— Обязательно соблюдайте четкое расписание, каждый день одно и то же. Избегайте резких звуков, это может вызвать нервный срыв. Избегайте сенсорной перегрузки. Если Люк или Джил ходит на цыпочках — не обращайте внимания, это нормально. Если кто-то переспрашивает что-то двадцать раз подряд — значит, им просто нравится звук вопроса, отвечать не обязательно. Пат всегда носит с собой синего медведя, это его успокаивает. Лили не может есть ничего хрустящего, потому что не выносит звук. У всех повышенное содержание кальция в крови, осторожно с продуктами, вот список. Обязательно следите, чтобы были тяжелые одеяла, если их положить на колени, они помогают заснуть. Или еще помогает надувной спасательный жилет. У вас есть под рукой надувной спасательный жилет?

— А можно это, я не знаю, записать как-то? — наконец, взмолился Артур. — Невозможно запомнить же!

— Хорошо, — чопорно согласился Диан.

Он вернулся через полчаса и бухнул перед Артуром стопку фолиантов. Фолианты были в тяжелых металлических переплетах. Внутри был, судя по всему, пергамент. Буквицы переливались золотом, по полям пергамента скакали зайцы и обезьяны, пробелы между словами, абзацы и знаки препинания отсутствовали как класс. Артур даже не стал пытаться что-то разобрать.

Мирддин заглянул к нему через плечо, полюбовался на грифона в полосатых носках и почесал бровь:

— Знаешь, по-моему, ты распечатку по устаревшему стандарту сделал.

— Даа? — протянул Диан. — А мне показалось, в самый раз.

— Давай я сам, ага? — примирительно предложил Мирддин.

Диан что-то неразборчиво буркнул и удалился.

Артур проводил его взглядом:

— Он серьезно или издевается?

Мирддин дипломатично промолчал.

Распечатка в читаемом формате все равно более всего походила на физкультурный снаряд.

— Мерлин, — жалобно сказал Артур. — Я не осилю это все читать.

Мирддин пожал плечами.

— Ну, не читай. Отдашь тем, кто за ними присматривать будет.

— Я не могу, — грустно сказал Артур. — Я слово дал. Как я смогу понять, что о них хорошо заботятся, если не разберусь?

Мирддин задумчиво поскреб ногтем свернувшегося в клубок дракона внизу страницы. Дракон прикрывался хвостом от какого-то монаха со свитком и вид у него был крайне удрученный.

— Вообще-то, — произнес Мирддин, — у меня есть мысль, как все это можно оптимизировать.

Когда она спустилась в деревню, были уже сумерки, сиреневые и лиловые. Окошки домиков светились, как ночники в детской. Нимуэ вспомнила, как однажды Вран принес огромный кукольный дом. Он не разбирался, но окна были прозрачными, и можно было видеть, как маленькие механические человечки живут своей таинственной жизнью — танцуют в гостиных, готовят еду на кухне, курят и читают у камина. Нимуэ часами лежала на ковре, разглядывая, как движутся фигурки и пытаясь понять, что это значит. Где-то внутри — клик-клак, клик-клак — поворачивались шестеренки. "Что заставляет их тикать?" — спросила она у отца. Вран усмехнулся: "Это люди. Людьми движут свои отдельные механизмы. Не забывай об этом". Иногда ей думалось, каково было бы это — стать маленькой-маленькой, оказаться в доме, посмотреть на него изнутри.

Как странно исполняются детские желания иногда.

Возле одного из домов человечек в ярко-красной куртке возил метлой по дорожке — не столько разгребая снег, сколько взметая в воздух мелкие ледяные блестки.

Нимуэ остановилась рядом. Человечек поднял голову и улыбнулся. Нимуэ улыбнулась в ответ.

— Привет, — сказал человечек. — Ты кто?

— Я Нимуэ, — сказала Нимуэ.

— А я Шейн, — сказал человечек.

— Тебе помочь? — спросила Нимуэ.

Шейн замотал головой и широко улыбнулся:

— Нет! Мне нравится звук.

