Мы опять замерли нос к носу, но теперь волк уже не скалил зубы, словно не зная, как удрать целым с места встречи. Но настолько его вид потерял решительность, что я тоже стал вести себя если не по-ангельски, то хотя бы по-человечески: встал на ноги и попытался заговорить.
— Ну что, ничья? — спокойно спросил у зверя. — Давай хоть поговорим, что ли?
У меня не было никакой надежды на понимание, но что еще прикажете делать? Вы же разговариваете со своими собаками? Вот и я... но каково было мое удивление, когда волк, как будто глухо пролаял в ответ, но в звуках угадывалась речь:
— Мне... трудно говорить.
Мы так и замерли, смотря друг на друга. Не знаю, что ожидал зверь, но я в этот момент оторопело переваривал информацию. Вот ерунда — всего-то в реале провел с месяц, а забыл, что в астрале могут быть разговаривающие звери, и не только звери, но и стулья, например. Вместо того чтобы удивляться, нужно было быстренько, пока волк не сбежал, разузнать, что тут и как, и прежде всего — кто он на самом деле? Это был далеко не праздный вопрос: я совершенно не представлял, как устроены внутренние миры инферно, и как тут проявляются ангельские и человеческие сущности. Поэтому осторожно начал беседу:
— Я тебе не враг, но ты уже понял, что биться со мной не выгодно. Давай, попробуем договориться. Может, найдем какую-нибудь взаимную выгоду.
Волк молчал, продолжая неподвижно смотреть на меня. Но его клыки уже не были обнажены в угрожающем оскале, а шерсть на шикарном темном загривке не топорщилась дыбом.
— Ну, ладно, — мне надоело настороженное ожидание. — Я пошел, а ты как хочешь!
Я и в самом деле встал, демонстративно отвернулся и пошел дальше по тропе. Думаете: ну и болван — повернулся к своему врагу спиной. И правильно думаете. Однако, может, и болван, но не до такой же степени! Пошел-то я пошел, но, пренебрегая болью, чуть-чуть высунулся из-под защиты, чтобы чувствовать приближающееся злобное внимание волка сзади.
Поэтому, спокойно шлепая ластами по тропе, я внезапно растянулся на земле и пропустил над затылком серую тень, а потом наподдал ей кулаком куда-то в мягкие места меж задних лап. Похоже, я "неосторожно" заехал серому по весьма чувствительной точке, так как округу огласил такой вой, что от него могла застыть не то, что кровь в жилах, а даже вонючая бурда в соседнем болоте. Если честно, мне даже стыдно стало. Мог же, просто, легкого пинка отвесить, кто тут ангел, а кто — бес? С другой стороны, на откровенную подлость и злобу, такой ответ оказался в самый раз.
Когда я поднялся, волк оказался у меня на пути. Он сидел, смешно понурив голову и жалко поджав хвост. Сделав пару шагов вперед, я остановился и вопросительно взглянул на теперь уже не столь воинственно настроенного зверя:
— И что с тобой делать?
— Ты... должен убить меня... — пробурчал зверь.
— Никому и ничего я не должен.
— Ты не понимаешь... — волк почти рычал в землю. — Кто-то должен убить: или ты, или я.
— И почему это?
— Ты что, не знаешь? Иначе, рано или поздно, придут снуфы и заберут к себе. Лучше умереть.
— Слушай, а давай, я возьму этих снуфов на себя. Они что, какие-то нюхальщики? — меня очень заинтересовали эти сущности. — Больно уж похоже на вынюхивание.
— Они вынюхивают тех, кто пытается делать добро, — волк совсем разговорился, и его речь становилась все разборчивее.
— Ага, все ясно, — я был почти уверен, что это те, кто мне был нужен. Скорее всего, инфернальные ангелы-надсмотрщики, а проще сказать, черти. Поэтому сразу спросил. — А как их найти?
— Ты что, с ума сошел? Кто же их ищет? Они сами кого надо находят и потом издеваются всласть. Я ведь не все время волком был... — серый собеседник немного помолчал и спросил. — Что ты сделал, когда я на тебя прыгнул?
