Шелепин прочитал этот довольно большой текст, пока товарищи военные воспользовались моими подарками и забрали себе что им было нужно.
— А где взять плёнки, когда понадобятся?
— Они есть у нас в магазине. На первом этаже НИИ есть небольшой магазинчик — для своих.
— Разве? — Шелепин отложил документы, — зачем это нужно?
— Потому что нам нужны инженеры и разработчики, а не толпа обывателей, озабоченных проблемами, которые яйца выеденного не стоят. Мои исследования показали, что работники тратят огромное количество времени не на работу, а на решение своих бытовых проблем. Большинство которых сводится к материальной необеспеченности. Пойдёмте, покажу. Заодно возьмите что ли фотоаппараты — пофотографируете.
Я вытащил несколько полароидов из коробки, вручив товарищам, загрузил туда картриджи с фотобумагой и мы пошли на первый этаж. Точнее поехали, на лифте — лифт из фойе был построен снаружи НИИ — внутри разместить его было негде. Мы спустились в кабинке на первый этаж — здесь уже было очень людно.
Магазинчик при НИИ был в наличии. По дороге я объяснял:
— Приходится вручную костылями и заплатками фиксить недоработки, имеющие глобальные масштабы. Другие это не могут, понятное дело, исправить...
На первом этаже в кабинете на конце левого крыла НИИ, была стеклянная автоматическая дверь — а за ней три боковых кабинета объединённые в один небольшой магазинчик. Магазинчик имел вид классического супермаркета — Воронов говорил, что отличить его от маленьких супермаркетов его времени практически нереально. Касса — с конвейером, тележки и сетки, и отделы. Для советского человека здесь было просто шокирующе. Коллективы не имеющие отношение к будущему — то есть простые работяги НИИ так и вовсе немного косели при виде особенно мясного отдела. Не говоря уже про молочный и другие.
Товарищей это тоже взбудоражило, но не так сильно — из вещей, которые просто сносят крышу советскому обывателю данного времени — здесь имелись — отсутствие очередей за чем бы то ни было, супермаркетный тип покупок — который практически нигде не использовался, и товары — выставленные на полках — огромное по местным меркам количество. Ими было занято почти всё свободное пространство — и ассортимент соответствующий. Это стоило в валюте мне не так дорого, зато предоставляло всё желаемое. Тут были банки с морепродуктами из Швеции, американские консервы и полуфабрикаты, мясной отдел — занимал метров двадцать и полки ломились в пять ярусов от колбас, беконов, сосисок и сарделек, и многого другого — просто глаз радуется.
Воронова это совершенно не впечатлило — потому что он к такой картинке привык, и даже к значительно более презентабельной — а у работников НИИ от этого всего слегка ехала крыша. Но потребительская лихорадка продлилась недолго — цены тут были... чутка выше, чем в советских магазинах. Раза в два.
Пройдя мимо отдела с мясом, сквозь полки с консервами и отдела с хлебными продуктами и печеньем — мы вышли к хозяйственному отделу — он был в уголке помещения.
— Жирно живёте, — сказал Шелепин, поправляя очки.
— Да не очень. По словам товарища Воронова — обычный провинциальный супермаркет. До жиру тут как до луны. Впрочем, это не важно. Я цены установил не советские — чуть повыше — чтобы не думали, что если всё есть — то это всё как в СССР — почти бесплатно, и деньги достать проще, чем товары. Зато спрос на премии поднялся до небес — расходы времени на нетрудовую деятельность снизились раз в десять — а мотивация в пять-семь раз поднялась. Продуктивность работы в нашем НИИ каждого работника — высочайшая. Когда вполне реальные премии вполне натурально преобразуются в товар, который можно купить — работает магия рынка.
Мы прошли в угловой отдел — тут был тупичок с товарами хозяйственно-бытовыми, и тут же плёнки. Кстати, в СССР они не были дефицитом, любителей фотографии хватало, проявлять плёнки можно было и дома — без всяких проблем, но конечно всё это фотолюбительство быстро исчезло после возникновения цифровой фотографии. Возможно даже и раньше — когда возникла автоматическая фотопечать и это перестало быть сколь угодно интересным делом. А уж фотоаппараты-мыльницы, которые низвели бытовую фотографию до уровня туристических щёлканий — и вовсе погубили всю романтику этого фотолюбительства.
Однако, всё равно, сам процесс нецифрового фотографирования — довольно занятная штука, и позволял создавать интересные визуальные образы — плёночные кадры было трудно спутать с цифровыми.
То же касалось видеомагнитофонов — их низкое разрешение и размыливание деталей создавали своеобразное текстурирование поверхностей, упрощённое и не цепляющее глаз чёткостью — что позволяло скрывать многие дефекты поверхностей и в целом — дарило ту самую магию видеоплёночных фильмов... Они выглядели как какой-то отдельный полуфотографированный-полурисованный мир, не такой как виден глазу.
Товарищи прошлись по магазину — где уже было несколько покупателей, и быстро засобирались. Шелепин и Семичастный попросили разрешения жёнам приходить — я их пригласил, и товарищи быстренько смотали удочки.
