Как оказалось, я был прав. Дверь мягко распахнулась, и в комнату зашел Вериллий Фламмиер собственной персоной. Белые одежды, добрейшая улыбка на простоватом лице — душа-человек.
— Рик! Здравствуй, как я рад тебя видеть! — он распахнул объятия, словно отец родной давно потерянному сыну.
Поистине, нет предела цинизму и лицемерию этого человека! Ведь он долгое время пытался меня уничтожить, и я это знаю. Самое забавное, что и он знает, что я знаю. И все равно продолжает играть. Я уклонился от протянутых ко мне могучих рук, с трудом сдерживая желание разукрасить это сияющее святой, незамутненной радостью лицо.
— Хватит уже! — оборвал я его словоизлияния, в которых он убеждал меня, что ждал моего возвращения и переживал за результат миссии. — Чего надо-то?
— Люблю прямых людей! — Верховный уселся в кресло, стоящее возле стола, придвинул к себе фужеры тонкого стекла и налил в них вина. — Твое здоровье!
Я медлил, глядя, как Вериллий с наслаждением тянет из своего фужера рубиновый нектар.
— Да не бойся, не отравлю, — хохотнул маг. — У меня другие планы относительно тебя.
— И какие же? — осведомился я, пригубив ароматное вино.
— Сначала расскажи: ты был там?
Я молчал.
— Раз ты здесь, значит, был... — задумчиво протянул Вериллий. — Ты не из тех, кто может струсить и сбежать. Расскажи мне.
— Я буду говорить только с его императорским величеством.
— Да брось! — досадливо поморщился Верховный. — Какое там величество! Ты же умный парень! Подумай: что тебе выгоднее? Да у тебя и выхода-то нет.
— Я буду говорить только с императором, — упрямо повторил я, прикидывая, угробит меня Вериллий сейчас, или решит не следить во дворце.
Главное, и шансов у меня было маловато. Если бы не антимагическая защита, я бы поборолся. У Верховного-то наверняка есть нейтрализующий ее амулет. Поэтому я уже начал примериваться, как бы напасть на него половчее. Вырубить сразу, с одного удара, чтобы не магичил. Но не пришлось.
— Хорошо, — неожиданно усмехнулся маг. — С императором так с императором. Пошли!
Он одним глотком осушил свой бокал и поднялся, поманив меня за собой. Мы немного попетляли по коридорам, спустились по лестнице, прошли по переходу, вновь поднялись на пару этажей, и Верховный подвел меня к высоким дверям из черного дерева. По обе стороны от них стояли придворные маги с серебряными жезлами в руках. Они придирчиво оглядели меня, в который раз за сегодняшний день проверили на наличие магических предметов. Я обратил внимание, что для Вериллия они исключения не сделали. Тоже помахали над ним артефактами. Потом долго уговаривали нас не беспокоить монарха, утверждая, что уже поздно, и его величество отдыхает. Я мысленно порадовался, что у императора такая хорошая охрана. Верховный все же прорвался через этот заслон, и перед нами раскрылась дверь в просторные покои Ридрига. В первой комнате, большой и помпезно обставленной, похожей на гостиную, никого не было. Из нее вело несколько дверей, в одну из которых вошел Вериллий, знаком пригласив меня последовать за ним. Мы очутились в императорской опочивальне. Окна были плотно занавешены, и две вечные свечи в серебряном настенном канделябре не в могли разогнать полумрак, царивший в комнате. Несмотря на то, что на дворе стояла теплая погода, в камине пылали дрова. Пахло душными восточными благовониями. От их запаха и жары у меня даже слегка закружилась голова. Посреди комнаты стояла невероятных размеров кровать, раза в два больше, чем в моей комнате, застеленная парчовым покрывалом, поверх которого была навалена гора расшитых золотом подушек. Чудовищное ложе настолько меня поразило, что я не сразу заметил самого императора. Он сидел в кресле у окна, и при нашем появлении даже не поднял головы. Все его внимание было приковано к сидевшей у его ног черноволосой женщине, которая перебирала струны лютни и что-то напевала вполголоса. Ридриг был облачен в просторный халат, и то ли из-за объема этого одеяния, то ли из-за скудного освещения мне показалось, что император очень похудел и осунулся. Правая рука его нежно поглаживала смоляные локоны женщины, левая сжимала ножку хрупкого бокала, наполненного вином.
