Евангелие от Егория

И вот он уже под­хо­дит к до­му сво­ему, весь в пы­ли, в лох­моть­ях, что ос­та­лись от его пре­ж­де рос­кош­ных одежд. И тут уви­дел его отец его и, обе­зу­мев от ра­до­сти, по­бе­жал на­встре­чу сы­ну сво­ему, под­бе­жав же пал ему на шею и це­ло­вал его. Сле­зы тек­ли по ще­кам ста­ри­ка, за­сти­лая ему гла­за. Сын же ска­зал ему:

— От­че! Я со­гре­шил пред то­бою... Но все же по­зволь мне на­зы­вать­ся сы­ном тво­им, хо­тя я то­го и не­дос­то­ин...

— Сын мой еди­но­кров­ный! Да раз­ве мо­жет быть для ро­ди­те­ля ра­дость боль­шая, чем воз­вра­ще­ние блуд­но­го сы­на, вер­нув­ше­го­ся в ло­но от­че­го до­ма!

И отец, ко­то­ро­го рас­пи­ра­ла ра­дость от­то­го, что вер­нул­ся, на­ко­нец, сын так дол­го не­ве­до­мо где про­па­дав­ший, ска­зал ра­бам сво­им: "При­не­си­те луч­шую оде­ж­ду сы­ну мо­ему воз­люб­лен­но­му и одень­те его, и дай­те пер­стень дра­го­цен­ный на ру­ку его, и обу­вью из луч­шей ко­жи обуй­те но­ги его!" По­том ве­лел он за­клать луч­ше­го из мо­ло­дых тель­цов для празд­нич­ной тра­пе­зы:

"Бу­дет се­го­дня ве­ли­кий празд­ник, ибо вер­нул­ся мой сын, ко­то­рый про­па­дал дол­го, но на­шел­ся! Есть у нас по­вод ра­до­вать­ся и ве­се­лить­ся!"

И при­го­то­ви­ли слу­ги вся­че­ских яств и хмель­ных на­пит­ков, и раз­го­ре­лось ве­се­лье в до­ме. И сно­ва по­чув­ст­во­вал се­бя млад­ший сын глав­ным в до­ме, от же­ла­ния ко­то­ро­го за­ви­се­ло все, ибо отец его все­гда, всю его жизнь был его ра­бом.

Стар­ший же сын был в это вре­мя в по­ле, где ра­бо­тал, как все­гда, в по­те ли­ца сво­его, вос­пол­няя в хо­зяй­ст­ве от­цо­вом те бре­ши, ко­то­рые воз­ник­ли из-за тран­жир­ст­ва млад­ше­го бра­та. Ко­гда воз­вра­ща­ясь с по­ля ус­та­лый и ого­ло­дав­ший, при­бли­зил­ся он к от­че­му до­му, то ус­лы­шал пе­ние и ли­ко­ва­ние в до­ме. Умы­вая ру­ки свои по­сле тру­дов пра­вед­ных, спро­сил он од­но­го из слуг, что про­ис­хо­дит. Тот от­ве­тил: "Брат твой вер­нул­ся... Отец твой рас­по­ря­дил­ся уст­ро­ить пир го­рой в честь это­го со­бы­тия и за­ко­лоть от­корм­лен­но­го мо­ло­до­го те­лен­ка на ра­до­стях, по­то­му как сын его мень­шой вер­нул­ся здо­ро­вым и не­вре­ди­мым".

Стар­ший сын осер­чал и не хо­тел да­же вой­ти в дом и сесть к сто­лу. Он по­шел во двор, сел на лав­ку око­ло кле­ти с яг­ня­та­ми и опус­тив го­ло­ву свою на на­тру­жен­ные ру­ки ду­мал над не­спра­вед­ли­во­стью жиз­ни. Вы­шел из две­рей сча­ст­ли­вый отец и стал звать его. Но стар­ший сын ска­зал в от­вет от­цу:

— Я столь­ко лет гну спи­ну, ра­бо­таю, не жа­лея жи­во­та сво­его... Все эти го­ды я ис­ку­паю гре­хи бра­та мое­го пе­ред то­бой, отец. Я ли не слу­жу те­бе че­ст­но и бес­ко­ры­ст­но и ни­ко­гда не пре­сту­паю ни од­но­го при­ка­за­ния твое­го? Но я ни ра­зу за все эти го­ды, не был удо­сто­ен и ма­ло­го коз­лён­ка, что­бы мне хоть не­мно­го по­ве­се­лить­ся с друзь­я­ми мои­ми по­сле тру­дов мо­их... Бра­ту же мо­ему, про­мо­тав­ше­му по­ло­ви­ну име­ния твое­го с блуд­ни­ца­ми да про­пой­ца­ми, как толь­ко тот вер­нул­ся, ты уст­ро­ил пир на весь мир, за­ко­лов для не­го те­лен­ка!..

Не о люб­ви от­чей про­шу я, а о спра­вед­ли­во­сти...