— Я послушаю? — спросила Нимуэ.

Шейн кивнул

— Ага!

Нимуэ присела на припорошенные снегом качели с ярким сиденьем. Скррриии, скррри, сказала цепь.

Шуррр, шурр. Топ. Топ. Хруп-хруп-хруп. Шуххх, шуххх. Шкряб, шкряб. Кликити-кликити-кликити-кланг.

Человечек махал метлой, изредка переворачивая ее и ударяя ручкой о землю, топал ногами, шаркал подошвами — и все это складывалось в сложную синкопированную мелодию, почти неслышную, как гудение пчел на лугу, и очень подходящую этому месту.

Странное оно было. Ни на что не похожее. Отгороженное от всего — но не локус. Аккуратное, уютное, максимально устроенное для жизни, полное покоем и музыкой — но не знающее ни магии, ни Жажды Авалона. Населенное людьми — но безмятежное. Что-то в нем было от химерных животных, которых люди рисуют на своих гербах — тело борзой, копыта козы, голова лошади, рог посреди лба... Они могли быть красивы, даже гармоничны, но невозможны в природе. Их можно было бы вывести только искусственно.

Нимуэ вслушалась в округу. Из людей громче всего звучал Артур — как всегда, деловитым любопытством, азартным и властным. Все иное в его спектре пробегало цветными сполохами и гасло, не оставляя значимого следа. Все остальные звучали глуше — где бы Артур ни находился, он неизменно продавливал пространство под себя. Все начинало вращаться вокруг него.

Мирддин закрылся — что он, что Диан сейчас ощущались, так, как ощущается энергетическая станция в отдалении — чуть заметное подрагивание поля на краю сознания. Если подойти совсем близко, приложить ладонь к корпусу — можно угадать, что там внутри, выплевывая протуберанцы, пляшет маленькое злое солнце — а снаружи колышутся травы, и, если отвернуться, то будет слышно, только как тихо вокруг. Как тихо...

Негромко хрупнули шаги.

— Тут совсем нет чар, — сказала Нимуэ. — Даже самых бытовых.

— Диан очень щепетильно подошел.

Мирддин сел на соседние качели, обхватив локтями железные цепи. Металл протяжно заскрипел.

— Посмотрели счастливых людей, ничего не скажешь.

Нимуэ улыбнулась:

— Нельзя сказать, что не получилось.

Мирддин вытянул ноги, прочертив ботинком борозду по снегу.

— Идеальная формулировка, ничего не скажешь, — пробормотал он. — Не могу не думать, что лучше быть как угодно несчастным, чем счастливым, как они.

Шейн, отрешенно мурлыкавший под нос поодаль, вдруг поднял голову:

— Почему? — с любопытством спросил он. — Почему лучше быть несчастным?

Нимуэ впервые видела, чтоб Мирддину так краска бросалась в лицо — у него даже кончик носа покраснел. Мирддин застыл. Он не ждал, что его услышат, и было видно, как он отчаянно пытается подобрать формулировку и не может, потому что язык у него не поворачивается ответить честно.

Простодушное любопытство на физиономии человечка сменилось участием:

— Я тебя обидел? Извини!

Это было последней каплей. Мирддин выписал "глушилку" в воздухе, схватил Нимуэ за рукав и потащил прочь, доказывая горячечным шепотом:

— Потому что — зачем все, если ты не можешь осознавать, понимать и выбирать? Не различаешь добра и зла? да, духи так делают, но у духов есть выбор, а у них даже выбора не было, быть или не быть такими! как можно лишить права понимать? как можно такое попускать вообще? это... это нечестно! — выпалил он.

Нимуэ взяла его под руку.

— Просто у них все понимание совсем в другом слое. Представь себе племя чересчур рассеянных композиторов. Им тебя тоже жалко, потому что ты переживаешь из-за того, что совершенно не имеет значения.

Мирддин взял ее за плечи и развернул к себе.

— Ты сама бы согласилась на такое счастье? Ты сама?

Нимуэ опустила глаза.

— Ты же знаешь, что если бы я согласилась, меня бы тут не было. Никого из тех, кто согласился, тут нет. — Она вскинула голову. — Но это не значит, что я считаю этот путь неправильным. И не значит, что я не желала бы себе такого.

— Тогда почему? — напряженно спросил он. — Почему ты здесь и сейчас? Почему в смертных землях, почему не в Аннуине?

Глаза у него были серые, светлые, и можно было видеть, какой мир приникает с той стороны радужки; это было как смотреть на янтарно светящийся разлом земли под ногами, на алую звезду с орбиты, на пляшущие протуберанцы на фоне великого черного ледяного безмолвия, смотреть сквозь тонкое прозрачное стекло, которое человек.

И это человек сейчас просил ответа. Но человеческого ответа у нее не было.

— Потому что есть знание, которое я ценю больше безмятежности, — сказала Нимуэ.

Но она вдруг поняла, что Мирддин выдыхает, притягивает ее к себе и прячет лицо ей в волосы.

"Вот именно. Именно".

Диан стоял окраине деревни и с неприязнью разглядывал Сириус, зависший аккурат над крайней елью.

— А, — сказал он, кивком приветствуя Нимуэ. — Вот кто тут был. А то смотрю, сигнатура знакомая какая-то, и на Мирддина непохоже. Можно было догадаться.

— Я старалась вмешиваться по минимуму, — сказала Нимуэ.

Диан поморщился.

— Можно было не стараться.

Он сделал движение, будто наматывает что-то на кулак и дергает. Вокруг деревни вспыхнула на миг стена пламени и ушла в темное небо, тут же погаснув с тихим шипением, как бенгальский огонь — Диан убрал границу.

Мирддин попытался прислониться к одному из валунов, почти сливающихся с сугробами, смахнул локтем снег, обнаружил под снегом надпись "Лиам Мэдиган" и ниже — "Resurgam", спрятал руки за спину и встал прямо. Диан, кажется, ничего не заметил. Мирддин украдкой пересчитал валуны и зажмурился.

Некоторое время они стояли молча, потом раздался хруст снега, неразборчивое бормотание, и появился староста, больше всего похожий на ожившего снеговика.

— Ди, вот вы где! Пошли ужинать, Кэйти пирог сделала! Ты же любишь яблочный пирог, Ди?

— Конечно, Нил, — мягко сказал Диан. — Очень.

Староста обернулся к Нимуэ с Мирддином, сияя щербатой улыбкой:

— И вы пойдемте!

И они пошли.

Ужин был и ужин прошел; празднество это было из тех, от которых охватывает острое, неукротимое стремление поработать, желательно в тишине и с цифрами. "Эльфы" даже на стол не могли накрыть, не скандируя. ("Музыка помогает им структурировать координацию", — сухо пояснил Диан). Артур прожевал пирог и кивнул — "Прям как новобранцы у нас", и они с Дианом углубились в обсуждение, как-то незаметно соскользнув к конвейерному производству. Джиневра, как и следовало ожидать, купалась в обожании. Даже Нимуэ, обычно недолюбливающая шумные сборища, выглядела вполне умиротворенной. Мирддин присмотрелся — она тихонько выстукивала ритм ногтем по столешнице, ритм расходился волнами, "эльфы" незаметно его подхватывали, и вся комната плыла, чуть заметно покачиваясь, на неявной мелодии. Похоже, никто, кроме самого Мирддина, не собирался падать жертвой "зловещей долины".

Он попытался незаметно выскользнуть наружу и наткнулся на целующихся прямо в дверях Тару и сержанта. Сержант залился краской и ткнул рукой на косяк: "Ну... так это... омела же!" Тара залепетала что-то про праздник и традиции, и Мирддин, собиравшийся уже довольно желчно высказать все, что он думает по поводу выбора места и времени для подобного рода активности, только рукой махнул.

Словом, когда вечер закончился, Диан развел всех по домам, Джиневра удалилась почивать, прихватив устрашившую их с Артуром кипу личных дел "на сон грядущий", а они все отправились передавать Артуру лабораторию и материалы, Мирддин вздохнул с облегчением.

