Ветер Севера. Риверстейн.

Ранняя осень в приграничье не золотая, а все такая же зеленная от хвои. Лишь редкие осины и дубы горят красным и желтым. И белый цвет, мелькнувший между темными стволами, удивил меня. Я вгляделась в чащу, которая казалась непроходимой. Можжевельник и ползучий хвощ так оплели ели, что образовали живую и колючую преграду, преграждая путь. Я осторожно потянула на себя одну из ветвей и заглянула в образовавшееся окошко. Так и есть, за колючками что-то белеет. Мне даже удалось рассмотреть белую колону, увитую вьюнком и дикой розой.

Закатав рукава и подвернув подол, я ринулась на колючую преграду, радуясь возможности отвлечься и не думать. Я изодрала руки в кровь, порвала платье, но все же смогла проделать "окошко" достаточное, чтобы пролезть. И грязная, потная, разлохмаченная выползла с другой стороны живой изгороди, на круглую полянку.

То, что я приняла за каменные колоны, оказалось деревьями. Я удивленно провела рукой по белоснежной, шершавой коре. Она была теплой, живой. Деревья росли по кругу, столь ровному, что не верилось в их случайное, природное происхождение. Кроны с узкими листочками смыкались в центре круга, переплетались ветвями столь плотно, что почти не пропускали внутрь осенний свет.

Я перебрала нерешительно босыми ногами и опасливо скользнула в этот странный "круг". И зажала рот рукой, испуганно прислонившись спиной к белому стволу.

Земля в "круге" была безжизненной, мертвой, ни одна травинка не росла здесь, не нарушала ровную черноту, слегка присыпанную узкими сухими листочками. В центре лежал камень. Плоский и широкий, как стол. Пустой. Вызывающий дикий звериный страх. И еще здесь был запах. Ужасный, стойкий запах разложения и мертвечины. Белые деревья, навсегда сплетенные ветвями, тихо роняли тонкие листья, и они долго, нехотя кружили в воздухе, словно еще надеясь вернуться ввысь и не желая умирать на страшном плоском камне.

Мне показалось, что белые деревья плачут.

Я выскочила из "круга", с трудом подавляя рвотные позывы. За белыми стволами спокойно и вкусно пахло лесом, влажный мох приятно холодил ноги. Я жадно втянула воздух и опрометью бросилась к колючей ограде, проползла под нею и кинулась в лес...

Как же я забыла об этом? Или детская моя память не пожелала сохранить воспоминания о том дне и вычеркнула его из моей головы напрочь?

Я оглянулась на здание приюта, поправила платок и решительно зашагала к пролому в стене. Туман вяло, нехотя расступался передо мной. Я прошагала двор насквозь, никого не встретив. Не удивительно, сегодня Ночь Исхода, уже с утра в Риверстейне закрыты все ставни, а обитатели послушно кладут поклоны в нижнем зале под чутким наблюдением Аристарха.

Утром я проснулась еще до тревожного звона колокола, наспех умылась, натянула коричневый балахон вместо синего платья, кожух, укрыла платком волосы и побежала во двор, стремясь успеть до того, как коридоры приюта заполнятся послушницами, запахом горящих еловых ветвей и песнопениями.

Я чуть постояла у дверей общей спальни, в которой спала Ксеня. И... прошла мимо.

Поколебалась у трапезной, раздумывая, не зайти ли к Авдотье. Но потом вспомнила, что Ночь Исхода принято встречать на пустой желудок, а день проводить в посте и молитве, поэтому в трапезной сегодня будет пусто. А кухарка, наверняка, проведет этот день с любимым, укрывшись за надежными стенами нового дома.

Так что я вышла из Риверстейн одна и окунулась в туман...

... и сейчас я торопливо шагала к пролому, уже привычно обходя ворота, хотя почему-то была уверена, что никто меня не остановит, даже если пройду через них. Еле различимое солнце медленно ползло вдоль горизонта. Если я не успею вернуться до того, как его диск зависнет над башней, за стены приюта мне уже не попасть. Двери и окна закроют наглухо, и хоть стучи, хоть кричи — никто не откроет.

Приподняв юбку, я с разбега нырнула в снег за каменной оградой. И провалилась почти по пояс! Взвизгнув, я забарахталась, вылезая из сугроба. Эх, все же стоило идти через ворота! Там хоть дорожка расчищенная имеется, а здесь снега навалило.

Кое-как я выбралась и шагнула к деревьям, где снега было значительно меньше. Тяжелая ткань платья намокла и противно липла к ногам, а потом, прихваченная морозцем, повисла тяжелым куском.

Я досадливо поморщилась и завертела головой. В какой стороне белые деревья? И смогу ли найти их через столько лет? А главное, даже если и найду, что делать дальше?

Отбросив сомнения, я решительно двинулась в чащу, благо под густыми, плотно стоящими елями снега почти не было. "До места доберемся, на месте разберемся" — так всегда говорила Ксеня. А она смелая и решительная, мне всегда хотелось быть на нее похожей. И сейчас я решила поступить так же.

Образ подруги снова отозвался в груди болью, и я сжала зубы, закусила губу почти до крови, чтобы не расплакаться. "Нельзя думать... нельзя вспоминать... нельзя чувствовать. Нужно просто найти эти деревья!"

Я ушла уже довольно далеко, но стволы так и не мелькнули впереди. Заблудилась? Ошиблась? Завертела головой. Закрыла глаза. Тогда, в прошлом, была ранняя осень, и лес был светлым, звонким. Сейчас, в начале зимы, он стоял хмурый и суровый. Замерзший. Склонял темные головы сосен в угрюмом неодобрении. Наблюдал настороженно.

Я прислушалась. Показалось или, правда — плач?

Я тревожно заметалась под деревьями, проваливаясь в снег. Ботинки уже полны талой воды, стыло чавкают... руки заледенели, в груди тяжелым комом разливается усталость. У локтя медленно, лениво разгорается метка Аргарда. И тоска... Сразу накатила тоска, заметались в голове воспоминания: жуткие, страшные, обидные, злые... Иссушающие. Лишающие сил.

Я в отчаянии вскинула голову, как в детстве, оперлась замерзшими ладонями о шершавый ствол.

— Помоги...

Лес глухо заворочался, зашептался. А потом словно откликнулся, и я почувствовала, как потекла в пальцы живая сила. Немного, но достаточно, чтобы согреть и ободрить меня. И Аргард утих, змея затаилась на моей руке.

Я благодарно прислонилась щекой к сосне и поблагодарила.

И решительно двинулась в сторону зари, теперь я точно знала, где искать круг с белыми стволами.

* * *

Оказывается, я была совсем рядом. Живая изгородь за прошедшие годы разрослась, стала еще гуще, так плотно переплетаясь колючками и ветками, что стала непроходимой стеной, высотой в два человеческих роста. Я покусала губы, рассматривая ее и не представляя, как преодолеть эту преграду. Так ничего и не придумав, я пошла вдоль "стены", надеясь найти в ней прореху.

И тут снова услышала плач. Я замерла. Не показалось! Там за стеной кто-то жалобно и тоскливо хныкал...

Я рванула к изгороди. Сорвала с головы платок, обмотала руки и со всей силы потянула на себя колючие ветви! Старалась не ломать, а лишь приподнять, распутать, проредить, но ветви упруго сопротивлялись, хлестали по рукам и лицу. От усилий мне стало жарко, я тяжело дышала, но все же смогла проредить изгородь, образуя лаз у самой земли, в истоптанном снегу.

И, цепляясь одеждой, ужом проползла под колючками.

За "стеной" вскочила, озираясь.

Белые деревья были мертвы. Я поняла это сразу, с первого взгляда. Они не уснули зимним сном, чтобы налиться по весне живым соком, они замерли навечно, так и не разъединив сплетенные над центром круга сухие ветви. Я положила ладонь на белоснежный, покрытый изморозью ствол. Ледяной. Безжизненный. Кто и почему создал этот круг много лет назад, и отчего все шесть деревьев засохли, словно одновременно, я не знала.

Осторожно шагнула внутрь. Запах разложения ударил в нос, и я непроизвольно зажала его ладонью.

— Спасите...

Я ахнула и кинулась к скрючившейся на плоском камне фигурке. Маленькая девочка лежала, поджав под себя ноги, зажимая ладонью рану в животе. В широко распахнутых голубых глазах застыла боль.

— Рокси! Тихо-тихо, маленькая, я помогу, не бойся, — зашептала я, осторожно разводя ее руки.

В глазах девчушки плескалась боль пополам с ужасом, она скулила, как щенок, сворачивалась, закрывая рану. Мне казалось, что она даже не понимает кто я.

— Тише, маленькая, не бойся, не бойся меня...

Я отвела ее перепачканные кровью ладошки, девочка вскрикнула и потеряла сознание. Я в смятение осмотрела рану: глубокий порез под ребром, и кровь... Столько крови!

Закусив губу, я положила обе ладони на рану и закрыла глаза. Тогда, с драконом у меня получилось, а сейчас — просто обязано! Но сила утекала в пустоту, кровь все так же толчками заливала рану. Если девочке не помочь немедленно, она не выживет! Почему же у меня не получается хоть чуть-чуть залечить рану?

Я растерянно осмотрелась. Сквозь плотно сцепленные над головой ветви почти не проникал свет солнца, стылый полумрак лежал в круге у белых стволов. От ужасного трупного запаха меня мутило.

* * *

Надо вынести отсюда Рокси. Это место создано, чтобы забирать жизнь, слишком много крови здесь пролито, слишком много душ ушло в мир теней. И магия исцеления здесь бессильна.

Я резко задрала свой подол и рванула ткань нижней рубашки, с треском раздирая ее на длинные полоски. Осторожно обернула вокруг тела Рокси, останавливая кровь, и приподняла девочку. Она не очнулась. Я, пошатываясь, двинулась прочь из круга, страшась даже думать о том, что уже слишком поздно...

Морозный воздух за белыми стволами ударил в лицо и освежил голову. Мысли прояснились. Я аккуратно опустила девочку на снег и снова положила ладони на рану. Сосредоточилась. Сила заколола пальцы, растеклась теплом. Глухо заворочался, просыпаясь, Аргард. Я не обратила на него внимания, плотнее прижала руки к телу Рокси, толчками отдавая ей жизнь, заставляя края раны сдвинуться, потянуться друг к другу, закрыться.

Лес встревожено шумел над головой, ели склонялись ко мне, тянули ветви, что-то говорили... За живой изгородью заворочалось что-то большое, темное. Волк? Медведь?

— Эй, есть там кто? — раздался снаружи неуверенный голос.

Я вскинулась.

— Данила! Данила, мы здесь! Там есть лаз, у земли! Скорее...

Данила за колючими кустами завозился, ругнулся и пролез внутрь, оставляя на ветках изрядные куски своего овчинного тулупа.

— Ветряна? Что ты здесь... Ах, ты ж...

И осекся, замолчал, нахмурился. Без слов кинулся к нам, схватил худое запястье Рокси, стремясь нащупать слабый ток крови.

Я наблюдала за ним без сил. Даже подняться не могла, так и сидела в снегу.

— Жива! — радостно выдохнул Данила, и я тоже вздохнула. Больше всего я опасалась, что опоздала.

Парень осторожно убрал окровавленные куски моей нижней рубашки, которыми я стянула рану девочки, и осмотрел кожу. Рана была. Моих сил не хватило, чтобы излечить ребенка полностью, но не столь глубокая и длинная, как раньше. При должном уходе Рокси поправится.

— Ветряна, ты ее залечила? Сама-то как? Выглядишь паршиво.

Он стянул с себя тулуп, осторожно закутал Рокси.

Я слабо улыбнулась.

— Нормально...

— Ага, вижу. А... Ксеня с тобой?

Я мотнула головой.

— Ясно, — разочарованно протянул Данила и посмотрел на "круг". — Я это место во сне сегодня увидел. И девочку. С самой зари в соснах плутаю, найти пытаюсь. А если бы ты меня не позвала, так и не нашел бы.

