Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Хорошее решение, — сказал генерал, — только зачем?
— Чтобы защитить жизненно важные элементы автомобиля от повреждения.
— А водитель в эти жизненно важные элементы не входит?
— С водителем — это уже другой класс техники — БТРы. Их нет — не спорю, но они нужны, а это просто машина. Задача которой хорошо форсировать тяжёлые дорожные условия и при необходимости тянуть за собой ещё прицеп или орудие.
— Сейчас начнётся самое интересное, — сказал Андрей Алексеевич, — мы выезжаем на жёсткое бездорожье.
И правда, дорога кончилась и дальше были лужи, ямы, буераки, дорога шла через уклоны и подъёмы, и местность была сильно пересечённой. Все вцепились куда могли — стальные рукояти были у всех мест — козлик прыгал на кочках и легко въезжал по немаленьким уклонам, ревя двигателем. Поехали мы далеко не самым хорошим маршрутом — и я знатно отбил себе пятую точку во время этих диких скачек. Другие машины тоже без проблем форсировали все препятствия — даже зисок Берга, который ехал позади колонны.
Испытание грязью машина прошла в одном особенно жёстком заболоченном участке грунтовой дороге, превращённом осенними дождями в вечную лужу — грязевая ванна посреди дороги, со всех сторон ветки кустов хлещут по машине — ударяясь о силовые бамперы, они не могли навредить кузову. Машина въехала в грязюку и завязла в ней почти по самое днище, пришлось нам раскачивать её, и кое-как мы выбрались — грязь была очень глубокой. Генерал аж материться начал, выглянув наружу.
— Выплыли.
— Остальным лучше не пытаться. Не факт что проедут.
— Что, хуже?
— Версия для служебного пользования отличается от военной. У военной — постоянный полный привод, а у служебки — подключаемый.
— И что это нам даёт? — спросил он.
— Постоянный полный привод — это когда оба моста имеют свои межосевые дифференциалы, не заблокированные, и самоблокирующиеся межколёсные. А подключаемый — блокирует межосевой дифференциал наглухо. При поворотах и вообще постоянной езде на нём из-за разницы нагрузки на оси возникает такое явление как паразитная мощность — и она разрушает трансмиссию спонтанными рывками нагрузок. Подключаемый полный привод хорош, когда машина для обычных дорог, но иногда надо включить и проехать тяжёлый участок. Это намного дешевле и проще, чем постоянный полный привод — полноприводная трансмиссия деталь очень сложная. Но зато зимой можно ездить.
— Зимой на чём угодно можно ездить.
— Не скажите. На ледяной дороге, на скользких грунтах ездить без ведущих рулевых колёс — это очень опасно и неудобно. Зато полноприводная машина зимой спокойно берёт и лёд, и снег, и замёрзший асфальт, и заледеневшую грязь. И не теряет управление так легко, как обычная заднеприводная.
— Поверю опытному глазу, — мы выехали через пригорок на грунтовую порядком заросшую дорогу и поехали по ней мягко, — машина просто зверюга.
— Не то слово. У неё тяга как у грузовика, а весит полторы тонны. Вдвое меньше чем ЗИС-5, при большей тяге.
— Как там остальные? — он остановился и выглянул из окна.
— Едут за нами, — прокомментировал академик.
— Все?
— Все, — я разглядел замыкающего колонну Берга — его ЗИСок выделялся на общем фоне, — по всей видимости все прошли крещение грязью и прошли через эту блядскую лужу.
— Хорошо, отлично... Слушай, Орлов, а для чего вон те проушины на капоте?
— Лобовое стекло можно опустить вперёд — оно кладётся вон на те выступы, там резина, чтобы не дребезжало, и вон теми чёрными крючками фиксируется. Крючки с пружиной внутри.
— А зачем это надо?
— Как оказалось — на войне это полезно. Во-первых — если рама повреждена — можно её сложить. В жару сложить, стекло выбило — сложить раму нахрен вперёд, чтобы не мешало. Через переднюю часть автомобиля можно вылезти, откинув стекло, например если машина застряла где-то. Но главное — тут можно уложить негабаритный груз. То есть вон от самого зада, допустим, доски — откинуть лобовое, и положить вдоль машины.
— А эта дуга зачем? — он постучал пальцами правой руки по чёрной толстой трубе за своей головой.
— Это дуга безопасности. Когда машина переворачивается — она просто ложится на неё — всё что надо это перевернуть машину обратно. И людей спасёт, и машина не повредится. Ну и так же это часть внешней конструкции — через неё крепится тент, который выполняет зимой роль кузова. Сзади можно вставить похожую, но тонкую раму — и между ними наверху положить верхний багажник — решётку, на которую можно ещё негабаритный груз или просто вещи нагрузить.
— Ты говорил, что те машины другие — с другими моторами, — генерал явно подобрел, в его голосе слышались довольные нотки, — что у них за особенности?
