Редстоун уже собирался сам с ней заговорить, так как состояние и внешний вид профессорши ухудшались от занятия к занятию.
22.
Выручай-комната, Хогвартс, пятница 20 декабря 1991 года, 20:30.
Посреди комнаты был выгравирован ровный круг, в котором красовался символ из двух наложенных друг на друга равносторонних треугольников, на вершинах которых стояли белые свечи, а между кругом и гексаграммой было шесть раз выгравировано на иврите слово "מָגֵן דָּוִד", означающее "Щит Давида".
— Могендо́вид, могендо́вид, могендо́вид, — глубоким голосом начал раз за разом повторять юноша, чувствуя, как из него начинает потоками истекать энергия.
Свечи вспыхнули ослепительно-белым пламенем, но всего лишь на миг, а после засветились безжизненным серым цветом.
Вся комната так же окрасилась в однородный серый цвет — другим цветам более не было места в комнате, где проводился этот древний тёмномагический ритуал.
Дамблдор не просто так предостерегал Редстоуна от тёмной магии. В последние дни юноша смог ощутить на себе всю тяжесть тёмной магии, слыша бесконечный зов предков, которые не давали ему покоя, заставляя его вновь провести этот мерзкий ритуал. Ритуал, при помощи которого юноша узнал о судьбе матери, воззвав к памяти своей крови.
Треск пламени, исходивший от свечей, медленно, но верно утихал. Но комната не окунулась в тишину, нет — внезапно со всех сторон послышались голоса, которые шёпотом влились в голову юноши.
Пред взором Редстоуна предстал могучий воин в средневековой рыцарской броне.
Огромный ростом и широкий в плечах рыцарь стоял на коленях, вознося молитвы христианскому Богу, моля того о прощении своих грехов.
— Аллилуя, Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё; да приидет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе, — сильный голос предка набатом отдавался в голове Магнуса. Сейчас юноша чувствовал всю боль и тяжесть, которую нёс этот воитель в своей душе.
Воспоминания Альберта фон Блутберга, рыцаря Священной Римской Империи, великого тёмного мага, первого сына своего отца, нескончаемым потоком лились в разум его потомка, заставляя того в агонии отчаянно захрипеть.
Тело Редстоуна чувствовало жару, которую испытывал его предок, молясь перед штурмом Иерусалима.
Фон Блутберг был одним из тех, кто взял на себя великую для христианского мира миссию — вернуть священный град в лоно истинно верующих, желая искупить грехи, которые он совершил в своей жизни.
Перед внутренним взором Магнуса предстала красивая белокурая женщина.
Герта, магглорождённая волшебница с пышными формами, в которую без памяти влюбился фон Блутберг из великого рода тёмных магов, чьи познания на поприще магии крови не знали равных, во всяком случае, в Абендланде.
Слёзы на её глазах, отчаянная мольба в голосе:
— Альберт, молю тебя, прекрати! Посмотри, кем ты стал! — женщина, выхватив палочку, встала между мужем и пятью десятками магглов, которые были, словно скот, заперты в клетках.
— Прочь, женщина! — ярость затмила глаза великому тёмному магу. Не осознавая последствий своих действий, он сделал ленивое движение руками, с которых тут же сорвались две ветвистых молнии.
Но Герта успела наколдовать земляной валун, который поглотил магию.
Разъярённый маг дико взревел, заставив десяток магглов в одной из клеток разразиться душераздирающим воплем. Потоки магии разошлись в стороны от фон Блутберга, отбрасывая женщину сломанной куклой в стену каменного подземелья новопостроенного замка, выбив из той весь дух.
— Никто, женщина, никто! Не смеет! Мне! Перечить! — подскочив к телу своей жены, Альберт начал остервенело пинать её ногами в тяжёлых сапогах, не остановившись, пока женщина не стала истекающим кровью куском мяса.
Отдышавшийся фон Блутберг презрительно сплюнул в сторону мёртвой жены и уже собирался направиться к ещё живым магглам, чтобы продолжить свои изуверские опыты, как внезапно был остановлен появившимся в помещении сыном.
— Мать! — Альдмар фон Блутберг, не замечая отца, кинулся к своей матери. Припав на колени рядом с её телом, он пытался залечить её раны, не желая осознавать, что всё это бессмысленно, ведь она уже была мертва.
Прижав к своей груди мёртвую мать, юноша, не выдержав, завыл. Горькие слёзы сына падали на разбитое лицо женщины, что когда-то подарила ему жизнь.
— За что?! — отчаянье молодого волшебника сменилось дикой яростью. — Что ты натворил! — отпустив тело, Альдмар встал на ноги, с ненавистью смотря на своего отца.
— И ты? — зло бросил в ответ отец, раздражённый поведением сына.
Мгновенье напряжённой тишины, воцарившейся в помещении между отцом и сыном, было прервано безумными криками четырёх десятков магглов.
Желая мести, Альдмар использовал знание своей семьи, черпая силу из жизни людей, чтобы отомстить за ту женщину, которая подарила ему жизнь.
Молниеносно достав палочку, сын направил её на своего отца, создавая могущественное заклинание. Тёмное облако сорвалось с неё, разъедая всё, что оказывалась в поле его действия.
Но отец юноши был намного опытнее.
Быстрым движением он достал из ножен меч гоблинской работы.
Широкий замах — и с клинка срывается Адское Пламя, пожирая заклинание Альдмара и магглов, заключенных в клетках.
Потеряв источник своей силы, юноша упал на колени перед Альбертом. Но он ещё не был сломлен. Очередное заклинание уже было готово сорваться с его палочки, но фон Блутберг, резво подскочив к своему сыну, в очередной раз взмахнул своим мечом, вызывая очередную волну пламени. Альдмар попытался остановить пламя и даже частично в этом преуспел, но силы были неравны.
Фигура юноши окуталась огнём, который тут же начал пожирать его.
Но уверенность Альберта пала пред напором отеческих чувств — увидев своего сына в пламени, он одумался и, подавив пламя, бросился к своему дитя.
Подскочив, он отчаянно пытался спасти жизнь своего отпрыска, но повреждения были фатальными.
— Прости меня, прости, — глухо повторял Блутберг, в бессилии смотря, как его наследник умирает на его же руках.
— Не... — Альдмар ещё пытался что-то сказать, но сил на это уже не было. Однако, собравшись с последними силами, юноша взял руку отца и заставил сомкнуться её на его груди, обхватив крест.
Глупая вера, которая передалась юноше от его магглорождённой матери.
Душевная боль пронзила Редстоуна.
Сейчас, в этот момент, чувства его предка были его чувствами.
Альберт фон Блутберг был разбит и подавлен. Но ни одна слеза не выступила у него из глаз — слишком далеко волшебник прошёл по тёмной тропе, в его сердце больше не было места состраданию и сожалению.
Так он думал до этого момента.
Резкое осознание произошедшего возродило то светлое, что когда-то было в этом маге.
А на следующей неделе окрестности узнали, что их хозяин, бросив всё, присоединился к крестовому походу.
Призыв к бою вырвал Альберта из воспоминаний о своём тёмном прошлом, вырывая тем самым и Редстоуна.
Вздохнув полной грудью, могучий воитель поднялся на ноги.
Рыцари-маги первыми пойдут в бой, захватывать святой град.
Дальше всё слилось в одно кровавое месиво.
Иерусалим был взят, а крестоносцы, разъярённые боем, утопили его улицы в крови неверных.
Альберт фон Блутберг же стал один из тех магов, которые после остались в городе и стали охранять его. До тех самых пор, пока не встретил прибывшую в город волшебницу, общение с которой помогло ему вспомнить, что он человек.
Покинув обетованную землю вместе с этой женщиной, фон Блутберг осел в Нормандии, на родине его новой жены.
Редстоун резко выпал из транса и начал отчаянно хватать ртом воздух, задыхаясь.
На душе было премерзостно.
Из-за своего предка он примерил роль абсолютно тёмного мага, как и абсолютно светлого, которым стал Альберт в битве за Иерусалим.
И оба варианта ему не понравились.
— "Никогда я не стану таким!" — жарко поклялся Редстоун самому себе.
Собравшись с силами, Магнус медленно поковылял к выходу, будучи полностью раздавленным воспоминаниями предка.
Внимательно осмотрев карту Мародёров и убедившись в том, что поблизости никого нет, Редстоун покинул выручай-комнату, собираясь направиться в гостиную.
— Этим и опасны тёмные ритуалы, — раздался тихий голос позади Магнуса, когда тот оказался в коридоре Хогвартса.
Резко обернувшись, юноша увидел своего наставника, который сверлил своего ученика тяжёлым, но в то же время понимающим взглядом. На плече Дамблдора сидел встревоженный Фоукс.
— Наставник, — начал было Редстоун, но был остановлен повелительным жестом Альбуса.
— Не надо, я всё понимаю, — волна магии, отошедшая от Дамблдора, накрыла Магнуса. Сейчас их никто не мог ни видеть, ни слышать. — За годы твоего ученичества Фоукс научился чувствовать тебя. Фениксы — невероятные создания. Установив однажды с ними связь, ты всегда можешь рассчитывать на их помощь. И сейчас мой маленький друг считает, что тебе нужна поддержка, — среагировав на слова своего хозяина, феникс пророкотал успокаивающею мелодию, услышав которую, оба мага непроизвольно улыбнулись.
— Спасибо, — тихо поблагодарил Редстоун Дамблдора, закрывая глаза. Не хватало ещё, чтобы Альбус увидел слёзы облегчения, которые подарила ему трель Фоукса.
— Магнус, если тебе нужен совет или же просто собеседник, то знай — для тебя моя обитель всегда открыта.
— Я знаю, наставник, — кивнул Редстоун, отворачиваясь от Альбуса. — Мне нужно выспаться перед завтрашним днём. Узники Азкабана не проверят себя сами, — попытался пошутить слизеринец.
— Конечно, — слегка разочарованно ответил наставник своему ученику. — Иди, отдыхай.
— Спасибо. Спокойной ночи, наставник.
Уже было направившись прочь, Магнус внезапно остановился.
— Наставник. Не могли бы мы поговорить после того, как закончится эта канитель с заключёнными? — неуверенно спросил юноша, пересилив себя.
— Конечно! — с готовностью ответил Альбус.
— Прекрасно, значит, завтра в девять утра, после отбытия учеников на рождественские каникулы, мне быть в вашем кабинете? — решил уточнить Редстоун, заодно уходя от неприятной ему темы.
— Да, завтра в девять. Думаю, тебе пора, скоро начнётся комендантский час. Поторопись, в этот раз я не стану защищать тебя от мистера Филча.
23.
Большой зал, Хогвартс, суббота, 21 декабря 1991 года, 7:30.
Ученики лучшего британского учебного заведения для магов радостно галдели, предвкушая скорую встречу со своими близкими. Перед ними было три недели ничегонеделания, бывшего особенно сладким после лютования профессоров, которые все как один решили устроить проверочные работы на последней неделе перед каникулами, заставив бедных учеников, растекаясь мозгами, превозмогать тонны макулатуры конспектов прошлых занятий, чтобы не ударить лицом в грязь. И большинству, к их собственному удивлению, это даже удалось.
Другим же профессора ясно дали понять, что те не готовы к подступающим экзаменам, которые начнутся уже через четыре месяца.
Но что было, то было. И сейчас каждый ученик выбросил все такие трудные и скучные темы из головы, отдавшись праздничному настроению.
Да и как было не отдаться, когда яркий и нарядный Большой Зал мерцал сотнями свечей различных оттенков, нарядная ёлка в углу переливалась всеми цветами радуги, а тихая сказочная музыка наравне с иллюзией падающих с потолка Большого Зала больших хлопьев снежинок то и дело заставляли впечатлительных детей поднимать головы, словно выискивая персонажей из древних сказок и легенд.
Среди этой толпы был и Редстоун со своими друзьями. Группа слизеринцев, расположившись подальше от строгих взглядов профессоров, сейчас с предвкушением галдела вместе с другими сокурсниками, пытаясь угадать, что им подарят на рождество.
Кроме самого Магнуса. Тот, лениво позёвывая, пихал себе в рот осточертевшую овсянку, запивая её клюквенным соком. С куда большим желанием он бы потянулся к более лакомым угощениям, которые в обилии присутствовали на праздничном столе... Но тогда он не смог бы с немым укором во взгляде смотреть на своих сокомандников из сборной по квиддичу, которые нарушали диету, старательно краснея и отводя глаза.
А это сейчас было единственным, что повышало отвратное настроение Редстоуна.
Каждое рождество Магнус становился крайне раздражительным и необщительным — ему, как и каждому разумному, хотелось близости и тепла. Которых у сироты не было в этой жизни.
Всё это было ещё и усиленно неясными, но от того не менее противными чувствами, которые испытал вчера юноша, когда, не выдержав зова тёмного ритуала, влез в шкуру своего предка.
— Эй, Магнус! — хлопнул своего друга по плечу повернувшийся к нему Джереми. — После прошлого рождества мне пришлось полвечера выслушивать наставления матушки о том, какой ты плохой молодой человек, раз посылаешь колдографии полуобнажённых сокурсниц как подарок к рождеству, — улыбаясь Редстоуну во все тридцать два, громко рассмеялся Хорст.
Улыбнувшись, Магнус, лукаво взглянув на Джереми, тихо прошептал:
— Нужно же ведь было доказать тебе, что те "красавицы-пятикурсницы" кроме красивого личика ничего не имеют... И то, что у Пенелопы, несмотря на возраст, прекрасная фигурка, которая даст многим другим старшекурсницам фору.
— Ну да... — мечтательно прикрыв глаза, протянул Джереми. Слизеринец уже успел с утра разогреться оставшимся с последней вечеринки огневиски, отметив начало каникул. Впрочем, он был в этом не одинок. Братья-близнецы Марос и Декат также уже сидели навеселе, как и половина "взрослых" учеников Хогвартса, которая собиралась домой.
— Но всё же, я надеюсь на рукотворный подарок, ну, ты меня понял, — выразительно играя бровями, намекнул Джереми на желаемый подарок. — Да что ты, тьфу, мразота, брысь! — начал он отбиваться от стайки фей, которые окружили его и начали тянуть за волосы, гадливо насмехаясь над юным волшебником.
Переведя взгляд на Лизу, Редстоун заметил удовлетворение на лице девушки, которая наслала буйных малышек на Хорста за его распутные и слишком громкие речи.
Встретившись глазами, Магнусу даже не пришлось специально прибегать к направленной легилименции, чтобы выловить разочарование подруги — видимо, она хотела натравить феек и на него.
Но это было заведомо неудачной идеей. Фейки, как и другие мелкие вредители, вроде пикси и красных колпаков, имели прекрасное врождённое чувство опасности и старательно избегали конфликтов с сильными магами, не решаясь сердить их.
— Да чтоб тебя! — взревел Джереми, которого эти мелкие проказницы полностью вывели из себя. — Валлурумус! — выхватив палочку, Хорст попытался разогнать вредителей, но под градусом произнёс заклинание неправильно, да ещё и неверно выполнил движения палочкой.
По большому залу разнёсся непристойный звук, после которого с кончика палочки сорвалась вспышка яркого света.
Проморгавшись, Магнус увидел перед собой растрёпанного Джереми, который ошалело оглядывался по сторонам. Всё его лицо было измазано в саже, а фейки, которых Хорст необдуманно напугал, начали ещё более активно досаждать тому, дёргая его за волосы и утаскивая его еду.
