— Думаю, что пока до меня очередь дойдёт, все ваши хмыри уже сгниют,— ответил Сашка,— давай, молись. У меня времени в обрез. Тебя ещё прикопать надо.
Закончив с похоронами, Сашка объездными путями миновал Нерюнгри, в глухом распадке остановился, переоделся в купленное в универмаге шмотьё, своё сложил в вещмешок, забросал машину сушняком, облил её остатками бензина, слитого из бензобака, зажёг.
Возвращаясь, вошёл в городок с северной стороны. В обед, купив билет на рейсовый автобус до Сковородино на вечер, пришёл на узел связи, где и просидел почти до самого отправления автобуса, так и не дождавшись Москву, которую не давали, линия была перегружена. "Вот суки вербованные,— засыпая под размеренное колыхание "Лаза", думал Сашка.— Отпускнички звонят беспрестанно. Все на море летом прут. Загорать. Мода, видишь ли. И звонят, звонят, звонят. Друзьям, знакомым, родне. По поводу и без повода. Болтают о шмотках, ценах, курортных романах. Разве на море, в этом скопище задниц, можно нормально, по-человечески отдохнуть? Жара, постоянные очереди, и всё ради шоколадного загара и разговоров: "А вот мы в этом году! В Анапе! Так прекрасно! Потрясающе! Сказка!".
Ночью прибыли в Сковородино. В пять утра, он прыгнул в скорый Владивосток-Москва.
В Москве, мгновенно сориентировавшись, Сашка стал добывать информацию. Листая записные книжки покойников, он устанавливал по номерам телефонов имена, адреса абонентов. Потом выяснял в жилищных конторах, кто эти люди. Вечерами торчал через день то у магазина "Берёзка", то у Внешэкономбанка, где "крутил обменку".
"Крутить обменку", то есть менять рубли на доллары, он стал не случайно. Многие телефоны вывели его на тех, кто имел отношение к валюте, а узнать о них можно было только в среде мелких валютчиков. Дважды, и оба раза вечером, на него наехали люди из местных групп, орудующих в этой нише незаконного бизнеса. В первой стычке он порезал двоих. Не сильно, однако, достаточно для того, чтобы заявить о себе и вызвать либо ответный огонь, либо предложение работать на кого-то. Во второй стычке, сам получил ножевое ранение в руку. Драка была злой. Уже потом, двое из нападавших умерли в клинике от большой потери крови. К этому времени Сашка собрал необходимую информацию о нужных людях.
Следующей ночью, Сашка выехал электричкой в ближнее Подмосковье, где отыскал дачу, на которой должны были быть те, кто был необходим.
Недалеко от крыльца стояла одиннадцатая модель "Жигулей" с теми номерными знаками, которые он засёк в момент второго на себя нападения: за ним вели наблюдение. Кроме "Жигулей" у дачи находились ещё две "Волги".
Двух молча кинувшихся на него овчарок, бегающих по территории дачи, обнесённой солидным забором, он убил сразу, как только перемахнул изгородь. Потом настала очередь наблюдателя. Его он убивать не стал: оглушив, обвязал, как бычка, и оставил лежать в кустах рядом с домом.
Больше никого вокруг дачи и строений возле неё не обнаружилось. Перед проникновением в дом Сашка натянул шерстяной колпак с прорезью для глаз, приготовил пистолет и полез на крышу. В доме пили. Слышалась музыка. Ставни были закрыты, а двери, которых из дома было аж три, Сашка припёр досками. Ловко вскарабкавшись на кровлю, он влез через чердачное оконце внутрь. На его удачу люк располагался в углу зала, в котором шло веселье. С полчаса он наблюдал за составом сборища. Присутствовало восемь мужиков и две девицы явно лёгкого поведения. Сашка сразу определил, кто тут хозяин дачи. Тот давал указания мужику, не принимавшему участия в застолье, а подававшему выпивку, закуску, ставившему музыку. Подносчик этот был уголовным. По Сашкиным прикидкам, волчара серьёзный. "Интересно,— размышлял Сашка, продолжая вести наблюдение,— чувствует этот волк, что скоро умрёт, или нет?"
Сашка прыгнул в люк и ещё в воздухе нанёс удар уголовному сверху, развернув того лицом к толпе, полоснул его по горлу. Кровь плеснула брызгами на стол и сидящих близко двух мужиков. Девицы заверещали. Дав мёртвому упасть, Сашка достал пистолет и, выстрелив в потолок, сказал:
— Тихо, суки... Все. Сидеть, замерев. За каждый шорох, буду убивать наповал. Заткнитесь.
Все замерли, тараща на него глаза. Сашка взял стул и, прикрыв дверь в другое помещение, сел. Дальнейший ход событий был им рассчитан с точностью необычайной. Должна была появиться ещё одна жертва, может две. Сказанное слово или шевеление — смерть, оставшиеся поймут, что конец неизбежен, страх будет давить на них изнутри. Побыв в таком положении определённое время, они ответят на все его вопросы, а уже потом он решит, как с ними поступить. Первым не выдержал сухощавый мужчина в пиджаке, без галстука. Он спросил:
— Что вам надо?
И затих, лишь капля крови медленно стала растекаться по лбу от места пулевого отверстия. Все посерели лицами, сидели напряженно. Сашка присматривался к ним, выискивая среди них самых слабых духом. "Вот он, животный страх, стремление к выживанию отбрасывает любые мысли, только мысль о жизни имеет для вас значение. Всё остальное — мрак. Дом деревянный, есть подвал, пока пожарные приедут, от вас останутся только угли. Но это один из случаев,— Сашка считал варианты,— а, может, вы и будете жить".
Через час жуткого напряжения для сидящих под прицелом Сашка спросил:
— Чьи "колёса" с нулями на номерах?
— Это моя машина,— мужчина обозначил себя среди сидящих на диване, чуть подняв руку. И пуля вошла в мякоть руки, выше локтя.
— Больше предупреждать не буду. На каждое шевеление — пуля,— предупредил Сашка,— отвечать не шевелясь. У "Берёзки" твои башмачники работают? Ты сборщик?
— Да,— одним словом ответил тот.
— Кто заказывает валюту?
— Он,— не шевелясь произнёс мужик, показав направление глазами.
— Твоё или заказ?— Сашка направил пистолет на показываемого, он был одним из тех, кого обрызгало кровью.
— Дольное дело,— ответил тот.
— Свою куда кладёшь?
— Золото. Камни.
— А дольщики?
— Тоже.
— Металл изделиями берёшь, ломом, песком?
— По-всякому.
— Песок и лом часто?
— Всегда. Пополам.
— Готовые изделия?
— Советские редко. Сам заказываю. У ювелиров.
— Мастера плавят в сортамент?
— Обычно да.
— Место работы?
— Внешторг.
— Второй покойный кто?— Сашка показал пистолетом на полусползшее с дивана тело убитого.
— Только имя. Не в курсе,— ответил тот и кивнул на хозяина.
— Говори?— приказал Сашка хозяину.
— Это "Сорго", э...Дурдынцев, то есть, Егор Иванович. Мой старый друг. В "законе",— последние слова он произнёс с некоторой задержкой.
— Кем здесь представлял?
— Юристом.
— Сам. Место работы?
— Станкоимпорт.
— Все присутствующее в деле валютном дольщики?
— Да,— моргая, ответил хозяин.
— Металл в общей покупке был?— после долгой паузы спросил Сашка, обращаясь к мужику из Внешторга.
— Был.
— Кто банковал?
— Вот, рядом с вами,— указал тот на сидящего возле Сашки дородного дядьку.
— Место работы?— задал Сашка вопрос.
— Мосювелирторг,— прохрипел тот.
— Хорошая "сборная"!— Сашка встал.— Песок в общей доле чей?
— С приисков.
— Каких?
— Разных.
— Перечисляй?
— Кого?— переспросил дородный дядька.
— Не кого, а что — прииски?— Сашка встал к нему вплотную.
— Я...Это..,— у мужика осел голос.
— Ты где кормишься?— обратился Сашка к раненному в руку.— Место работы?
— Мосбытуправление.
— Точнее?
— Парикмахерские.
— Ты песок доставлял?
