тый че­ло­век — это че­ст­ный тру­же­ник Енох из Виф­лее­ма, а бед­няк, си­дя­щий у во­рот, — про­ще­лы­га и об­ман­щик Вар­ти­мей. Так что же, все рав­но на­до Ено­ха гнать в ад, а Вар­ти­мея по­сы­лать под кры­лыш­ко Ав­раа­мо­во?

— Опять ты прав, Иу­да... И в то же вре­мя не­прав! Жизнь мно­го­ли­ка, нет еди­но­го ре­цеп­та, как жить. Толь­ко ду­рак, а мо­жет, да­же вдо­ба­вок еще и не­го­дяй, мо­жет ска­зать, что он зна­ет как по­сту­пать на­пе­ред, и толь­ко глу­пец мо­жет по­сле­до­вать его со­ве­ту. Но в то же вре­мя есть ка­кие-то об­щие прин­ци­пы... В сред­нем бо­га­тые лю­ди за­слу­жи­ва­ют пре­зре­ния...

— В сред­нем? — пе­ре­спро­сил Иу­да. — Но раз­ве бы­ва­ет "сред­ний Ии­сус" или "сред­ний Иу­да"?

— Ну, я и ею в ви­ду об­щий прин­цип...

— Но, Ии­сус, не в том ли и бе­да всех этих об­щих прин­ци­пов, осо­бен­но вы­ска­зан­ных во­ж­дем, что лю­ди на­чи­на­ют сле­по им сле­до­вать? Пред­ставь, как мо­жет по­дей­ст­во­вать та­кая прит­ча на Пет­ра? Или на Фи­лип­па? Они же сле­по пой­дут жечь по­ме­стья и гро­мить двор­цы, уби­вая не­по­вин­ных лю­дей за то, что они "в сред­нем" пло­хие!

За­ду­ма­лись оба. Ка­ж­дый по­ни­мал пра­во­ту дру­го­го. Ка­ж­дый по­ни­мал и свою пра­во­ту. Они уже не пер­вый раз го­во­ри­ли об от­сут­ст­вии аб­со­лют­ных ис­тин в жиз­ни, при­зна­вая в то же вре­мя пра­во на су­ще­ст­во­ва­ние та­ко­вых.

— Зна­ешь, Иу­да, — по­сле пау­зы ска­зал Ии­сус, — все же мы долж­ны ду­мать имен­но о "сред­нем че­ло­ве­ке", ведь мы с то­бой меч­та­ем о ре­ли­гии для всех, а не для из­бран­ных. Боль­шин­ст­во лю­дей бед­ны, по­это­му мы долж­ны им "по­дыг­ры­вать", сде­лать так, что­бы ве­ра на­ша по­мо­га­ла им жить.

Они опять шли мол­ча, по­гру­жен­ные ка­ж­дый в свои мыс­ли. Спус­тя ка­кое-то вре­мя Иу­да про­из­нес:

— Ты ме­ня про­сти, Ии­сус. Я чет­ко по­ни­маю, что все­гда про­ще под­ме­чать ошиб­ки дру­гих, чем са­мо­му про­кла­ды­вать путь и при этом не­из­беж­но оши­бать­ся.

Ты же вы­пол­ня­ешь ве­ли­кую мис­сию. Ты де­ла­ешь то, что ни­кто из нас сде­лать был бы не в си­лах: ты ви­дишь цель, ты ве­дешь нас.

— Зна­ешь, Иу­да, я мно­гое по­нял в по­след­нее вре­мя: что­бы быть учи­те­лем, на­до уметь са­мо­му учить­ся у дру­гих. Об­ще­ние с та­ки­ми, как ты, сти­му­ли­ру­ет ме­ня, по­зво­ля­ет раз­ви­вать даль­ше ос­нов­ные идеи но­вой ве­ры, от­та­чи­вать их...

— Ну, моя-то роль не­зна­чи­тель­на: как я уже ска­зал те­бе, быть кри­ти­ком лег­че, чем быть соз­да­те­лем.

БЛУД­НЫЙ СЫН

В дру­гой раз Ии­сус по­ве­дал уче­ни­кам сво­им прит­чу про блуд­но­го сы­на. Ии­сус лю­бил рас­ска­зы­вать прит­чи, при­чем учил уче­ни­ков сво­их, что­бы они са­ми до­хо­ди­ли до мо­ра­ли, за­ло­жен­ной в той или иной прит­че. Ино­гда все же во­про­сы ему за­да­ва­лись, осо­бен­но усерд­ст­во­вал в этом обыч­но Фо­ма.

Вот что рас­ска­зал Ии­сус на этот раз. У од­но­го бо­га­то­го че­ло­ве­ка бы­ло два сы­на. Од­на­ж­ды при­шел к от­цу млад­ший и ска­зал: "От­че! Вы­дай мне при­чи­таю­щую­ся мне по пра­ву на­след­ст­ва часть име­ния". Раз­де­лил отец име­ние свое на две час­ти и от­дал ка­ж­до­му из сы­но­вей его часть.

По про­ше­ст­вии не­мно­гих дней, млад­ший сын, за­ло­жив свою часть име­ния, тай­ком со­брал­ся в до­ро­гу, при­хва­тил день­ги, и по­шел в даль­нюю сто­ро­ну. Там он вел раз­гуль­ную жизнь, ку­тил, раз­вле­кал­ся с по­роч­ны­ми жен­щи­на­ми и, в ре­зуль­та­те та­кой рас­пут­ной жиз­ни, в кон­це кон­цов, рас­то­чил все свои сред­ст­ва, ко­то­рые ему дос­та­лись от от­ца. Не зря лю­ди го­во­рят про та­кие шаль­ные день­ги: лег­ко при­шли — лег­ко уш­ли. Ко­ли не тру­дом тя­же­лым за­ра­бо­та­но дос­тоя­ние, то и те­ря­ет­ся оно бы­ст­ро и не­за­мет­но.

Ко­гда же он про­жил всё, то при­шлось по­ду­мать са­мо­му о хле­бе на­сущ­ном. Хоть и не при­вык к тру­ду он, из­ба­ло­ван­ный оте­че­ской лю­бо­вью, при­шел че­ред и ему по­чув­ст­во­вать вкус соб­ст­вен­но­го по­та. Один из жи­те­лей той стра­ны, где за­стрял без де­нег и без средств на жизнь млад­ший сын, взял его к се­бе из жа­ло­сти, а по­сколь­ку мо­ло­дой че­ло­век ни­че­го не умел де­лать, то по­слал его на по­ля свои пас­ти сви­ней. Там юно­ша был рад на­пол­нить чре­во свое от­ру­бя­ми, ко­то­рые ели сви­ньи, за­быв что по­да­ют на дру­же­ских пьян­ках— гу­лян­ках да раз­гуль­ных пир­ше­ст­вах.

Ско­пив са­мую ма­лую то­ли­ку де­нег, не­об­хо­ди­мых лишь на воз­вра­ще­ние на ро­ди­ну, он со­брал­ся в об­рат­ный путь. По­мы­сел его был один и весь­ма про­стой:

— Сколь­ко на­ем­ни­ков у от­ца мое­го из­бы­то­че­ст­ву­ют хле­бом, а я здесь уми­раю от го­ло­да! При­ду я к от­цу мо­ему и ска­жу: "От­че! Я со­гре­шил про­тив не­ба и пред то­бою и уже не­дос­то­ин на­зы­вать­ся сы­ном тво­им... Про­сти и по­ми­луй ме­ня! Возь­ми ме­ня, Бо­га ра­ди, в чис­ло на­ем­ни­ков тво­их". Не­у­жто от­ка­жет мне отец мой?

Знал он, да­же уве­рен был, что дрог­нет оте­че­ское серд­це, про­стит он все лю­би­мо­му сво­ему сы­ноч­ку, и бу­дет он сно­ва жить-по­жи­вать при­пе­ваю­чи.