Мне стало неудобно за свой удар ниже пояса, и я промямлил:
— Извини, немного больновато получилось...
— Нет, когда я прыгнул, словно наткнулся на что-то... необычное... нет, прекрасное. Я даже забыл, что такое бывает.
— А-а! — дошло до меня. — Это я был, просто приоткрыл немного защиту.
Волк долго молчал, неотрывно смотря на меня, и, наконец, прошептал:
— Неужели ты настоящий ангел?
— Ну да, ангел Буль, а что? Немного некстати здесь, но так уж вышло... Лучше скажи, кем ты-то раньше был?
— Ты не понимаешь... — продолжал твердить волк, и у меня сложилось впечатление, что он готов разрыдаться, пусть и не крокодильими, но, хотя бы, волчьими слезами. Однако слез так и не последовало, а зверь продолжил. — Пообещай мне, что, если помогу, ты вытащишь меня отсюда.
— Хорошо, какие проблемы? — я попытался придать голосу беззаботный оттенок, но волк сам пошел на попятную:
— Нет. Все не так. Я знаю, мне нельзя ни о чем никого просить. Не обещай мне ничего, я сам помогу тебе, пусть эти снуфы забирают и меня.
— Слушай, я уже заинтригован вашими "непонятками" по самое не могу. Но тебя понял: любая торговля только на руку инферно, так что не будем ставить никаких условий и просто посмотрим, что у нас получится. А для этого расскажи мне о себе и об этом месте.
Я устроился рядом с волком на сухой кочке и приготовился слушать. А послушать было что. Сначала Шерман (так когда-то звали моего нового лохматого приятеля) рассказал, что уже не помнит, какой жизненный круг совершает в этих мирах, каждый раз попадая во все более ужасные условия. Волк смутно припоминал свою жизнь на Земле, сопровождающуюся насилием и даже убийствами. Угодив в эти мрачные места, он постепенно терял человеческий облик, пока совсем не превратился в зверя. Все эти миры объединяло одно правило: чтобы выжить, нужно убивать, издеваться, использовать, обманывать — другими словами, делать все, чтобы подавить волю окружающих.
Он не был дураком и еще в человеческом облике попытался вырваться из порочного круга, тогда-то и познакомился со снуфами. Насколько Шерман знал, они могут выглядеть по-разному в разных мирах. Тогда и он сам-то был уже больше похож на обезьяну, чем на человека, а эти твари выглядели вообще отвратительно: противные серые свиньи на двух ногах в темных балахонах. Ему явно было трудно об этом вспоминать, он только сказал, что эти муки были не физическими, а больше похожими на кошмары. А после пыток он очнулся в еще более унылом месте и ни о какой помощи ближним думать уже не мог.
Конкретно в этом мире имелось много разных существ, но для всех было характерно одно: они уже давно утратили человеческий облик в беспощадной борьбе за выживание. А те, кто ими правил, и отродясь людьми не были.
Я прикинул в уме, что мне крупно "повезло" угодить в самые нижние слои преисподней, откуда почти никто не возвращается. Но поскольку привык смотреть на все позитивно, лишь обрадовался, что успел остановиться до того, как воткнулся в самое дно преисподней. Мне не улыбалось ползать пусть и светлой, но двухмерной кляксой — вот оттуда уже точно дороги нет. А сейчас у меня, кажется, появился если и не друг, то, по крайней мере, инфернальный напарник. Тем более в таком мире независимый и, в общем-то, честный серый убийца был лучше, чем пресмыкающийся и заискивающий трус и, в конечном счете, тоже убийца.
Шерман в общих чертах обрисовал, что знал об этой стороне. Я же не стал вдаваться в подробности, решив обсуждать детали по ходу дела, а сейчас предложил искать главных — тех, кто помыкает ими всеми. Волку же посоветовал:
— Сдается мне, что ты, испугавшись снуфов, сделал главную ошибку: отказался от попытки за шаг до победы. Ведь, не отрекись ты от своих светлых желаний, и тебя выбросило бы в более легкий мир, а не вниз. Но легко давать советы, посмотрим, что у нас получится.