— Ваше величество, — громко, отчетливо произнес Вериллий. — Барон Сайваар просит вашей аудиенции.
Ридриг, поглощенный своим незатейливым занятием, никак не отреагировал на эти слова. Немного подождав, Верховный снова обратился к нему:
— Ваше величество! Здесь барон Сайваар, он хочет говорить с вами!
Наконец монарх поднял на нас глаза, и у меня болезненно сжалось сердце. Нет, освещение было ни при чем. Император действительно очень похудел. Но больше всего меня напугало выражение его лица. Человек, которого я запомнил бодрым, умным и полным сил, выглядел теперь как глубокий старик, впавший в детство. Он смотрел на нас, доверчиво и беззащитно, рассеянно улыбаясь и ни на секунду не отрывая пальцев от волос девицы.
— Ваше величество... — против моей воли, голос дрогнул.
— Я устал... — тихо произнес Ридриг. — Поговорите лучше с моим другом. Вериллий, — в голосе монарха обозначились по-детски капризные нотки, — я же просил меня не беспокоить. Ты что, не можешь все решить сам?
— Но господин барон настаивал, ваше величество, — насмешливо произнес Верховный маг.
— Ваше величество, — вмешался я, видя, что Ридриг не узнает меня, — порученная вами миссия...
— Я занят! Я устал! — вдруг визгливо выкрикнул монарх. — Вон! Вон!
Я попятился, не сводя глаз с его страдальчески искривившегося лица. В этот момент женщина, сидящая у его ног, откинула тяжелую волну волос и взглянула на меня. Я вздрогнул от неожиданности. На меня смотрели знакомые глаза, изумрудную зелень и блеск которых не мог скрыть даже тусклый свет. Галианна. С момента нашего расставания девушка очень изменилась. Еще похорошела, расцвела. Но это была какая-то недобрая, разрушительная красота. В выражении лица не было того безмятежного спокойствия, уверенности в себе и окружающем мире, которые раньше были свойственны дикой кошке. В прекрасных глазах пряталось чувство, которое я не мог определить. Любовь? Нет, любящая женщина так не смотрит. Страх? Возможно. И что-то еще... Внезапно я понял: ненависть. Тщательно скрываемая, и еще более жгучая оттого, что не получает выхода. И она была адресована мне. Покидая неприветливую опочивальню, я успел заметить, как полные, сочные, утратившие детскость, губы сложились в горькую усмешку.
Выскочив за дверь, я оторопело покрутил головой, сообразил, где находится моя комната, и потопал по гулкому, пустому, ярко освещенному коридору. Единственное, чего мне хотелось — это остаться одному и попытаться понять, что происходит, обдумать сложившуюся ситуацию. Только не думайте, что я такой дурачок и гадал, какие отношения связывают Ридрига и Галианну. Тут как раз все было ясно. И честно говоря, не особенно меня это трогало. В конце концов, никто из нас не клялся в верности, правильно? Ну, а профессия девушки не оставляла места романтическим надеждам. Связь с монархом — вершина карьеры для такой женщины. При других обстоятельствах я бы только порадовался за Галианну. Но что случилось с Ридригом? Внезапная болезнь? Можно и к гадалке не ходить, понятно, кто за этим стоит. Но как ему это удалось? И еще, мне казалось, что дикая кошка тоже в этом замешана. Размышляя таким образом, я добрался до своей комнаты и потянул на себя дверь, надеясь, что Верховный маг оставит меня в покое. То есть, мечтая об этом, потому что все это время Вериллий шел за мной, недвусмысленно демонстрируя свою готовность к диалогу. Мне ужасно хотелось, подобно Ридригу, заорать: "Я устал!", но пришлось смириться. Я рухнул на кровать, а мой нежеланный собеседник устроился в кресле, снова наполнив бокалы вином. И начался самый неприятный разговор в моей жизни.
