Позади неё застыли компаньонки, глядя на сидящую по-прежнему в седле Льян за моей спиной подозрительными глазами. По её лицу сразу видно, что девушка не фиорийка... Наконец, мама немного успокаивается, а я осматриваюсь вокруг:

— А где Ооли? Почему она не пришла?

В моё сердце закрадывается холодок — неужели саури решила так продемонстрировать мне своё презрение? Но мама улыбается сквозь слёзы:

— Она сейчас отдыхает, сынок. Не волнуйся. Просто девочка устала...

Потом смотрит на Ааами, глядящую на неё круглыми глазами. Девочка произносит на саури, потому за три месяца фиорийский освоила ещё очень плохо:

— Папа, ты говорил, что твоя жена такая же, как и я...

— Это твоя бабушка, доченька. А моя жена наверху. Сейчас ты с ней познакомишься...

Снимаю девчушку с плеч, ставлю перед собой, мама с интересом смотрит на девчушку:

— Ма... Ты всегда хотела, чтобы у меня появились дети. Вот... Это моя дочка. Её зовут Аами...

Доса Аруанн приседает, заглядывая малышке в личико:

— Привет.

...Это слово саури знает, поэтому отвечает:

— Привет. Ты — бабушка?

Мама кивает в знак согласия. Потом прижимает к себе, целует:

— Здравствуй, милая. Я — твоя бабушка. Можешь звать меня Аруанн.

Я шёпотом перевожу на саурийский. Потом спохватываюсь:

— Льян, сестрёнки — долой с коней.

Те, наконец, спрыгивают на чисто выметенный камень двора, разминают затёкшие ноги.

— Зовите остальных.

Из саней появляются тушурцы. Наши сервы, которыми уже до отказа забит двор, даже шарахаются в сторону, кроме моей мамы и её компаньонок. Уж больно лица приезжих не похожи на них...

— Мама, это мои спутники. Лекарь Долма, его жена Гуль, внучка Шурика. Их нужно поселить в хорошие покои. А это — Каан, служанка Аами.

Все названные по очереди кланяются на тушурский манер, касаясь ладонью правой руки лба, груди и живота поочерёдно. Продолжаю:

— Вот эта девушка — Льян, племянница герцога Юга. Она у нас немного погостит, а потом поедет к своему дяде. Ну, вот эти близняшки — сёстры Тумиан. Лиэй просила позаботиться о них...

Мама всё понимает с полуслова, и тут же раздаёт приказания. Людей уводят внутрь замка, а я, проводив их взглядом, спрашиваю:

— Ооли заболела?

Доса Аруанн машет рукой:

— Чур тебя, скажешь тоже! Она просто устала. Идём скорее!

Выхватывает у меня Аами, берёт её на руки:

— Пойдём знакомиться с твоей мамой и...

Обрывает фразу. Что-то матушка темнит... Мне становится тревожно... Похоже, что с моей женой что-то не так... Быстро поднимаемся наверх, идём по устланному толстым войлоком коридору. Внутри башни очень тепло. Хм... Впрочем, саури любят это. Может, я зря боюсь, и жена просто действительно устала? Мало ли что? Она тянет сейчас на себе всё графство... Чуть слышно звякает колокольчик над дверью в мои покои. Двери раскрываются, и я слышу уже почти забытый голос:

— Мама, это вы?

Занавеска, прикрывающая по принятой у ушастых манере, вход в спальню, откидывается, и на пороге появляется... Появляется... Она смотрит на меня припухшими ото сна глазами, ещё не поняв, действительно ли это я, или ей кажется? Моя жена изменилась. Что-то в ней не так, но я не могу понять, что... Саури едва слышно вскрикивает, кусая себя за руку, а я, забыв обо всём, делаю стремительный шаг вперёд и, обняв её, подхватываю на руки, жадно целуя её в губы. И... Её руки обвиваются вокруг моей шеи. Ответный поцелуй жены не менее страстен, чем мой. Ооли лишь выдыхает:

— Любимый мой...

А её глаза... Её волшебные, огромные светлые глаза манят и дразнят меня... И вдруг я слышу тихое кряхтение, а мгновение спустя, негромкий плач. Саури тут же отпускает меня, ловко выворачивается из объятий и стремительно скрывается обратно в спальне. Какого... Я влетаю следом, и... Не может быть... Как же так... Откуда?! Ведь её невинность досталась мне! Как?! Моя жена склонилась над колыбелью, в которой машет ручками укутанный в пелёнки младенец, затем вынимает малыша, поворачивается ко мне. На её лице одновременно и смущённая, и гордая улыбка. Изменила, да ещё и хвастается?! Гнев вскипает во мне, но тут я замечаю, что в этом ребёнке что-то не так... Да, он закутан по грудь, но его ручки и головка свободны... Его ушки заострены. Но вот глаза... Глаза... Но они же мои!!! У саури таких глаз не бывает! Просто не бывает! А сзади раздаётся шёпот:

— Ооли родила месяц назад. У тебя девочка, Атти. Ещё одна...

— Девочка? Но... Как... Это же...

Жена подходит ко мне, я вижу потёки молока на её груди под тонкой рубашкой. Теперь она смущается.

— Я тоже так думала... Что это невозможно... Ведь мы разные... Но ты забыл, что не совсем человек, супруг мой?

Нижайший меня побери! А ведь действительно... Получается, что между нами... Что у меня и Ооли возможны общие дети? Значит, у нас будет нормальная, полноценная семья?! С детьми и всеми радостями жизни? Высочайший, благодарю тебя за это чудо! Но тут моя жена замечает выглядывающую из-за платья мамы Аами. Её губы сжимаются в ниточку, и она цедит:

— Ты кто?

Я улыбаюсь ей в ответ, потом бережно прижимаю к себе жену и ребёнка на её руках, шепчу в острое ушко, торчащее из-под перепутанных со сна волос:

— Спрашивай на родном языке, милая...

Мгновенный взгляд на меня, недоверие, потом моя саури произносит на своей речи:

— Девочка, ты из Истинных Кланов?

Аами стягивает с себя пушистую шапочку-таблетку, кланяется на тушурский манер, и я вижу, что ответа уже не надо. Уши малышки — точная копия тех, что имеет моя жена...

— Я — младшая из рода Ас Самих ур Хейал ти Моори...

— Что?! Повтори сейчас же! Повтори! Слышишь?!

Девочка напугана, но чётко произносит:

— Я — Аами Ас Самих ур Хейал ти Моори. Младшая.

— Матерь Богов...

И я замечаю, как из глаз жены появляются слёзы.

— Вы знакомы?

Она натужно сглатывает, потом выдавливает из себя:

— Получается, что она дочка моего пропавшего без вести старшего брата...

В это время ребёнок на её руках вдруг громко плачет и начинает махать своими ручками. Всё мгновенно забыто, и Ооли отталкивает меня:

— Иди, мойся, баня топится всегда, Волк Парда. А я покормлю нашего ребёнка...

Моя жена явно смущается. Отвыкла. И, кажется, я прощён...

— Хорошо.

Делаю шаг назад, ведя впереди себя старшую дочку, уже старшую, но в дверях замедляю шаг и оборачиваюсь, Ооли тут же поднимает повыше уже вовсю чмокающую малышку, чтобы прикрыть обнажённую грудь, заливается краской, и тут я произношу:

— Я люблю тебя, жена моя.

...Её глаза расширяются больше всяких пределов, губы что-то беззвучно шепчут, потом она машет кистью — мол, иди. Подчиняюсь, выходя в зал, где уже меня ждёт улыбающаяся мама. При виде непокрытой головки Аами с её ушками, доса Аруанн облегчённо вздыхает:

— Всё в порядке, милая?

Затем смотрит на меня. Спустя пару минут машет рукой, спрашивает:

— Тебе не говорили, что твоя улыбка напоминает гримасу блаженного?

Спохватываюсь, снова надеваю привычно спокойную маску, хотя это неимоверно тяжело.

— Ооли сама кормит нашу дочь?

Мама вздыхает:

— Не всегда. Иногда приходит кормилица. Но ухаживает за ребёнком только она сама.

И спустя мгновение добавляет:

— Атти, как я рада, что ты вернулся живой и здоровый, и у тебя с Ооли есть ребёнок...

Смахивает, отвернувшись, слёзы счастья, потом спохватывается, обращаясь к Аами:

— Хочешь кушать, маленькая?

Перевожу, но девочка отрицательно мотает головой:

— Мы с Каан поели перед самым замком.

Доношу её слова до матушки. Та на мгновение задумывается, потом сияет радостная и счастливая улыбка:

— А хочешь, мы пойдём в баню?

— Баня? А что это такое?

Тут и я закатываю глаза и тяну:

— Баня — это — о-о-о-о...

Мама снова спохватывается:

— Так, Атти, живо мыться с дороги. От тебя потом несёт!

Смущённо улыбаюсь:

— Ма, прости, зима же. Помыться негде... Да мы все грязные...

— Лекаря отведут в баню для слуг. И его семью тоже. А благородных девушек я заберу на свою половину.

Киваю в знак согласия.

— А моя...

— Всё на местах. Твой любимый наряд ждёт тебя на месте.

— Ты у меня самая лучшая!

... Радостная улыбка не сходит с лица моей матушки...

...Парился я долго. Грязь сходила с меня просто пластами. Сначала лежал на полке, пока пот не потёк с меня ручьями. Потом намылился, и по распаренной коже долго скрёб себя жёсткой мочалкой из конского волоса. Грязь полезла просто пластами. А ведь старался держать изо всех сил... Потом плюхнулся в бассейн, остывать... Из-за перегородки доносится шум, плеск, девичьи визги. Правда, кто пищит, не разобрать. Но, судя по всему, там весело... Вылезаю из воды, пока не растаял, тщательно вытираю тело. Как же приятно одеть чистое бельё на скрипящую от мытья кожу! Просто неземное блаженство! Поднимаюсь наверх, в беседку, стол ломится от свежей выпечки, парят чайники с настоями и наттой. И — вот приятный сюрприз, упаковки настоящего земного чая и банка кофе. Значит Ооли добралась до содержимого контейнеров... Плюхаюсь на любимый диван, мягко прогибающийся подо моей тяжестью, наливаю себе большую чашку ароматного мокко, и, зажмурив от наслаждения глаза, делаю первый глоток. Вкус просто волшебный! Напиток ласкает нёбо, щекочет ноздри... Откусываю кусочек мягкой булочки — сказка! Мука нежная, ароматная! Как же мне всего этого не хватало!

— Папа!

Двери из женской половины открываются, и в комнатку врывается Аами с улыбкой до ушей! На ней небольшой, по размеру, лёгкий сарафанчик, она пахнет чистотой и свежестью. Мгновенно забирается ко мне на диван, пристраивается рядом, глядя на непривычное изобилие сладостей на столе. Тут есть даже земные конфеты! Осторожно тянется к красивым фантикам, берёт одну штучку.

— Можно?

Я улыбаюсь:

— Всё, что пожелаешь, милая! Ешь, сколько угодно! Что тебе налить?

Она произносит какое то тушурское слово, но я не понимаю. Впрочем, насколько я знаю, саури обожают земной кофе. Поэтому быстро делаю чашку напитка для малышки, кладу на блюдце конфеты, пастилу, булочки, ставлю перед ней.

— Угощайся. А где бабушка?

— Она сейфяс придёт...

Произносит Аами с набитым ртом. Жмурится от удовольствия, выдыхает:

— Как вкусно!

Двери распахиваются, и появляется целая кавалькада. Впереди — моя мама. Она в полюбившемся ей земном наряде, найденном всё в тех же контейнерах, лёгком пушистом халатике до середины бёдер. Следом наперсницы, в точно таких же халатах, только другого цвета, вталкивают в комнату упирающихся сестёр-близняшек и Льян. На тех тоже только лёгкие, похоже, из хлопка, банные халаты. Для троицы это... Это... Да ещё явится в таком перед мужчиной... Словом, чувствую, как в их головках начинаются шевелиться нехорошие мысли в мой адрес. Не подаю вида. Наконец все рассаживаются, к моему огорчению, мама садиться со своими компаньонками, оставляя место рядом со мной свободным. Неужели... И верно — дверь распахивается, и в комнате появляется Ооли. Чистенькая и умытая.

— А дочь?

Спрашиваю её, но она улыбается в ответ, вместо неё отвечает мама:

— Ради твоего возвращения, сынок...

Ооли вдруг на что-то указывает мне глазами. Слежу за её взглядом — аптечка? Обычная земная аптечка? И вдруг меня пробивает жаркая волна желания... Если бы мы были одни, я бы точно не выдержал... Придётся потерпеть... Саури понимает, что я сообразил, в чём дело, и на мгновение высовывает свой язычок, дразнясь. Шутливо грожу ей пальцем, и она тут же прыгает ко мне, только с другого бока, чтобы не сгонять Аами. Ввинчивается мне под мышку, кладёт свою ещё влажную головку мне на грудь, счастливо вздыхает и закрывает на мгновение глаза... Её ладошка скользит мне под рубашку, укладывается на боку, слегка щекоча. Я, не обращая ни на кого внимания, целю её в пушистую макушку, прижимаю к себе...

— Атти, кто приехал с тобой?

Отвлекает меня вопросом мама. Иначе я, пожалуй, наплюю на всё, и... Спохватываюсь. Как ни странно, первой отвечает Ооли:

— Аами моя родственница. Десять лет назад корабль моего старшего брата пропал в этих местах. Поиски не дали никакого результата. Мы думали, что их затянула чёрная дыра, но...

Она ласково гладит прижавшуюся ко мне с другой стороны старшую дочь:

— Вот... Племянница... Как ты только нашёл её, Атти...

Порывисто приподнимает головку, целует меня быстрым, лёгким поцелуем, и я замираю от счастья... Но тут же спохватываюсь. Надо же представлять девчонок...

— Это — Льян Рёко...

Показываю на рёску. Та склоняет голову, уцепившись за ткань одеяния на груди возле шеи.

— Дочь Императора Рёко. Одна из многих...

Все вздыхают от удивления, включая сестрёнок, с которыми та сдружилась по настоящему...

— Словом, она была вынуждена отказаться от своего титула и уехать из Империи. Её дядя — герцог Юга. И, я думаю, прежде чем отправлять девушку к нему, надо бы написать ему письмо...

Льян кивает в знак согласия. Всё верно. Зимой особо не напутешествуешься. А ну, как герцог решит не признавать племянницу? Из Рёко то та сбежала тайно... Да ещё надо будет срочно выдавать замуж, чтобы не было последствий... И дипломатических, и других...

— Это — младшие дочери маркиза дель Тумиана, Юрика и Иолика, мама, досы...

На лицо матушки наползает тень:

— Ты виделся с Лиэй дель Тумиан?

— Я люблю Ооли, мама...

Саури при этих словах счастливо улыбается. Она действительно рада моему приезду! И я не ощущаю ни малейшей фальши в её поведении. Из-за ребёнка? Наверное... Она же любит девочку, которую родила, и часть этой любви достаётся и мне, как второму родителю...

— Тогда...

— Я виноват перед ними, хотя и отчасти, потому и согласился на просьбу досы Лиэй дель Рахи забрать её сестёр в Фиори и выдать их здесь замуж. Более того...

Предупреждая все вопросы, чуть повышаю голос:

— Я дам им достойное приданое. Вопрос решён.

Тишина. Потом Маура решается спросить:

— А наши воины, сьере граф?

— Вам что, никто ничего не сказал?!

Мои брови лезут вверх от удивления. Все мотают головами. Ну — дела...

— Триста воинов Парда ушли выполнять приказ Совета. Триста вернулось домой. Всего Фиори потеряло павшими тысячу четыреста человек... И... Герцога Востока, Урма дель Саура...

Тишина. Потом Маура снова задаёт вопрос:

— Кто остальные люди, приехавшие с вами, сьере граф?

— Старик — лекарь. Его зовут Долма. Вся его семья погибла при захвате его родного города рёсцами, а мы заставили его лечить наших раненых. Постепенно нашли общий язык, и когда наша служба Империи закончилась, то я предложил ему уехать с собой, потому что оставаться дома ему было нельзя после службы нам.

— Но у него такая молодая жена...

Киваю в ответ.

— Она была рабыней. Захваченной в плен. Приставили служанкой к лекарю. Чтобы освободить её, Долма женился на женщине. Она очень добрая. Ну а девочка — внучка лекаря. Единственная из его семьи оставшаяся в живых кроме него...