Холодная

— Это просто стеклянная призма.

— Стеклянная? — удивилась Эмма.

— На самом деле довольно дорогая вещь. Довольно трудно получить призму идеальной формы.

Теодор осторожно взял призму в руки, взглянул на Эмму и вдруг заговорщически улыбнулся. — Хочешь увидеть радугу?

Эмма засомневалась, не связана ли подобная "радуга" с каким-нибудь взрывом, но ей не хотелось обижать Теодора и разрушать ту легкую атмосферу, что сегодня установилась между ними.

— Если это не опасно, то хочу.

— Нет, — с усмешкой уверил ее Теодор. — Это не опасно, это очень даже просто.

Он аккуратно поставил призму на стол, плотно закрыл ставни на окне. Эмма удивилась: в других комнатах ставней на окнах не было.

В лаборатории стало темно.

— Сейчас, — сказал Теодор, отодвинул специальную шторку на щели, проделанной в одной из ставень. Узкий пучок света упал прямо на Эмму. Она удивленно заметила, что в луче света кружатся пылинки, и игра мелких частичек настолько заворожила ее, что она даже не следила за тем, что делал Теодор. Внезапно луч света исчез, а на полках, уставленных приборами, заиграла радуга.

— Ох...

Радуга слегка подрагивала и перемещалась. Эмма радостно посмотрела на Теодора, по-детски ошеломленная эти чудом... Оказывается, он просто поднес стеклянную призму к щели, но поскольку не мог сохранять полную неподвижность, то и радуга слегка дрожала.

— Нравится? — снисходительно спросил он. Эмма усмехнулась в ответ, подавляя внутренний позыв обидеться на его тон.

— Это для тебя все просто и привычно, а в школах для девочек, между прочим, этому не учат, — все-таки ответила она, стараясь говорить легко.

Теодор стал поворачивать призму так, что радуга стала приближаться к Эмме. Она затаила дыхание, ожидая, когда радуга наползет на нее, но этого так и не случилось: вместо этого радуга разом оказалась на другой стене.

— Ох... — разочарованно вздохнула она и огляделась. Оказывается, в комнате прыгало еще несколько таких же радуг.

— Как это получается?

— М-м... Долго объяснять, — Теодор поставил призму на стол и в комнате остался только один тонкий желтый луч. Эмма неожиданно для себя оказалась рядом с мужем. — Но если хочешь, я могу попытаться.

Эмма очарованно глядела мужу в глаза, хотя в полутьме лишь неясно видела его очертания. Теодор замолчал. Поцелуй захватил обоих врасплох, как ураган. Они бешено целовались и не могли оторваться друг от друга — только если бы от этого зависела их жизнь.

Поймав себя на том, что задирает ей юбки, Теодор заставил себя остановиться. Еще бы чуть-чуть — и он овладел бы ею прямо на своем столе. Он умерил страсть в своих поцелуях и ласках, помогая и Эмме прийти в себя. Но она не хотела останавливаться, она хотела продолжения, и хотела прямо здесь.

— Почему ты остановился? — шепотом спросила она, бессознательным движением поглаживая его спину и прижимаясь к нему всем телом.

— Не знаю. Так надо, — ответил он также шепотом.

— Не надо, не останавливайся. Я хочу... этого.

— Ты уверена?

— Да.

Она протянула дрожащую руку вниз и неуверенно коснулась его выпуклости, скрытой бриджами. Теодор качнулся навстречу ее руке. Даже сквозь ткань она чувствовала, как он напряжен и горяч. Она легонько гладила его кончиками пальцев, опасаясь сделать ему больно. Она хорошо усвоила, что мужчины очень берегут эту часть своего тела. Когда-то это знание спасло ее от обременительной обязанности, но сейчас... сейчас она вдруг захотела сделать для Теодора то, в чем когда-то так яростно отказала первому мужу и отказывала всем другим мужчинам.

— Развяжи, освободи, — невнятно попросила она. Теодор тут же выполнил ее просьбу и обжигающая плоть коснулась ее пальцев. Оба тяжело дышали и этот звук не оставлял места для других чувств, кроме страсти.

Эмма боялась сделать это и страстно желала. Сердце бешено стучало — так, что ей даже было трудно дышать. Некоторое время, собираясь с силами, она легонько касалась его пальцами, потом осмелела и осторожно сомкнула ладонь вокруг напряженного органа. Она вспомнила, что однажды делал Теодор и нежно двинула кулачок вверх и вниз. Теодор глухо простонал и откинулся назад, уперевшись в стол. Она внимательно посмотрела на него. Кажется, он просто наслаждался. Теперь, когда он не держал ее в объятиях, осуществить задуманное стало гораздо проще. Она встала на колени, продолжая поглаживать напряженную плоть. Во рту внезапно пересохло, она облизнула губы и посмотрела снизу вверх на Теодора — не покажется ли ему отвратительным то, что она собиралась сделать. Он застыл в ожидании, но не выказывал никаких отрицательных чувств. Эмма прикрыла глаза и губами прикоснулась к тому, что так жаждало этого прикосновения. Теодор дернулся.

— Боже... — выдохнул он.

— Больно? — испугалась Эмма.

— Нет.

Он не посмел просить ее продолжать.

Эмма вновь, уже более уверенно, обхватила округлость, венчавшую его плоть, губами и остановилась. Она была не вполне уверена, что надо делать дальше. Незнакомый запах, новые ощущения смущали ее. Она медленно отстранилась.

— Как надо?.. — спросила она.

— Не знаю. Как хочешь, — с трудом ответил Теодор.

Она снова обхватила губами вершину и почувствовала сдержанное движение Теодора, словно он хотел проникнуть глубже. Она позволила ему скользнуть глубже. Она чувствовала, как покачивались бедра Теодора — словно он хотел овладеть ею таким способом. Но он сдерживался, не позволяя себе двигаться так сильно, как хотелось. Тогда она стала двигаться вместо него, осторожно принимая его плоть в свой рот и отпуская ее на волю. Ей вдруг стало интересно, каково его семя на вкус. Но это так и осталось для нее тайной, потому что через несколько секунд Теодор вдруг резко отстранился.

— Нет, — сказал он, поднимая ее с колен и впиваясь в ее рот настойчивым поцелуем. Эмма была слегка разочарована, слегка обрадована своим спасением от неизвестного.

Рука Теодора тем временем пробралась ей под юбки и коснулась влажных складок. Эмма поняла, что все вернулось на обычные круги и приготовилась отдаться удовольствию. Легкими, уверенными движениями Теодор подводил ее к порогу страсти, и Эмма не колеблясь шла за ним. Только за ним и только для него. Благодаря ему она смогла окунуться в этот океан, узнала, что он существует и для нее... Волна наслаждения нахлынула на нее и Эмма впилась зубами в его рубашку, заглушая крик освобождения и счастья.

Если бы они были в спальне, то сейчас Теодор овладел бы ею, в свою очередь получая наслаждение. Впрочем, нельзя было сказать, что она сама при этом терпела и мучилась. Обычно она достигала второго пика страсти вместе с ним.

Теодор устроился в кресле, усадив Эмму себе на колени, но не пытаясь овладеть ею. Она была настолько выжатой, что не могла даже предложить ему себя. Она сидела в темной комнате в объятиях мужа и в тишине рассматривала пылинки, пляшущие в солнечном луче.

— Знаешь, если бы ты всегда была такой, как сегодня, я бы, наверное, смог полюбить тебя, — вдруг сказал он ласково.

Эмма восприняла его слова правильно — как комплимент ей, а вовсе не обещание полюбить ее. Она вздохнула и покрепче прижалась к нему, ощущая бедром жар его неудовлетворенной плоти. Почему-то это не смущало ее. Она только ощущала в себе некую неудовлетворенность, незавершенность — потому что Теодор не стал днем делать это.

"Дурак, — как-то отстраненно, безнадежно подумал Теодор. — Растяпа. Хочешь снова испортить себе жизнь? Ну тогда продолжай говорить о любви..."

Он тихонько вздохнул и покрепче обнял женщину, раздумывая, способен ли он всегда держать ее на расстоянии, чтобы не дать ранить себя в будущем.

Глава 31

Кажется, получилось. Месячные снова задерживались. Может, это из-за того, что после беременности прошло еще слишком мало времени и ее организм просто не пришел в норму. Эмма со страхом думала о возможной беременности: но боялась она не самой беременности, а того, как отреагирует на нее Теодор. Станет ли он отстраненным, опасаясь во второй раз спровоцировать выкидыш? Или будет радоваться вместе с ней? Несомненно одно: он перестанет приходить к ней ночами. Но пока еще она чувствовала себя великолепно, и стало быть, не было необходимости сообщать Теодору о своих подозрениях.

Теодор не выказывал намерений оставаться с ней на ночь, а она больше не смела просить его об этом. И потому, даже когда ее начало тошнить по утрам, она не сообщала о своей беременности. Каждую ночь с ним она проводила как последнюю, ведь Теодор не дурак и рано или поздно все поймет. И ровно через месяц после своего дня рождения она решила поделиться с ним своими подозрениями.

Эмма нашла его в лаборатории. Она вдруг вспомнила тот день, когда она ласкала его губами. Больше она так не делала. К сожалению. Она не успела пробыть с ним столько, чтобы он привязался к ней.

— Мне кажется, я беременна, — с порога заявила она, спиной прислонившись к двери. Сто раз она произнесла эту фразу, прежде чем войти сюда.

— От тебя, — на всякий случай добавила Эмма.

— Я бы очень удивился, если бы от кого-то еще, — криво улыбнулся он, зорко следя за ней.

— Почему?

— С тобой постоянно кто-то рядом. Я так и не выяснил, зачем тебе три служанки, но одна из них всегда сопровождает тебя, куда бы ты ни пошла. Уверен, одна из них сейчас наверняка за этой дверью. Так зачем они тебе?

Разговор принимал неожиданный оборот. Меньше всего Эмма хотела говорить о своих дуэньях.

— Чтобы ты мне верил, если я вдруг забеременею, — вдруг решила признаться она.

— Что ж, я верю. Присаживайся, Эмма, — он подвинул ей стул. Потом сел на свое место — напротив Эммы.

— Это была глупая идея, — сказала она. — Может, я подкупила их, чтобы они оправдали меня перед тобой в случае чего.

— Может быть, — легко согласился Теодор, безмятежно взирая на нее.

Они помолчали.

— Ты рад? — спросила Эмма.

— Вполне. А ты?

— Конечно.

— Ты не выглядишь счастливой.

— Я... боюсь.

— Что ребенок... — он не стал договаривать. — Извини. Но я не собираюсь воспитывать тебя или указывать как тебе жить, как бы ты меня не провоцировала. Это я тебе могу обещать.

— Значит, я могу делать, что захочу? — внезапно рассердилась она.

— Можешь.

Выражение безмятежного спокойствия прочно воцарилось на его лице. Эмма отчетливо поняла: что бы она ни делала, он будет встречать это с таким же выражением лица.

Она почувствовала, как глаза наполняются слезами. Глядя ему в глаза, она тихо и отчетливо произнесла:

— Теодор, я хочу, чтобы ты запер меня в комнате, ключ от которой хранил бы только у себя. Хочу, чтобы ты приставил ко мне людей, которым безоговорочно доверяешь, и никого бы ко мне не пускал, но только приходил сам... иногда.

По мере того, как она говорила, глаза Теодора все больше округлялись.

— Эмма, что за глупости?

— Если так надо, чтобы ты доверял мне хоть немного, чтобы ты продолжал приходить ко мне... ночью, то пожалуйста...

Она не договорила. Теодор обошел стол, поднял ее на ноги и крепко поцеловал, не позволяя ей больше выговорить ни слова.

Он обнял ее, крепко прижав к себе. Эмма беззвучно плакала.

— Я не собираюсь запирать тебя.

— Но что еще я могу сделать, чтобы ты верил мне?

Казалось, слезы лились помимо ее воли. Голос Эммы был тверд и решителен.

Теодор не ответил.

— Я знаю, доверие либо есть, либо нет, и твое я потеряла, Теодор, но очень хочу, чтобы ты верил мне, хоть немного. Хоть когда-нибудь...

— Успокойся, Эмма, пожалуйста. Ребенок должен родиться вовремя и здоровым.

— Да, конечно, — она заставила себя выбраться из его объятий и вытерла слезы. Несколько раз глубоко вздохнула. Что за глупую истерику она здесь устроила! Но по крайней мере выражение безмятежного спокойствия на лице Теодора сменилось тревогой. — Извини.

Теодор стоял рядом с женой, молча наблюдая за ней. Он видел, что ей хочется сказать что-то еще.

— Так что же, — решил он заговорить сам. — Значит, ты хочешь, чтобы я продолжал приходить к тебе, несмотря на то, что ты уже забеременела?

— Да, пожалуйста, — она тревожно ждала его ответа на им же самим сформулированную просьбу.

— Если врач скажет, что это безопасно для ребенка, то я буду приходить, — он мягко улыбнулся Эмме, но она не улыбнулась в ответ.

— И еще... даже если будет нельзя, не мог бы ты просто спать со мной? Всегда? Каждую ночь? И даже когда ребенок родится?

— Хорошо, — согласился он, с нежностью глядя на нее.

— И еще... — голос ее сел. — Я бы хотела...

Она не смогла договорить. Вместо этого она подошла к Теодору и поцеловала его. А пока целовала, положила руку на пока еще мягкую выпуклость его штанов.

— Эмма, тебя еще не осматривал доктор, — возразил Теодор.

— Я хочу, как в прошлый раз, только до... конца.

— Я не хочу заставлять тебя делать то, что тебе не хочется. Я вполне способен к воздержанию в течение многих месяцев.

— Тео, похоже на то, что это я тебя заставляю, — огорчилась Эмма и убрала ладонь. — Извини.

Он взял ее руку и поднес к своим губам, поцеловав в ладонь.

— Я просто не могу поверить, что тебе действительно хочется сделать это. Мне кажется, это должно быть довольно неприятно. Или это еще одна ласка, которая нравится тебе, но ты не могла признаться в этом раньше?

— Я не знаю, нравится мне это или нет, я никогда раньше не делала этого.

— Почему?

— Мне была противна сама мысль об этом, — она вдруг улыбнулась. — Однажды лорд Ренвик попытался заставить меня сделать это, но я устроила ему дикую истерику и пригрозила, что сожму зубы, даже если он потом убьет меня. Он поверил.

Теодор поморщился.

— Но, Теодор, я хочу сделать это для тебя. Пожалуйста.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, потому, что ты делал подобное для меня.

Он на мгновение закрыл глаза.

— Хорошо.

Услышав это слово, Эмма словно вспыхнула от радости, и это рассеяло последние сомнения Теодора.

— Только помни, ты можешь прекратить в любой момент, если тебе что-то не понравится.

Она кивнула. Она не могла сразу приступить к намеченному, поэтому начала целовать Теодора, чтобы преодолеть смущение и набраться храбрости. Потом встала на колени. И хотя Теодор смотрел на нее сверху вниз, она не чувствовала себя униженной или грязной — может быть потому, что он смотрел на нее с невыразимой нежностью. Закрыв глаза, она обхватила его горячую плоть губами, осторожно приняла ее еще глубже в себя. Теперь она уже знала, чего ждет Теодор, и стала двигаться сама, то окутывая его теплом своего рта, то выпуская наружу. Горячий, нежный... Ласковый, ранимый... Она продолжала свои ласки, все быстрее и быстрее — она не знала, кто задавал ритм, она или Теодор, — пока не наступило извержение. Эмма на мгновение испугалась и застыла, но тут же успокоилась, осознав, что ничего страшного не произошло. Просто в этот раз она получила то, что хотела.

Теодор отстранился и поднял Эмму на ноги.

— Все в порядке? — спросил он заботливо и немного встревоженно.