— Понимаю, Рик, — отечески увещевал меня Вериллий, — ты зол на меня...
Хо-хо, слово-то подобрал: зол! Как будто он у меня смазливую девицу в трактире увел. Или кошелек украл. Зол! Да у меня было одно желание: поступить с ним так же, как он собирался поступить со мной.
— Пойми, сынок, ты был опасен для меня. Я не могу тебя прочесть. Ты для меня — закрытая книга. Видишь, я не скрываю ничего. Я так и не сумел выяснить, откуда ты взялся тогда, в нужное время, в нужном месте. Ты сумел за короткий срок завоевать доверие императора, и был отправлен выполнять его личное поручение. Я счел тебя конкурентом, достойным соперником, и решил устранить. Но ты сумел выжить и победить очень сильного мага. Лучшего после меня. Не стану лицемерить: и теперь считаю тебя очень опасным. И предлагаю сделку.
— Я не заключаю сделок с убийцами.
— А если этот убийца — первое лицо империи? — тонко улыбнулся Верховный.
— Первое лицо?
— Фактически, да. Ты видел, в каком состоянии его величество.
— Что ты с ним сделал, ублюдок? — прорычал я, вскакивая и бросаясь к Вериллию.
Меня охватила душная, нерассуждающая злоба. Я хотел лишь одного: стереть с его рожи эту гадостную ухмылочку. Плевать мне было на все его магические штучки. "Только бы успеть, только бы успеть, и я удавлю его голыми руками", — билась в голове мысль. Не успел, конечно. Невидимая поверхность Отталкивающего воздушного щита швырнула меня назад, я отлетел к кровати и неловко рухнул на нее.
— Не стоит, мой мальчик, — страдальчески поморщился Вериллий. — Я не хочу причинять тебе боль.
— Что ты с ним сделал? — повторил я, в бессильном бешенстве сжимая кулаки.
— Ты талантливый самоучка, Рик. Но нужно хоть иногда заглядывать в учебники, — мягко укорил Верховный, чем-то напомнив Артфаала. — Я не могу причинить вред Ридригу. То же относится и ко всем членам августейшей семьи. Неужели ты ничего не слышал о священном обете?
Я пожал плечами. За последний месяц мне пришлось столько узнать о всякого вида обетах, клятвах и присягах, что мог и просто забыть.
— Каждый маг Галатона приносит клятву, что не станет своим колдовством наносить вред гражданам империи. Вступая же в Совет магов, волшебник произносит слова священного обета. Он клянется, что никогда не использует чары против августейшей семьи.
— Тебе ничего не стоило нарушить обет!
— Это невозможно! Как только я сотворю заклятие, которое нанесет урон Ридригу, или его детям, я умру, а моя душа отправится прямиком во мрак. При произнесении священного обета на руку надевается зачарованная нить, которая проникает под кожу, вживляется в тело, и в случае нарушения клятвы выпускает в кровь яд.
Я хмыкнул. Ну да, конечно. Генерал ведь не убивает сам, он поручает это грязное дело подчиненным. Вериллий вполне мог сплести хитроумный заговор, используя подкупленных или запуганных волшебников, чтобы потом пользоваться плодами их неправедных трудов. Только вот как удалось изобрести такую волшбу, которая пробилась сквозь все антимагические заслоны и придворных чародеев? Не могут же все, абсолютно все быть его сторонниками?
— Я предлагаю тебе свою помощь и поддержку, Рик, — говорил между тем Верховный. — В обмен на преданность и дружбу с твоей стороны. Подумай и не отвергай сразу протянутую тебе руку.
— Нет! Я приносил присягу Ридригу Второму!
— Ты можешь считать ее недействительной, ведь тот, кому ты присягал, недееспособен. Он впал в старческое слабоумие.
Пятьдесят лет, мудрая зрелость, не омраченная еще возрастными болезнями. И старческое слабоумие... я отказывался верить в это.
— Значит, буду служить ее высочеству принцессе Дарианне! — я старался не думать о перспективе оказаться подданным принца Келдина, хотя это было вполне вероятным.
— Этого не случится, мой мальчик. Ни Дарианне, ни ее брату никогда не надеть императорскую корону.
— Приберегаешь для себя?
— Да, — просто ответил этот подлец.
— И как ты себе это представляешь? Народ никогда не допустит самовольного захвата власти.
— Народ... сынок, ты слишком хорошо думаешь о народе. Народ — стадо, быдло. Он пойдет за сильнейшим. Ты видел, что творится в Виндоре? Как же твой народ допустил такое?
— А как ты допустил? — вспылил я. — Неужели не понимаешь: сегодня храмовая стража охотится за темными магами, завтра — придет твоя очередь?
— Рик, подумай: когда удобнее всего осуществлять захват власти? Когда твой любимый народ недоволен существующими порядками. Ведь все приказы о казнях и пытках издаются от имени Ридрига. И подписаны им. Как бы ни был забит рабочий скот, есть предел и его терпению. Если шкуру вола каждый день прижигать каленым железом, рано или поздно этот вол боднет мучителя. Так вот, когда люди взбунтуются, нужно будет только направить их ненависть и разрушительную энергию в нужное русло. И тут появлюсь я — вождь возмущенных, заступник угнетенных. Галатцы пойдут за мной. А твое место — рядом.
— А что будет с августейшей семьей?
— Что случается с королевскими особами во время бунтов? Возможно, их повесят. Или растерзает обезумевшая толпа...
Глаза Верховного заблестели, лицо приняло мечтательное выражение. Он немного помолчал, глядя в потолок, словно наблюдая там нарисованную им картину. Потом небрежно бросил:
— Тебе жаль их? Или дело в Дарианне? Забирай ее, мне она не нужна.
Я не знал, что ему ответить. Меня раздирала огромная, бесконечная ярость.
— Сначала у меня был другой план, — откровенничал Вериллий. — Я собирался жениться на принцессе, убрать ее отца, потом брата, и таким образом сделаться мужем императрицы. Дальше — очень просто. Но девчонка артачилась, всем видом показывая, как я ей противен. Я не стал долго настаивать. Честно сказать, принцесса никогда не привлекала меня, как женщина. Я однолюб, и в моем сердце вот уже двадцать шесть лет живет лишь одна... Но это к делу не относится, она умерла. К тому же, три маленьких заговора — это сложнее, чем один большой. Я начал думать о том, каким образом можно понять бунт. И тут подвернулся этот фигляр в рясе. Он и не догадывается, что всего лишь марионетка в моих руках.
Вспомнив хитрую рожу Верховного жреца, в зависимости от желания хозяина принимавшую то скорбное, то просветленное выражение, я пожал плечами. Возможно, Вериллий недооценивает свою ручную куклу. Нельзя предсказать исход игры двух бесчестных негодяев, каждый из которых устанавливает собственные правила, и сам же их нарушает. Великий отец еще преподнесет магу сюрприз, в этом я был уверен. К тому же, что-то не складывалось в рассказе Верховного. Если Ридриг допустил такое беззаконие со стороны храмовников, значит, он уже пребывал в состоянии слабоумия. То есть, почву Вериллий готовил заранее. Разумеется, в его версию о старческой болезни императора я ни на секунду не поверил. Однако...
— И чем же ты будешь потом управлять? Нищей, голодной, разрушенной страной, в которой даже не будет хороших магов, способных ее восстановить?
— Почему же не будет? Уничтожаются лишь те, кто отказался быть на моей стороне. У меня очень много последователей, поверь, мой мальчик.
— А как же быть с войнами? Ты ведь сам говорил, что Галатону грозит война с Парганией, стычка с эльфами. А на Южном континенте я видел некромантов Андастана. Там уже идет не только колониальная война.