— Машина, которая едет прямо за нами — это тыловая. У неё установлен менее мощный бензиновый двигатель — не очень жручий, унифицированный с разрабатываемыми сейчас серийными машинами среднего класса. Подключаемый полный привод — про его недостатки я говорил ранее — это машина для плохих дорог, но всё-таки дорог. У неё более комфортабельный салон — сидения удобнее, и водительское, и задние — пружинные, спинка сидений удобнее, пространства сзади больше. Машина рассчитана на более комфортабельное передвижение личного состава, и как персоналка. За ней следом едут служебные машины. У этих есть закрытый и хорошо герметизированный салон, крыша. Стёкла в салоне могут быть заменены заглушками, если разобьются или просто так — на всякий. У этих машин своя судьба — салон очень объёмистый, двигатель тот же, крупносерийный, сто пять лошадок, тяга средняя, привод подключаемый — но у них есть функциональные особенности.
— Какие? — спросил Андрей Александрович.
— Да небольшие — оснастка для ремонтно-эвакуационной машины, санитарки — скорая помощь повышенной проходимости, милицейской — с небольшим отделением-автозаком, он же если убрать решётку — грузовой отсек, но основная модификация вот эта.
— Понятно.
Лесную дорогу нам преградило упавшее дерево — старая сосна, которая уже осыпалась. Она лежала посреди дороги, и вырвана была с корнем.
— Ну всё. П..ц, приехали, — сказал командир.
— Сейчас всё решим. Вылезаем.
Я вылез первый, сзади, и открыл большгой железный кофр под боковой лавкой, в кофре лежала... бензопила. Простая, но дубовая конструкция — надёжная. Вытащил пилу, товарищ командир и Андрей Александрович тоже вылезли.
— Что ты собрался делать? — спросил командир.
— Убрать препятствие, что ещё. Видите, тут сбоку на борту есть пилы, ломик, топор, лопата.
— Вижу, предлагаешь распилить дерево?
— Конечно. Это очень даже легко. Смотрите.
Я обошёл машину, снял со стопора лебёдку под кенгурятником, и закинув бензопилу на плечо, раскрутил стальной трос.
Дерево было массивным, толстым, и по всей видимости старым. Здесь росли сосны — высокие, с длинными вздымающимися ввысь стволами рыжего цвета. И бурьян порядком зарос. Где-то на соседнем дереве мелькнула белочка.
Колонна остановилась и люди пошли сюда, смотреть, что произошло и почему заминка — вскоре около машины собрались и другие гражданские и военные лица. Я буднично обвязал тросом ствол дерева, и отойдя в сторону, завёл бензопилу. Она завизжала, вгрызаясь своими зубьями в залежалую древесину, вскоре спилил — сначала со стороны кончика ствола, потом со стороны корня. Отошёл назад, и клавишей в салоне включил электролебёдку. Она заурчала, втягивая в себя трос. Кусок ствола весом килограмм в триста, повернулся в сторону машины торцом — теперь дело за малым — взял ломик и поддев его снизу, откатил в сторону.
— Браво, — генерал тепло улыбнулся, — вы не впервой этим занимаетесь?
— Да не, в первый раз. Но я видел, как это делается.
— А что у вас за пила? Можно взглянуть?
— Бензиновая, — я поставил её на капот, — простенький вроде бы агрегат — но в военных условиях не менее полезен, чем топор и лопата. Входит в штатное укомплектование машины. Обратите внимание — на бортах закреплён шанцевый инструмент, в кофрах под задними сидушками ремонтный набор, бензопила, топор, и многое другое. Эх, хорошо что осень уже на дворе — комаров нет — иначе нас на такой стоянке зажрали бы.
— Это точно. Здесь по лету столько гнуса, что лучше не приезжать, — сказал Андрей Александрович, съедят. Но мы здесь бываем очень редко.
— И то хорошо. Товарищи, поехали дальше, — обратился я к многочисленным людям, которые пришли посмотреть, — раньше перейдём к испытаниям — раньше закончим.
* * *
*
Сказать, что козёл нужен армии — значит ничего не сказать. Тем более, что завод начал выпускать их неистово и многочисленно — потому что оборудование было хорошее, а люди... людей обучить всегда было можно — качество первой продукции страдало — но несильно — в эту эпоху люди иначе относились к своему делу.
В моём времени не существовало репрессий — то есть наказаний за ошибки. Конечно, под каток массовых репрессий тут попадали порой совершенно левые люди — но в массе своей — это пара процентов. Это потом всякие соевые пацифисты-либералы, заламывая руки, ахали, какой ужасный был теран Сталин, как он всех убивал и в лагерях гноил.
Потому что основа их мировоззрения — ядро, ось, вокруг которой формируется личность — это отсутствие ответственности. Делай что хочешь — а ответственность если всё пойдёт не так — нести не надо — никто не должен отвечать, потому что ты делал по повестке, в струе, так сказать...
Это те правила, которые нам навязали извне — в девяностых, когда победили в холодной войне — поставили своих администраторов сверху.
Отсутствие ответственности вообще отличало эту кодлу — и было главным фетишем, ключевым условием существования либерализма. Можешь наломать дров — ну тебя могут снять с должности. А может быть ещё и премию выпишут и отправят на другую работу.