— Как посыльный. Только как посыльный. Мне говорили где, давали банкноты, вот я и привозил. Но это в Москве. Про прииски я не знаю,— и, глядя Сашке в глаза, промямлил:
— Можно бинт? Сильно течёт.
— Держи,— Сашка кинул ему бинт, который извлёк из кармана,— сюда ползи,— и указал на стул, на котором сидел до этого сам.— Здесь бинтуй. Одиннадцатый "Жигулёнок"— твой?
— Да. Личный,— ответил мужик, бинтуя руку поверх рубашки.
— Ключи от машины где?
— В кармане пиджака.
— Вот что, родственнички,— открыв дверь, сказал Сашка.— Вас всех прибить бы надо, да ладно, живите. Если гомон поднимете — вслед за этими отправлю на тот свет. У меня ваши данные полные, где угодно найду, даже за границей, из-под земли достану. А про этого, в "законе", передайте их "сходу" что и как было, пусть сами решают свои дела. И ещё: тем, кто вам песок тащил, скажите, что лавочку я их закрыл, пусть доски сушат непременно, прощать я не намерен ни Господу, ни кому бы то ни было.— И, повернувшись, бросил хозяину:— Идём. Ворота откроешь.
Глава 6
Утренним рейсом Сашка из Домодедово, выправив паспорт и сделав на всякий случай другое лицо, вылетел в Хабаровск. Из Хабаровска самолётом прилетел в Алдан. Он долго задержался в Москве, много дольше, чем предполагал ранее. Алдан пожирал солнце. Ветер гонял по дорогам и дворам домов пыль и чёрную сажу. Все кочегарки, а их был в городке не один десяток, работали на угле, вот десятки тонн этой черноты висели, поднятые ветром, в воздухе. Отчего, как показалось Сашке, было душно. Пот, стекая, оставлял на лице грязно-чёрные линии. Сначала он отправился в столовую, хотелось поесть. Потом, как стемнеет, надо было увидеться с Петровичем, если на месте имеется условный знак. Но знака не было. Прождав сутки, он проверил ещё, и опять было пусто. Петрович был на работе. Его густой бас было слышно на добрую сотню метров. Удостоверившись, что Петрович в норме, Сашка выбрался за город и, переодевшись в лесное шмотьё, закинул за плечи рюкзак и привычным размашистым шагом исчез в вечерних сумерках. Помотавшись пару дней по Алдану, Сашка определил, что шухера не случилось, никто не поднял бучу, и что все тихо ждут, ждут, что же будет дальше. Местные были вне подозрений, на них никто не мог бы свалить пропажу металла и людей. "Слух из Москвы прикатит сюда недели через две, не раньше. Пока они начнут сводить концы, я ударю по их кордонам и ударю изнутри. Этим сделаю нагромождение фактов, а увязать столицу, Алдан и тайгу они смогут только в одном случае: предположив, что действует группа. Вот её и начнут вычислять. Я же — один. Достать и найти не смогут, это вне любых просчётов. Я, тем временем, отзимую у стариков, а летом переберусь в Москву. Влезу в главную контору. Надо обкрутиться в Москве, годика три хотя бы. Ближе, так сказать, познать её и точно расставить все акценты",— размышлял Сашка, топая в полной темноте, шурша приречным галечником.
Пять суток непрерывного хода с коротким дневным сном вывели Сашку в нужный район тайги. Обшарив окрестности промысла чужаков и выяснив, что западные кордоны они не охраняют, он стал выжидать нужной погоды. Жара стояла нестерпимая, дождей не предвиделось. Редкие белые барашки облаков то появлялись, то исчезали на небосклоне. В конце концов ветер подул в нужном направлении и, используя местный рельеф, Сашка организовал обширный пожар. Фронт огня расширялся быстро, охватывая промысел с трёх сторон, выдавливая чужих на аванпосты Сашкиной "семьи". В этом бушующем огненном вихре он и уничтожал тех, кому судьба даровала возможность прорваться сквозь стену пламени на его сторону. Таких было немного, всего одиннадцать. Все они были без документов, но с оружием. От мёртвых, так же как и от оружия, он избавлялся. Пожар прекратился, задавленный ливнем, принесённым с Приморья спустя пять дней после начала. "Семейные" аванпосты без стрельбы и пролития крови взяли вышедших из пожара в восточном направлении, разоружили их и расположили общим лагерем в узеньком распадке. Всё это Сашка наблюдал издалека, не приближаясь, чтобы не обнаружить себя.