— Там жертвенник, — я слабо махнула рукой, — тот самый. Думаю, там и убивали детей. Запах разложения просто с ног сбивает. Лорд Даррелл говорил, так бывает в месте, где отняты невинные души. Ужасное место. Надо идти в приют, холодно, не знаю, сколько Рокси там пролежала, на стылом камне. Помоги мне.

Я, пошатываясь, поднялась. Данила подскочил, осторожно поднял Рокси на руки. А я растерянно оглянулась. И куда теперь? Тащить раненную девочку через узкий лаз под колючими кустами? Немыслимо... А что же делать?

— А как Рокси вообще сюда попала? — только сейчас сообразила я. — Вряд ли она шла через лес.

— Она через туннель прошла, — уверенно ответил Данила, — как и все остальные. Сюда ведет подземный ход, я видел во сне.

— Подземный ход!

Я застыла, размышляя. Ну конечно. И есть только одно место, откуда он ведет. Риверстейн.

— Данила! Ты знаешь, где вход? Через изгородь с девочкой нам не пройти, да и по лесу — тоже. К тому же, наставницы уже закрыли двери, сегодня Ночь Исхода. Одна надежда на туннель.

— Ага... А если там этот монстр нас поджидает?

— Выбора все равно нет. Рокси надо перевязать и согреть. Да и мы здесь до утра вряд ли продержимся!

— А если в Пустоши? У меня там снадобья всякие, я разбираюсь, маманя научила!

— А изгородь? Как девочку через нее протащить? И до деревни далеко. Пока дойдем, Рокси кровью истечет!

— Тоже верно, — пригорюнился Данила. — Тогда пошли, вход здесь.

Тяжко вздыхая, парень уверенно обошел "круг" и остановился с другой стороны, где колючая изгородь вплотную подходила к огромным валунам. Данила повертел головой, прищурился.

— Лезь, — скомандовал он.

— Куда?

— Туда! Там вход в туннель. Ну, чего ждешь?

Я недоверчиво на него посмотрела, потом на изгородь. Уцепилась за ветку и... отвела, как оконную завесь! То, что казалось валунами, было темным провалом, заросшим мхом и усыпанным снегом. Мы ступили внутрь, под темные своды туннеля. Я впереди, Данила с девочкой на руках — за мной. Рокси застонала, но не очнулась от своего болезненного забытья.

Через двадцать шагов стало совершенно темно.

— У тебя лучины нет? — шепотом спросила я. Парень хмыкнул.

— Подержи девочку... сейчас.

Он что-то пробормотал, щелкнул пальцами. Над головами у нас загорелся ровным серебристым светом светящийся шарик. Я восхитилась.

— Молодец! А у меня в туннелях ничего не получается. Да и вне туннелей не особо. А сейчас, когда Силы отдала, и вовсе пустышка, — я пошатнулась и быстро отвернулась, чтобы Данила не заметил залившую мое лицо бледность. Он не заметил.

— Я же говорю, у меня способности! — гордо сказал парень и покраснел. — А вообще, светоч — это легко. В школе его первым делом учат.

— А у меня и он не выходит, — рассеянно сказала я. — Наверное, у меня способностей нет.

— Ага, нет! А девочку залечила... ну, почти. И даже без посвящения Источнику. А без посвящения целителей вообще не бывает, ты знаешь? Чтобы отдать Силу, надо посвящение пройти и долго учиться. Потому что наше нутро сопротивляется и Силу бережет.

— Да? Я не знала... Думала, все так умеют, — удивилась я.

— Ага, если бы. Тогда в Подлунном мире вообще проблем бы не было! И жили бы все вечно! Так нет же, маги долго живут, но умирают и в сражениях, и от болезней, и от бедствий всяких. В школе есть предмет "Целительство", его все изучают. И в легких случаях многие могут помочь: царапину там затянуть, от хворобы вылечить, вывих или растяжение поправить. Хотя это и без Силы можно. Вон, маманя без всякой магии справляется. Но вот что-то серьезное уже требует большой отдачи Силы, а нутро противится, это закон природы, как бы... Она так придумала, чтобы Сила сохранялась, не расплескивалась, понимаешь? Целителям себя ломать приходится, супротив природы переть, чтобы Силу отдать.