Полевая лаборатория на то и полевая, что свернуть ее можно моментально, но вот деревенька вокруг нее была совсем другое дело. Нимуэ вызвалась заняться сканированием периферии и растворилась в ночном воздухе.

Пара часов прошла весьма продуктивно, а потом у Артура прозвенели "капитанские" часы на запястье.

— Двадцать пятое, — сказал Артур. — Самое странное Рождество в моей жизни, наверное.

— Вообще-то, Рождество не двадцать пятого, — автоматически заметил Мирддин. — И не декабря.

— И что? Я тоже родился в марте, а страна в июне отмечает.

— А ты-то почему? — удивился Мирддин.

— Потому что прадедушка Пендрагон родился в ноябре. В ноябре мерзко, а прадедушка любил парады. Так что он стукнул кулаком — король я или не король?! — и издал приказ отмечать летом. А потом прижилось. Удобно — работа отдельно, праздник для себя отдельно. И подарков в два раза больше!

— Да, как-то с этой точки зрения я ситуацию не рассматривал... — пробормотал Мирддин.

— А на Авалоне вы Рождество отмечаете? — спросил Артур, пользуясь случаем отвлечься. — Ну, у вас там традиции какие-нибудь есть?

— Есть, — буркнул Диан. — Окопаться, пригнуться и, по возможности, не привлекать внимания.

Артур не удержался и прыснул в кулак. Диан мрачно на него уставился. Артур сделал королевское лицо:

— Да-да, я понимаю. У всякого народа свои обычаи.

Диан мрачно вытянул руку к ближайшему шкафу, вытащил оттуда пробирку с чем-то зеленым, поболтал, вытащил пробку и неодобрительно принюхался.

— На свете бывает много разных событий, после которых ты чувствуешь себя пропущенным через мясорубку. Тому бывает множество разных причин. Но если ты случайно вышел прогуляться, попал в мясорубку, а по ее завершению еще и согласился бы прыгнуть туда еще раз — вот так и узнается дорогой любимый почерк. На Авалоне хватает тех, кто... сталкивался с путями Единого. И не все хотели бы повторять этот бесценный опыт. Так что Рождество у нас не празднуют. Но сатурналии, впрочем, хорошая традиция, так что ваше здоровье, — Диан мрачно отсалютовал Артуру пробиркой и хватанул содержимое залпом, не предлагая окружающим.

То, что Диан предпочитает регулировать состояние через тело, вообще-то, означало, что он боится лишний раз шевельнуть собой, чтоб не потерять антропоморфную форму и не натворить лишнего. А с другой стороны — раз он и сейчас был намерен сохранять человеческий облик, значит, на его договороспособность вполне можно было положиться.

Диан тем временем подбодрился.

— Итак, — сказал Диан, — завтра мы заканчиваем перемещение, я сворачиваю поселение, передаю вам и отправляюсь восвояси.

Мирддин бросил взгляд на Артура. Артур чуть заметно кивнул.

— Собственно, — сказал Мирддин, — думается мне, это не обязательно.

Диан вопросительно поднял брови.

— Ты же знаешь закон, — сказал Диан. — Мы не можем вмешиваться.

— Кто не может, — ухмыльнулся Мирддин. — А у кого от Рианнон карт-бланш. И потом, это колдовать нельзя. А завязывать шнурки и петь хором — это совершенно другое дело. Ты, кажется, именно по этому поводу больше всего переживаешь. Сделаем тебе документы, будешь какой-нибудь доктор Вильямс. И никто тебе не помешает тебе за своими "эльфами" приглядывать.

— Мы подумали и решили, что лучше все равно никто не справится, — хорошо поставленным дипломатическим голосом сказал Артур.

Диан перевел взгляд с одного на другого и дернул кадыком.

Артур лучезарно улыбнулся и брякнул:

— С праздником!

Это был нокаут. Диан страшно побледнел, зажмурился и беззвучно зашевелил губами. Мирддин присмотрелся и понял, что тот ругается на "золотой" латыни. Гекзаметром.