И к сожалению в моём времени ничего не изменилось — если бы те люди, которые руководят чем бы то ни было — могли быть расстреляны за плохие результаты работы — они бы даже не приблизились. Не полезли что-то делать, потому что нахер надо.
Безответственность. Как депутатская неприкосновенность или бухой судья на гелике, сбивающий людей на тротуаре — ощущение полнейшей ненаказуемости. Уголовная природа власти.
Сейчас я могу наблюдать совершенно другую картину — людей сажают, расстреливают, но самое главное — это ответственность. Всякое говно либеральное, которое хочет учить других как им жить надо — но впадает в ступор и истерику, если попросить понести ответственность за слова и за результаты работы — тут просто отсутствует — любая должность — ответственная. Любого некомпетентного дурака могут расстрелять, от мелкого чиновника до наркома НКВД — как тот, что был до Берии, который из карателя сам стал жертвой расстрельной статьи.
Тотальная атмосфера деятельной ответственности — вот что было у людей и что делало страну великой. По мере того, как исчезало это ощущение — СССР превращался в гниющую чиновничью республику — где номенклатурные титаны друг с другом крысиной вознёй подковёрной занимаются, и никто ни за что персонально не отвечает.
Понятно, почему либералам это не нравилась, а Коба для них был первым пугалом — зэк, поймавший ощущение безнаказанности и привыкший к полнейшей вольности — именно так смотрит на мента, который его в наручники пакует, и на всю судебную систему. А зэки формируют своё мировоззрение вокруг культа жертвы — себя они ставят на место обиженного-оскорблённого, невинно осуждённого, и вокруг этого строят целую теорию о том, какие плохие менты и как плохо с ними обращаются...
Тотальное, всеобъемлющее, паталогическое нежелание у нас вернуть смертную казнь — тогда, в то время — показывало, что страна всё ещё во власти либеральных элит — тех, которые назначены колониальными управляющими. Суверенитет — это когда таких людей всем скопом расстреливают как бешеных собак, за неделю — и ставят тех, кто не замаран. А у нас этого не было — к сожалению.
Атмосфера ответственности заставляла людей работать — и главное — государственная машина работает хорошо. Почти идеально — без оговорок. Нет скандалов с пьяными судьями, идиотами-депутатами, скандалов с очковтирательством, липовыми отчётами в духе "у нас всё есть" — такое может быть в пропаганде — но по документам здесь всё всегда было чисто и правильно как в аптеке — никаких очковтирательств. Никаких сопутствующих проблем, коррупционных, тоже не было — это феноменально, немыслимо, но в стране не было коррупции — в СССР не брали взяток!
Длинный рубль с одной стороны — расстрельная статья с другой — что важнее? Вот то-то и оно. Дети партийных чиновников записывались на фронт — почти всё окружение Сталина, у кого есть дети призывного возраста — отправило своих чад в армию — и они воевали. Сталин своих детей тоже не жалел — какой фантастический контраст с тем, что я видел в своё время, когда дети чиновника уже от уровня мэра маленького городка и выше — в принципе могут в военкома плевать и им ничего не будет — а гребут из домов тех, у кого нет дяди-министра. Никаких вопросов не возникало — и правительство не отрывалось от народа.
Да, они имели некоторые "привелегии" — но эти привелегии — не яхты, дворцы, личные самолёты и ненаказуемость — а быт уровня среднего класса — машина, квартира, дача, продуктовый паёк — даже до сотой секции ГУМа пока ещё не доросли — покушать было всем, но... первые лица государства имели меньше, чем заштатный помощник депутата госдумы в моё время.
Производство машин во всём мире росло как на дрожжах. Об этом я думал, пиная в колесо машину, очень похожую на камазовский мрапик.
Производство двухсот машин в день — армии было очень нужно — но ещё нужнее были бронеавтомобили. На них уходило много стали, они были дороги, они были сложны, но они были необходимы. Генерал Соловьёв — да, не смейтесь, комбриг пока что, приехал во второй раз на полигон НАМИ.
Наш завод был гражданским и никакого отношения к армии не имел — производство военной продукции шло фоном. Вот только... армия оказалась морально не готова к такому количеству машин — как я забыл сказать — что в СССР сейчас самая ключевая машина — полуторка — а остальные производились смешными сериями — например тот же ГАЗ-67б — за годы войны произвели всего около двух тысяч, даже меньше. Основным колёсным транспортом стал виллис — потому что они просто были, а в СССР легковые машины производились всегда по остаточному принципу. Они были дико нужны — но их производство страдало — поэтому темпы производства три машины в день — это могло считаться уже вполне серийным производством.
Однако наш завод сходу по губам водил всем планировщикам — отточенный и отлаженный механизм непрерывного конвейерного производства — штамповки, токарки, работал без устали и производил жужики, выходя постепенно на плановые мощности. Расширяясь, уплотняясь, увеличивая выход нужной продукции. Я поставил туда ещё новые станки — полуавтоматические — работающие по программе. Да, дорого, сложно, спору нет — но это работало. И начал применять автоматику на производстве — изначально её работа была невелика — но по мере ускорения — промавтоматика приобрела ключевой статус — особенно логистическая и автоматика в работе манипуляторов, кранов, сварочных систем.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |