Колос времени

Отдышавшись, старик с трудом поднялся на ноги. На его лицо легла глубокая тень. Покачиваясь и подволакивая ноги, Никифор добрел до полуоткрытой двери, тяжело оперся о косяк, оглянулся на разгромленную комнату... И неуклюже шагнул наружу, растворяясь в темноте.

Вера дернулась, испуганно тараща глаза. В шею стрельнуло, и девушка, ахнув, принялась растирать ее обеими руками, потом со стоном наклонилась вперед, массируя затекшую поясницу. Нет, засыпать на сырых холодных камнях — крайне глупо, но что делать, если утомленный разум так и норовит соскользнуть в трясину дремотного забытья?

Что же ее разбудило? И разбудило ли?.. Может, все происходящее — один долгий сон, который никак не желает прекращаться?

По коридору прокатился отзвук далекого эха. Бледные огни Колоса встрепенулись и снова потухли. Вера прислушалась в надежде расслышать еще что-нибудь, но коридор был по-прежнему тих и безлюден, двор пуст, а узкие прорези башенных окон темны и безучастны.

Гроза понемногу стихала: громовые раскаты раздавались уже где-то в стороне, и плотная завеса дождя сменилась росчерками мелких капель. На секунду за их частой рябью Вере крадущийся темный силуэт, но стоило моргнуть, как видение исчезло.

Девушка прикрыла глаза и незаметно сползла на пол. Дремота накатывала тяжелыми душными волнами. Последняя отчетливая мысль была о том, что надо бы встать... куда-то пойти, что-то сделать... но и она, едва мелькнув, угасла.

Кирилл очнулся, и его тут же стошнило. Сплевывая едкую желчь, он успел пожалеть о том, что переход к полному осознанию действительности оказался так короток, зато неприятен, потом несколько раз глубоко вдохнул и заставил себя подняться... для начала на колени. Избитое тело протестующее заныло, но Кирилла обеспокоило не это. Спутанность чувств была близка к полной синестезии, а зрение так и не вернулось. Нащупав на запястье браслет хроностабилизатора, темполог подавил сильнейшее желание перевести устройство на максимум.

Нет, так не годится.

Кто знает, как проявится эффект стабилизации в этом смешении временных потоков? Не выкинет ли его отсюда раз и навсегда? А если выкинет, то в какой из временных векторов?

Не без внутреннего сопротивления Кирилл разомкнул звенья стабилизатора, оставив один лишь разъем, опустился на четвереньки и замер.

"Инстинкты в этом случае имеют важнейшее значение, — прозвучал в голове отчетливый голос электронного инструктора. — Внимательно прислушивайтесь к их подсказкам".

Дышать неглубоко и ровно... расслабиться... вытеснить боль... позволить телу и разуму договориться самостоятельно.

Бесполезные глаза оставались закрытыми, а ноздри затрепетали, жадно впитывая информацию.

Общий фон изменился — к пыли и химикатам добавился отчетливый дух холодных камней, крыс и плесени. Запах лимона перебивал прочие ноты, за ним веяло быстро исчезающей морозной свежестью, сладковатой гнилью, аммиаком, луковой горечью... Человеческого присутствия не ощущалось, хотя недавно здесь были люди... много людей. Впрочем, "недавно" тоже являлось относительным понятием, и большинству следов, оставленных посетителями синематеки, в реальном времени было бы лет пятьдесят. Следами других людей отмечалось иное место — какое именно, Кирилл не мог еще понять, но там едкий запах лимона усиливался в разы. О том, как совместились в одной точке два разных пространства-времени, темполог предпочел не думать. Однако он с небывалой ясностью ощущал тонкую, но отчетливую вибрацию в месте, где они соприкасались, образуя переход. Именно туда вел единственный интересующий Кирилла след.

Нащупав приоткрытую дверь, темполог повел носом и гибко, точно ласка, втянулся в пропитанную лимоном звенящую ледяную круговерть.

Ливонский замок был таким, каким Никифор его помнил.

Столько лет прошло, и столько всего случилось после, что несколько лет, проведенных здесь, должны были вовсе стереться из памяти. Но один шаг назад — и прошлое нахлынуло, мучительно и неотвратимо подчиняя своей власти.

Грозовая ночь в канун святого Варнавы...

Ноги отнимались, не желая нести навстречу знакомой опасности. В прошлый раз все было по-иному. Как он летел тогда, леденея от мысли, что может опоздать! Безжалостно иссек бока лошади, мчался по крутой лестнице, не чуя под собой ступеней, лишь для того, чтобы... чтобы... Нет, не нужно сейчас думать об этом.

Старик с натугой перевел дыхание, но воспоминания, которые он отгонял, упорно возвращались, осаждая со всех сторон. Маковая настойка в пиве подействовала на доктора слабее, чем на остальных, потому что он едва пригубил питье. Сквозь дремотный туман он видел, как Мартина вытащила шкатулку с Колосом из-под его локтя — но остановить ее не мог. О, если бы он нашел в себе силы! Если бы его лошадь не угодила копытом в кротовью нору! Если бы сразу удалось обнаружить потайной ход, которым пользовалась юная баронесса!.. И все же, когда он поднялся на верхнюю площадку донжона, девушка была там... И молния, расколовшая Колос, ударила гораздо позднее...

Этого не должно было случиться. Господь и Святая Дева не могли допустить такого, нет, нет. Но они не подали ему знак, не предупредили о преступном женском двуличии. А ведь он так верил в нее, в свою милую ученицу! Какой нежной она казалась, какой скромной и чистой! Глядя на нее, кто сказал бы, что за невинным взором светлых глаз скрываются хитрость, решимость и мрачное упорство?..

Что ж, по крайней мере, его нельзя упрекнуть в том, что он забыл свой долг. Он сделал то, что нужно — и сделает снова, если потребуется!

Трясущейся рукой старик вытащил из-под рубашки цепочку и снял осколок Колоса. Через секунду крохотный огонек соскользнул с его ладони, устремляясь к галерее.

— Вера? Эй, ты жива? Очнись! Приди в себя, пожалуйста!

Жесткие руки вцепились в ее плечи и затрясли Веру, как грушу. Липкая трясина забытья неохотно выпускала плотно увязшую жертву. Но тот, кто ее вытаскивал, был очень настойчив.

— Хва-атит... — простонала Вера, когда, наконец, смогла говорить без риска прикусить язык. — Ос-ставь...

— Очнулась? Хорошо. С тобой все в порядке, идти можешь? — Цепкие пальцы пробежали по ее ногам.

— Ой, щекотно!

Темполог отодвинулся и присел на корточки, упираясь в пол костяшками пальцев. Сообразив, что это не очередное обманчивое видение, Вера со всхлипом повисла у него на шее.

— Господи, ты!.. Живой!

— Ты что-то путаешь, я — не господь бог. — Кирилл неловко приобнял ее одной рукой.

— Не смешно! — Вера сердито стукнула его по плечу. — Я так испугалась!.. Ничего не понимаю! Где я? Что происходит? А ты... Ты вообще как?

— Могло быть лучше. Или хуже. Пока ничего не вижу. И слышу плохо, так что говори громче.

— Как же ты меня нашел?

— По запаху.

— Опять за свое?! — Вера замахнулась, намереваясь стукнуть его еще раз.

— Это факт. Искажение временного поля по-разному воздействует на восприятие. Но закон компенсации действует — пусть я слеп, как крот, зато нюх теперь не хуже собачьего.

— Господи, когда же это кончится?.. — Вера жалобно всхлипнула.

— Поплачь, если хочешь, — предложил Кирилл без улыбки. — Это тебе не повредит.

Слезы высохли сами собой.

— Спасибо, обойдусь. — Она сердито высвободилась из рук темполога. — Скажи лучше, что теперь делать?

— Для начала все-таки забрать резонатор.

— Но он же... — Вера быстро оглянулась и охнула: огни над окном исчезли. Подскочив, девушка провела рукой по выступающему карнизу и растерянно произнесла: — Он только что был здесь.

— Я знаю.

— Нет, правда, с ним что-то произошло, камни вдруг стали светиться, потом вообще полетели... Но они все время были рядом! Да я только на минуту глаза закрыла...

— Вера, не нужно оправдываться. Все в порядке, мы их найдем.

Кирилл уперся ладонями в пол и привстал, как бегун перед стартом. Все в нем менялось так разительно, что Вере почудилось, будто она видит совершенно другого человека — даже не человека, а существо, лишь внешне похожее на него. Но теперь она знала, что это значит, и страх, всколыхнувшийся в ней, был страхом не за себя, а за Кирилла.

На секунду темполог перестал вынюхивать и произнес, с явным усилием выговаривая слова:

— Я... не очень... хорошо себя... контролирую... может случиться... всякое. Если я стану для тебя... угрозой, стукни меня по голове... и убегай.

— Ладно, — не стала спорить девушка.

— Это важно! — повторил темполог с нажимом. — Необходимо!

— Хорошо, не волнуйся. Стукну, убегу — все, как ты хочешь... — Не удержавшись, Вера с нежностью провела по его всклокоченным волосам.

Кирилл вздрогнул и отстранился:

— Только бей аккуратно, — и со всей мочи припустил вниз по ступеням.

Никифор остановился, недоуменно глядя на лестницу, ведущую к "библиотеке". Вот так, стоило на минуту отвлечься и ноги сами привели к давней обители. Подниматься туда было незачем: Мартина уже побывала здесь и забрала банку-накопитель и все необходимое для проведения ритуала. Но все же старик медлил, с непонятной тоской глядя на темную дверь, обитую железными полосами, на высокие ступени, по которым столько раз поднимался и спускался, шурша полами синей докторской мантии. Наверное, стоило бы заглянуть туда еще раз... но, сделав над собой усилие, Никифор отвернулся.

Нет, напрасная трата время. Все, что связывало его с этим местом, давным-давно рассыпалось в прах. Он никогда больше не переступит порога этой комнаты.

Держась за стену, старик сделал несколько шагов, прежде чем заметил, что путеводный огонек исчез. Дыхание перехватило, но Никифору удалось взять себя в руки. Замковые переходы он мог пройти и без подсказки. Куда тяжелее пережить утрату осколка, который долгие годы хранил у сердца. Но раз уж так случилось, исчезновение стоит рассматривать как добрый знак. Оно означало, что круг вот-вот замкнется, и части божественного Колоса наконец-то соединятся! Об этом говорили мраморные таблички древних хронитов, и если он, Никифор Дассилиат, последний хронит этого мира, до последнего сомневался в очевидном, то теперь... теперь...

Старик распрямил спину и величаво осенил себя крестным знамением, крепко прижимая пальцы ко лбу, животу, левому и правому плечу.

— Carpe viam et susceptum perfice munus*, — тихо промолвил он, чувствуя, как из глубины души поднимается волна радостного торжества. — Благодарю тебя, Боже, за то, что сподобил дожить до этого часа...

Он запнулся на полуслове, щуря слезящиеся глаза. Резкий сквозняк загасил четыре факела из пяти, оставив пятачок света в конце коридора. В освещенный круг один за другим вступили два человека. Двигались они, будто во сне, едва переставляя ноги. Первый, высокий, широкоплечий, в разорванных штанах и простеганном жилете на голое тело, пятился, выставив перед собой меч. Второй, нелепо скособочившись, подметал пол краем белого орденского плаща, покрытого темными пятнами — изуродованную шрамами щеку свело судорогой, горящий взгляд намертво прикипел к лицу противника.

Несмотря на темноту и расстояние, Никифор узнал обоих.

— Альберт... — прошипел меченый, оседая на пол. — Альберт, я умираю...

— Самое время, — с рычанием отозвался Хорф, швыряя горящий факел в темноту.

Немецкая речь резанула отвыкшее ухо хронита, в следующий миг он весь похолодел от ужаса. Серая тень легко перескочила границу света, мягко встав на четыре лапы. Когти чуть слышно цокнули по каменным плитам. Отсвечивая зеленоватыми огнями глаз, зверь пригнул лобастую голову, беззвучно оскалился и скользнул вперед.

— Один я не уйду, — пробормотал меченый, обхватив ладонями лезвие рыцарского меча. Через секунду острые зубы сомкнулись на руке Хорфа, и пронзительный крик разбился о низкий свод, сменившись хриплым бульканьем.

Но Никифор уже ничего не видел и не слышал. Позабыв о Мартине, Колосе и долге, подгоняемый смертельным страхом, он изо всех сил ковылял прочь.

* Иди своим путем и сверши начатое

Переходы, галереи, лестницы слились в нескончаемый темный и сырой тоннель, и Вере казалось, что им уже никогда отсюда не выбраться. Она давно перестала понимать, куда и зачем они идут, и бездумно двигалась вслед за темпологом, не чувствуя ничего, кроме боли в сбитых пятках.

Свет, не особенно яркий, но после темноты коридоров — просто ослепительный, вывел ее из прострации. Небольшую полукруглую площадку освещали четыре масляных светильника на фигурных подставках. Пол, черно-белый, точно шахматная доска, был истоптан вдоль и поперек. Самые отчетливые следы вперемешку с подсохшими бурыми натеками тянулись от лестницы влево и исчезали в очередном темном проходе, рядом виднелись четкие отпечатки звериных лап.

Темполог замер. Осторожно вытянув шею, Вера глянула в закрученный спиралью лестничный пролет. Бурые пятна виднелись и на низких ступенях, и на массивной балюстраде резного дуба. Лестница вела вниз, к высокому арочному проему в романском стиле и распахнутой настежь двери. За ней проглядывал покрытый лужами двор и часть водостока, из которого тонкой струйкой стекала вода, забрызгивая порог.

— Нам туда? — неуверенно спросила Вера, переминаясь с ноги на ногу.

Обернувшись, она увидела, что Кирилл жадно облизывает измазанные кровью пальцы. Вздрогнув от отвращения, Вера дернула его за руки.

— Прекрати сейчас же! Животное!

— Почти... — сквозь зубы процедил темполог. В прищуренных глазах вспыхнули желтые огоньки.

Вера отступила. Удар по голове уже не казался такой уж невыполнимой задачей — то, во что превращался Кирилл, страшило куда сильнее. Забыть о том, что перед ней человек, а не зверь, оказалось куда проще, и Вера с пугающей ясностью ощутила, как легко меняется ее отношение к темпологу.

Нервно стиснув руки, она продолжала отступать, пока не уперлась в стену. Но Кирилл как будто вообще забыл о ее присутствии и, тревожно подергивая головой, неотрывно смотрел в темноту прохода.

Сама того не желая, Вера бросила туда любопытный и настороженный взгляд.

Поначалу ничего не удалось рассмотреть — тусклый свет, идущий откуда-то снизу, загораживали рыхлые бесформенные кучи. Одна из них шевельнулась, блеснув зеленоватыми искрами глаз. Еще не успев осознать того, что видит, Вера обеими руками зажала себе рот. Желудок свело острым спазмом. Два неподвижных тела лежали друг на друге: одно, накрытое светлым плащом, едва виднелось из-под второго. Этот второй чем-то напоминал Обломенского, запрокинутое лицо кривилось в застывшем оскале, широко раскрытые глаза смотрели прямо на Веру. Волк лежал рядом, вытянув передние лапы и зажав в пасти горло мертвеца. Под взглядом девушки он снова шевельнулся и заворчал сквозь сомкнутые зубы.

Шаг за шагом, медленно и осторожно Вера отступила к темпологу. Положив ладонь ему на плечо, ощутила, как он исходит мелкой яростной дрожью.

Она растерялась, но почти сразу взяла себя в руки. Что бы не имел в виду Кирилл, один удар по голове не сделает лучше ни ему, ни тем более ей.

Темполог глухо зарычал. Стараясь не думать о том, что будет, если он вдруг решит вцепиться в ее горло, Вера наклонилась, обняла напарника и, невзирая на сопротивление, потянула за собой. Странное дело: она боялась его, боялась за него, боялась зверя с окровавленной пастью — но теперь страх придавал ей силы. Привычно наглаживая Кирилла по волосам и плечам, нашептывая ласковую бессмыслицу ему в ухо, Вера настойчиво увлекала упиравшегося темполога к лестнице.