А вот я — решил перестать прокрастинировать и уже таки заняться делом, конкретным и вполне обоснованным — камерами. Видеокамера — штука очень хорошая и очень недешёвая — но в моём случае — это было приемлемо. Камера, которую корабль и я сделали вместе — была нагло компоновкой скопирована с творения фирмы RCA — но это касалось дизайна — потроха камеры пришлось делать уникальные. Электроника для записи — уже используется в видеомагнитофоне — её нужно было перекомпоновать, а ещё создать соответствующие трубки — доисторические аналоги матрицы.
Но ехать самому и предлагать мне показалось несолидным, поэтому, вернувшись на третий этаж после того как проводил товарищей — пошёл в свой кабинет и сел за стол. Пора было что-то решать с камерами — для начала приказал кораблю изготовить партию из двухсот штук — несколько он уже изготовил — но остального пока не было. А потом подумал, кому бы понадобилось нечто подобное. И помимо камер нужны были ещё кое-какие вещи....
Впрочем, их изготовил корабль гораздо быстрее — едва я успел как следует раздать ему команды. Потому что предметы больше из простейшей механики. Посмотрел на стол, встал, прошёлся вокруг него — на столе стоял ярко-красный телефон, архиклассический — с обычным набором, проводами и так далее. Снял трубку, послушав гудки, и повесил обратно.
* * *
*
Из вездесущего дипломата — в который корабль мог при необходимости телепортировать нужные мне предметы, я извлёк две небольшие колонки. Вроде тех, что умные колонки с алиной — но только более примитивные, но не менее стильные, и пройдя через весь зал, заполненный публикой, поставил одну на подоконник кабинета, а другую на шкаф. Шкафы стояли за партами — а особых помещений здесь не было. Включил обе тыкнув по ним пальцами, и достал из кармана два клипсовых микрофона, прицепив их на лацканы костюма. Электроника быстро подключилась по беспроводным протоколам и заработала. Мои манипуляции вызвали интерес у почтеннейшей публики — я подрегулировал громкость и чувствительность микрофонов.
— Не люблю повышать голос, — пояснил я.
Колонки на небольшой громкости транслировали мой голос с задержкой всего в три-пять миллисекунд — это было практически нереально услышать — а голос усиливался по всему помещению — поскольку исходил от меня и от колонок. Очень удобная штука для публичных выступлений, чтобы не орать и не повышать громкость больше необходимого. Ничего необычного — конференц-система.
— Меня все слышат? Вот и замечательно, Иммануил Гидеонович, вы будете здесь присутствовать?
— Конечно, — ответил пожилой лысеющий низкий человек, с круглой головой, круглым лицом, и седым полукругом волос от виска до виска через затылок, — я вам не помешаю?
— Вовсе нет, вовсе нет.
В помещение уже перенесли таинственные коробки, довольно большое количество оных — десятка три коробок, а вместе с ними более понятные предметы — софтбоксы — зонтичные светильники, прожекторы-софиты, галогеновые, микрофоны, штативы операторские — в форме треноги, с большими рукоятями. Я достал из коробок невозмутимо видеокамеру — она была заряжена и готова к работе, поставил на плечо, включил и поснимал немного окружающих меня людей, после чего извинившись поставил камеру рядом с телевизором "заря" — который здесь стоял, подключил коротким коаксикальным кабелем к антенному входу телевизора и включил на нём запись. Стародавние телевизоры принимали запись как обычный телесигнал — её нужно было только найти, настроив телевизор на определённую частоту приёма. Несколько минут камера проигрывала через телевизор только что отснятый материал — правда, не в цвете, о чём я тут же посетовал:
— Телевизор то нецветной. Плохо.
— Материальная база, — Развёл руками Иммануил Гидеонович, с любопытством разглядывая всё принесённое.
— Приступим к митингу, переходящему в проповедь, и заканчивающимся фарсом. Добрый день всем, вы все меня не знаете — и неудивительно, мы вряд ли могли встречаться. Меня зовут Лео, я исполнительный директор бренда Кибердайн. Может быть вам более известны наши видеомагнитофоны — крайне передовая техника, между прочим. Скоро полагаю мы увидим аналоги от сэров за границей — ну а пока это наш эксклюзив. Товарищи студенты — я надеюсь, я не слишком вас напряг своим визитом?
Раздался хор голосов, что нет и вообще, продолжал бы я уже. Публика собралась не сказать чтобы похожи на детей — в большинстве своём молодые люди от двадцати и старше, серьёзные, творческие личности. А приехал я в институт кинематографии — так же известный как ВГИК.
— Хорошо, тогда давайте продолжим. Только что вы наблюдали и наблюдаете — самую современную и совершенную разработку нашего бренда — видеокамеру-моноблок. Она записывает видео прямо на кассету, которая вставляется в видеомагнитофон, и сама может выступать в роли переносного видеомагнитофона — как вы только что видели. Это довольно серьёзная штука — и стоит как крыло от реактивного лайнера — вместе с двигателем. И это не фигура речи, это факт. Однако, как вы знаете, развитие технологий удешевляет производство и думаю совсем скоро — лет через двадцать, подобная техника будет стоить как маленький автомобильчик, а потом и вовсе сущие копейки. Но сейчас это достижение науки и техники. Похвастался? Похвастался. Вас интересует тема нашего собрания?
Конечно же ответили да. Кто бы сомневался.
— Хорошо, тогда позвольте я её озвучу — мы ищем молодых людей, которые не против подработать на роли режиссёров, кинооператоров и сценаристов в довольно сложных темах и довольно сложных условиях. То есть это тот ещё вызов.
— Товарищ Лео, а что за условия? — спросил долговязый парень лет двадцати двух, с усиками и в клетчатой рубашке, по виду из южных республик союза...
— Условия противодействия. Не содействия, прошу заметить — а противодействия вам. К сожалению, у нас в союзе снимается немало всяких научно-популярных и документальных фильмов — к сожалению — потому что они пресные настолько, что у меня при просмотре во рту пересохло. Обязательные официальные и официозные форматы — закадровый голос, всем своим тоном кричащий что он просто нанят текст зачитывать и ему плевать на то, что там происходит — отсутствие отыгрыша, отсутствие натурных съёмок — только игровые, то есть заранее постанова. Фейк. Лажа. Кому как угодно будет это называть. Хотя надо отдать должное — материал они подают не безынтересно, и когда это всё преподаётся не в формате рассказу своим же гражданам о том, как они живут — а то без них не знают, а в формате научно-популярного кино — то вполне себе интересно.
— Товарищ, вы не могли бы поподробнее остановиться на условиях, которые предлагаете нашим студентам и что вам нужно? Вы вообще официально обращаетесь или нет?
— Это как захотят, возможностей у нас намного больше чем потребностей, — ответил я ему, — если хотите — я могу развернуть тайный политический, философский и экономический смысл данных действий. Он бесхитростен — самоцензура, зачастую доходящая до откровенного очковтирательства и боязни говорить о проблемах — как бы чего не вышло, дошла до таких высот и развилась настолько, сверхпланово, что картинка реального положения дел с огромным трудом может достичь ушей и глаз граждан. Это всё вместе с другими отрицательными экономическими факторами породило такие чудовищных масштабов искажения в восприятии реальности, что они начали угрожать госбезопасности и собственно — угрожать стране тем, что принятие решений не может опереться на реальную картину мира. Говоря по простому — заврались телевизионщики и журналисты уже за гранью пропаганды — и где-то уходя в область мифотворчества. Я же предлагаю всем — принять участие в программе, целью которой является создание документальных фильмов. Исключительно правдивых, и соответствующих всем стандартам журналистики — то есть журналист должен доносить картину мира как есть — не приукрашивать, не высказывать своё мнение, не фальсифицировать реальность в угоду власть имущим — а снимать как есть.
— А нас за такое не посадят? — спросил тот же долговязый парень.
— Не думаю. А если посадят — сделаем несколько важных звонков и вас тут же выпустят с извинениями.
— Это кому? — не унимался он.
— В КГБ, например. Попросим отпустить и отпустят. Сегодня только с председателем общался, но на совсем другую тему... — я прошёлся вдоль рядов парт, за которыми сидели — но сидели очень фривольно, товарищи студенты.
Оглядел их.
— Это нужно для страны — а так же для истории. Правдивой истории. Подумать только — сколько живёт сейчас исторических личностей — чьё изображение не дойдёт до потомков — только потому что никто не удосужился снять их на киноплёнку. Сколько существует проблем, оглашать которые просто не принято...
— Товарищ Лео, — спросил преподаватель, точнее — он тут профессор, и преподавал своеобразное направление в режиссуре, — это довольно странное предложение.
— Отнюдь. Отнюдь, вполне нормальное и очень не безвыгодное. Наверное, вас интересует, что вы будете с этого иметь? Могу вас успокоить — оплатить ваш труд мы в состоянии — скажем, стандартный оклад сто двадцать рублей в месяц, плюс оплата всех транспортных и иных расходов. На время работы вы можете располагать служебным автомобилем, а так же по итогу будет выплачена премия, а снятый материал пополнит ваши пока ещё не очень большие портфолио.
— Меня интересует другое, — спросил один из студентов, низкий, на вид очень гиперактивный и хулиганистый, — кто нас пустит то хоть на одно предприятие?
— Я постараюсь договориться с товарищами, которые решат этот вопрос. Сразу скажу так — никакой цензуры ваши фильмы проходить не будут. Никакой ответственности за них вы не понесёте, свобода творчества почти полная. Более того — я полагаю, что некоторые смогут снять кино по тематикам, которые ранее были более-менее секретными. Но прошу учесть вот что — я хочу реальную картинку. Живую, я прекрасно понимаю, что мир не постанова голливудская — и улыбчивые рабочие, не говорящие слово "блядь" — не работают за станками, мне не нужна позитивная картинка — отобранная. Нужно... вот на одном кадре — целиком и полностью, от начала до конца. И чтобы без фальши и ответов по бумажке. Честно. Поняли?