— Садись мне на спину, я хоть и не лошадь, но все быстрее куда-нибудь дойдем, — прорычал серый напарник, и я, как Иван дурак или царевич (что вполне могло быть одним и тем же), взгромоздился к зверю на спину, вцепившись в загривок и поджав ноги.
Шерман был большущим волком, но и я в своем слегка звероподобном виде был не таким уж и маленьким. Тем не менее, он довольно ловко трусил по тропе с грузом на хребте, а мне только и оставалось, что осматривать унылые пейзажи. Я балансировал на спине зверя, вцепившись в загривок — не лошадь, конечно, но на среднего осла мое транспортное средство вполне тянуло.
Не знаю, сколько мы так "скакали", может — час, может — больше, но вскоре черные дебри мертвых гнилух закончились, и мы выкатили на открытое место. Эх, глаза б мои не видели этого пейзажа! Вот какие у вас ассоциации с открытым местом? У меня, например: свежий воздух, солнышко, поля, тополя... а тут, такая вонища, что кажется, зажги спичку, и все взорвется. Да бог с ней, с вонищей, сам пейзаж был просто отвратительный. Представьте себе самую гадкую сточную яму и увеличьте ее до размеров приличного озера или, скорее, болота. А теперь в середину этой булькающей и чавкающей мешанины поместите несколько спин огромных серых бегемотов, добавьте мух и ворон, и натюрморт готов — извольте кушать. Что, неохота? А гигантские зверюги что-то там, в самой середине этой мерзости, с большим удовольствием и громким чавканьем пережевывали.
Я слез со спины остановившегося волка и, гундося в зажатый нос, спросил:
— И что это все значит?
— Там. Смотри, — коротко ответил серый.
Проследив за его взглядом, я заметил на дальнем конце этой вакханалии жидких отходов стайку копошащихся в болоте созданий, чем-то смахивающих то ли на людей, то ли на обезьян. Разглядеть их было сложно, но не из-за расстояния, а из-за скудного освещения. Я вдруг с ужасом обнаружил, что в этом мире совсем нет красок. Все вокруг было черным, серым или светло серым. На появление солнца в тусклом небосводе не было никакой надежды — такими глупостями здесь народ не баловали.
— Это то, что остается здесь от людей? — переспросил я Шермана и получил в ответ утвердительный кивок серой лобастой морды.
Неожиданно волк добавил:
— Не только они, — и, мотнув мордой в сторону бегемотов, сказал. — Эти тоже из бывших обжор на Земле.
— Почем ты знаешь?
— А когда очередной жертвой закусываешь, то ее мысли часто наружу лезут, — не стал хитрить хищник. — Вот черти невкусные — горькие. Их если только из морального удовольствия рвать на части приятно.
— Экий ты кровожадный, — грустно возразил я на такие гастрономические откровения.
— Ты просто не в курсе, — спокойно ответил волк. — Разве не заметно, что в этом мире нечего есть? А голод, между прочим, просто ужасный, бесконечный и сводящий с ума.
— А я что-то и не проголодался. Тут, скорее, стошнит!
— Ну, кому как повезет, но я пока не едящих не встречал. Всегда или ты съешь, или тебя съедят, — объяснил здешние законы вежливости серый приятель. — Кроме того в этом мире нет огня и нет живых растений, так что есть приходится только друг друга.
— А нельзя как-нибудь по-другому? — осторожно спросил я, представляя, как мне придется закусывать вымоченными в дерьме бегемотами. Это какой же голод должен быть, чтобы таким питаться, да еще в сыром виде?
Ответом мне было суровое мотание головой — Шерман предпочитал молчать, если было можно обходиться без слов. И все-таки он добавил:
— Здесь каждый защищается, как может: эти обжоры наращивают массу тела и толщину шкуры, а та мелюзга сбивается в стаи под покровительством какой-нибудь дряни из чертей. Сейчас сам увидишь...
— Мы что, мы к ним пойдем? — попытался выведать я план предстоящих действий.
— А есть варианты? — буркнул недовольно волк.
— Нет, — вздохнул я в ответ.
И в самом деле, пока я ничего не понимал в этом мире, и не мне было указывать, что кому делать. Вдоволь налюбовавшись вдохновляющим тошноту пейзажем, мы стали месить ногами грязь вокруг вонючего болота по направлению к копошащимся вдали существам.
Вскоре я смог рассмотреть, чем занимаются эти маленькие уродцы. Они ковырялись, кто по колено, кто по пояс в болоте, что-то там вылавливая и собирая в корзины из грубо сплетенных ветвей — видимо из того же мертвого леса. Вид этих "человеконогих" был ужасен, если учесть, что когда-то это были люди. Похожих на безволосых шимпанзе существ, было невыносимо жалко: их труд был не только безрадостен и тяжел, но и просто отвратителен.
Я уже полетел к несчастным, как говорится, расправив крылья и набрав побольше воздуха для пламенной речи в защиту прав обиженных и угнетенных, как почувствовал, что мой зад, вернее, штаны меня не пускают. Оглянувшись, увидел, что они крепко зажаты в тисках волчьей пасти. Мой, полный возмущения вопль был прерван рыком:
— Куда прешь, самоубийца.
Так что мне на ходу пришлось перекроить праведное возмущение в осторожный вопрос:
— А что, нельзя?
— Если хочешь, чтобы тобой закусили, то можно, — волк обнажил свои зубищи то ли в оскале, то ли в ухмылке, поди тут разбери. Я вдруг вспомнил про свои, тоже немалые зубы и спросил:
— Слушай, а я-то на человека похож?
— Ты самый человекообразный в этом мире, — волк с трудом выговорил мое высоконаучное определение и добавил. — Даже одет, как человек. Морда, правда, подкачала, но не настолько как у них или у меня. Сдается, что ты все-таки черт, а не ангел.
Я удивленно смотрел в серые глаза и не мог понять, шутит ли эта зверюга или говорит всерьез. В любом случае узнавать в деталях подробности своего уродства мне расхотелось, как и доказывать, что я не тот ангел, а этот. Не один ли бес? Доказывать свою сущность здесь надо делом, словам все равно никто не поверит. Поэтому я деловито продолжил:
— Они опасны?
— Говорю же, здесь опасны все! Неопасных давно съели, — и мне опять были явлены клыки во всей их устрашающей красе. Шерман смилостивился и пояснил. — Я, например, с такой стаей не справлюсь. И тебя, вот такого, без подготовки, они просто на клочки разорвут.
Я постоял, подумал и решил:
— И все-таки пойду. Если меня разорвут, то хоть из этого мира вырвусь, и, надеюсь, не вниз. А ты, если не хочешь проваливаться ниже, в драку не лезь.
Шерман был явно озадачен таким логическим вывертом, так как больше не сказал ни слова. Только уже из-за спины я услышал тихий рык:
— А про снуфов забыл?
Я не стал отвечать, так как отвечать было уже некогда. Впереди серый народец выкарабкивался из навозной жижи и группировался в оборонительно-атакующие порядки. То есть человечки побольше вышли вперед, вооруженные дубинками и острыми камнями. Вырабатывать разные научные тактики времени не осталось. Поэтому я решил просто поднять руки кверху и трубным гласом возвестить:
— Братья и сестры, я пришел к вам с миром! Я хочу пом... — почему-то моя аудитория не стала не то что рукоплескать или молиться, а даже не дала минуты изложить мирные инициативы. Мой лоб посетил немалый булыжник. Хорошо, он был на излете и я не потерял сознания, а только плюхнулся задом в грязь. В отличие от меня, агрессивно настроенные аборигены сразу же воспользовались позиционным преимуществом и гуртом бросились на меня.
Но булыжник благотворно подействовал не только на их храбрость, но и на мои бойцовские качества, которые раз уже меня спасли при встрече с волком. Все произошло мгновенно. Я сумел отбить одного, второго — эти уродцы с их бараньим весом отлетали от меня как теннисные мячики, но проблема была в их количестве. Уже после второго удара в одну мою руку вцепился зубами один из самых шустрых, я еще отбил третьего, и стал колотить нападающих теми, что повисли у меня на руках, но понял, что это конец.