"Сейчас наши,— так думал Сашка,— будут опрашивать всех, не прибегая к насилию и, выбрав нескольких, отпустят, дав им информацию для хозяев. Скорее всего затребуют контрибуцию за незаконную добычу в чужих краях, она будет немалой. При этом станут торопить, так как зима не за горами, а, потом, кормить такую ораву долго никто не будет". Всего попавших в западню Сашка счёл больше сотни. "Конечно, крупных деловых среди попавшихся нет, им делать в тайге нечего, а вот тех, кто по разным причинам скрывался от всесоюзного розыска, было предостаточно. Торговля обещает быть интересной, эдак миллионов на пять, не меньше. Я же, оставшись в сторонке, снял миллиона на четыре, и в Москве снял с этих тузастых два. Ещё миллион сделал в валюте. Получается семь. Для начала нового дела вполне достаточно. Сейчас я своё, а оно отлито под имперское, отоварю за границей. Валюту — четверть пущу на нужды тут, четверть на нужды в Москве, половину оставлю за кордоном. Расходы всё время сейчас будут расти. Наши сдёрнут эти сорок килограмм с чужих, потому что докажут их причастность к моей пропаже. Я на этот металл буду строить своё хозяйство. Так случилось, что теперь самое время этим заняться, во имя будущего".
Глава 7
В октябре Сашка объявился в Алдане. Пришёл в контору к Петровичу и, сняв шапку, положил на его стол заявление на работу. Это была фикция. Петрович для пущей важности прочитал заявление и, посмотрев на Сашку, заорал своим басом.
— Где вы только берётесь. Зайди завтра. Подумаю. Но не обещаю.
На следующий день Сашка пришёл снова.
— Вот что, молодой человек,— Петрович встал, открыл сейф, достал конверт и, положив его на стол перед ним, продолжил:— К себе — не могу, но в артель устроиться, если заработать желаешь, посодействую. Вот тебе к председателю письмо.
— Я даже не знаю,— забормотал, забирая конверт Сашка,— там, говорят, тяжело, по двенадцать часов в день работа.
— А ты что, приехал сюда баб щупать?
— Так не знаю, выдержу ли?
— Иди и думай. Мужик ты здоровый. Вон, ручища какая. А нет — сожги мою писульку. Всё, иди с глаз моих, не морочь мне голову,— Петрович сел в кресло.
Информация, переданная Петровичем, была хорошей. Чужаки выкупили своих за шесть миллионов. Ещё два вынуждены были отдать за него, за Сашку. "Семья" доказала, что они причастны к его исчезновению, более же ничего на себя не взяла, не только при этом отметя все обвинения по Алдану, но и по Москве, показав компетентной комиссии (а приехали улаживать, как писал Петрович, очень большие авторитеты), что "семья" не прикасалась к чужому. Ещё, чтобы уладить всё окончательно, заявила, что если чужие сунутся на их территорию, будет война, а от предложений на совместное дело категорически отказалась. На заявленные претензии о неуплате процентов по делу в общак* ответила, что это не партия и не профсоюз — платить "на халяву", после чего откланялась, пообещав, в случае "наезда" в этом вопросе, всеобщую бойню. Ещё, писал Петрович, привезли сведение, что убивший в Москве двоих большим и малым советом заочно приговорён к смерти за несоблюдение экстерриториальности и за нарушение внутренней этики. Убит был, со слов Петровича, авторитет большой. Кроме того, Петрович передал ему список всех авторитетов и находящихся "в законе" лиц. И тех, что на свободе, и тех, что в лагерях на отбытии, с точными адресами колоний. Кое-что из этих данных Сашка уже собрал в Москве сам, но полной картины не имел. Наскоро организованная им сеть произвела поверхностный сбор, но о глубокой разработке думать было нельзя, не имея под рукой нужного количества профессиональных людей. Запомнив все данные, переданные Петровичем, Сашка сжёг листы. Ещё Петрович дал адрес таёжной заимки, тайной и во всех отношениях надёжной.