— Сын мой! — от­ве­тил отец. — Ты все­гда со мною. А вот брат твой буд­то был мертв и ожил, про­па­дал и на­шел­ся.

Мол­ча­ли апо­сто­лы по­сле сей прит­чи. Вро­де все так, а что-то вро­де не так. Опять эти прит­чи! Ну, кто их ура­зу­ме­ет? Как по­нять эту прит­чу? В чем же мо­раль ее? С од­ной сто­ро­ны, вро­де бы отец прав, об­ра­до­вав­шись, что вер­нул­ся жи­вой и не­вре­ди­мый сын, кое­го уже и не чая­ли уви­деть. Но вро­де и стар­шой сын прав: нуж­но же ка­кая-ни­ка­кая спра­вед­ли­вость! Ко­му бо­лее на­до воз­дать — тру­же­ни­ку или трут­ню?.. Хо­тел бы­ло, как обыч­но, встрять с во­про­сом Фо­ма, да Петр одер­нул его за ру­кав.

Иу­да же по­дой­дя к Ии­су­су по­ло­жил ру­ку ему на пле­чо и, стоя спи­ной к ос­таль­ным, про­шеп­тал, что­бы ни­кто из апо­сто­лов его не ус­лы­шал:

— Ии­сус, по-мо­ему, твоя прит­ча про­ти­во­ре­чи­ва... Сле­пая лю­бовь к млад­ше­му — не есть по­вод для вос­хва­ле­ний, а уж пред­поч­те­ние тран­жи­ры-празд­но­люб­ца пе­ред ли­цом ис­тин­но­го тру­дя­ги — это во­об­ще ни в ка­кие во­ро­та не ле­зет...

— Да, не­ле­по по­лу­чи­лось... Не знаю уж, по­че­му эта прит­ча во­об­ще мне в го­ло­ву при­шла. Мне эту прит­чу еще мать рас­ска­зы­ва­ла, ко­гда я был со­всем ма­лень­ким. Я о су­ти этой прит­чи и не за­ду­мы­вал­ся ни­ко­гда...

ИС­ЦЕ­ЛЕ­НИЕ ДО­ЧЕ­РИ ХА­НА­НЕ­ЯН­КИ

И хо­дил Ии­сус со свои­ми уче­ни­ка­ми по всей Га­ли­лее, уча в си­на­го­гах, про­по­ве­дуя Цар­ст­вие Не­бес­ное, и ис­це­ляя вся­кую бо­лезнь и не­мощь в лю­дях. При­го­ди­лись ему зна­ния, по­лу­чен­ные в Гре­ции от Фе­ми­сток­ла. Осо­бен­но уда­ва­лось ему ле­че­ние так на­зы­вае­мых "бес­но­ва­тых" — при­па­доч­ных и лу­на­ти­ков. То, что лю­дям ка­за­лось по­ро­ж­де­ни­ем сил бе­сов­ских, он из­ле­чи­вал лег­ко, зная азы пси­хо­те­ра­пии.

И ва­ли­ли к не­му тол­пы на­ро­да, на­де­ясь на чу­до. Ии­сус, ле­ча, не де­лал по­спеш­ных за­яв­ле­ний: он сна­ча­ла ос­мат­ри­вал не­мощ­ных и боль­ных, де­лал ди­аг­но­зы, де­ля про се­бя всех на из­ле­чи­вае­мых и не­из­ле­чи­вае­мых, а по­том при­ни­мал­ся ле­чить тех, ус­пех ле­че­ния ко­то­рых был фак­ти­че­ски пред­ре­шен. И с ле­че­ни­ем он не то­ро­пил­ся, де­лал все не спе­ша и с убе­ди­тель­ной для всех уве­рен­но­стью.

Ес­ли же по­па­дал­ся кто-то с тя­же­лей­шей не­из­ле­чи­мой бо­лез­нью, то он от­сы­лал та­ко­го ли­бо к ка­ко­му-ни­будь свя­то­му мес­ту на мо­ле­ние, ли­бо го­во­рил, что боль­но­му нуж­но две не­де­ли пить пар­ное ко­зье мо­ло­ко от ко­зы, у ко­то­рой ро­дил­ся один свет­лень­кий и один тем­нень­кий коз­ле­но­чек. А по­ди сы­щи та­кую ко­зоч­ку! Но на­де­ж­да есть! Ии­сус пом­нил, че­му учил его Фе­ми­стокл: "Ес­ли не мо­жешь вы­ле­чить, то дай хо­тя бы на­де­ж­ду. Она ли­бо спа­сет боль­но­го, ли­бо хо­тя бы об­лег­чит по­след­ние дни его".

Во вре­мя од­ной из про­по­ве­дей по­до­шла к Ии­су­су жен­щи­на и по­про­си­ла его из­ле­чить дочь ее, ко­то­рая бы­ла тя­же­ло боль­на: одер­жи­ма та бы­ла не­чис­тым ду­хом, как го­во­ри­ли лю­ди. Бы­ла у де­воч­ки па­ду­чая бо­лезнь, а вре­ме­на­ми она впа­да­ла да­же в бес­па­мят­ст­во, и изо рта ее шла бе­лая пу­зыр­ча­тая пе­на. При­па­ла та жен­щи­на к но­гам Ии­су­со­вым, при­чи­тая и умо­ляя его ис­це­лить ее доч­ку. По не­обыч­ной яр­кой оде­ж­де и по силь­но­му ак­цен­ту жен­щи­ны, по­нял Ии­сус, что она языч­ни­ца. Она, и вза­прав­ду, ока­за­лась ро­дом ха­на­не­ян­ка. По­смот­рел на нее Ии­сус да­же не­мно­го брезг­ли­во и ска­зал:

— Жен­щи­на! Не­у­жто ты ду­ма­ешь, что я бро­шу хлеб псам, пре­ж­де, чем на­корм­лю де­тей сво­их?!

— Сде­лай, как она про­сит, — ста­ли про­сить его уче­ни­ки, — а то она так и бу­дет ид­ти за на­ми и во­пить всю до­ро­гу!

— По­слан я толь­ко к по­гиб­шим ов­цам до­ма Из­раи­ле­ва. — Ии­сус от­ве­тил на это. — Не­хо­ро­шо взять хлеб у де­тей и бро­сить его псам.

Но жен­щи­на ока­за­лась не из про­стых — па­лец в рот не кла­ди! Встав с ко­лен в не­ко­то­ром изум­ле­нии, ес­ли да­же не в не­го­до­ва­нии, она, ост­рая на язык и со­об­ра­зи­тель­ная, от­ве­ти­ла до­воль­но дерз­ко, чем по­верг­ла Ии­су­са в не­удоб­ное по­ло­же­ние:

— Уж не знаю, что и ска­зать те­бе, мил че­ло­век, но не до­б­ру ты учишь! Ко­ли при­пом­нишь, то и псы не ос­та­ют­ся го­лод­ны­ми под хо­зяй­ским сто­лом, хоть кро­хи, но и им дос­та­ют­ся!

Тут Ии­сус по­чув­ст­во­вал бу­к­валь­но жже­ние где-то в об­лас­ти за­тыл­ка. Обер­нув­шись, он уви­дел Иу­ду, смот­рев­ше­го на не­го с глу­бо­кой уко­риз­ной. Опом­нил­ся Ии­сус, осоз­нав, что не то и не так от­ве­тил на моль­бы ха­на­не­ян­ки. И ска­зал тут Ии­сус:

— Про­сти ме­ня жен­щи­на, не хо­тел я оби­деть ни те­бя, ни род твой. Ви­жу, что ве­ли­ка ве­ра твоя, а по­се­му да бу­дет те­бе по же­ла­нию твое­му. Под­ве­ди ко мне дщерь твою.

И воз­ло­жил Ии­сус ру­ку на го­ло­ву до­че­ри той жен­щи­ны, по­том при­сел на кор­точ­ки пе­ред де­воч­кой и, про­дол­жая дер­жать ру­ку свою на ее те­меч­ке, ска­зал ей:

— Ты здо­ро­ва! Ты здо­ро­ва! У те­бя ни­ко­гда боль­ше не бу­дет жес­то­ких при­пад­ков: я из­гнал бе­са из те­бя. Ес­ли же он еще ко­гда при­бли­зит­ся, то ты и мать твоя да об­ра­ти­те ли­ца свои в сто­ро­ну Ие­ру­са­ли­ма и да про­из­не­си­те мо­лит­ву сию: "От­че наш, су­щий на не­бе­сах! Да свя­тит­ся имя твое. Да при­идет цар­ст­вие твое. Да бу­дет во­ля твоя и на зем­ле, как на не­бе! Хлеб наш на­сущ­ный дай нам днесь. Про­сти нам гре­хи на­ши, ибо и мы про­ща­ем вся­ко­му долж­ни­ку на­ше­му... И не вве­ди нас в ис­ку­ше­ние, но из­бавь нас от лу­ка­во­го. Аминь!"

Вряд ли за­пом­ни­ла ха­на­не­ян­ка этот текст. Но ведь не это глав­ное! Глав­ное, что за­па­ло ей в ду­шу, что на­до про­сить Гос­по­да, ко­гда те­бе что-то по­за­рез нуж­но, а сло­ва она са­ма под­бе­рет, да еще, мо­жет, бо­лее при­ли­че­ст­вую­щие слу­чаю!

По­бла­го­да­ри­ла жен­щи­на Ии­су­са, об­ня­ла на про­ща­ние по-ма­те­рин­ски и са­ма бла­го­сло­ви­ла его, как род­но­го сы­на. Ко­мок за­стрял в гор­ле Ии­су­са, не смог ни­че­го от­ве­тить он ос­ча­ст­лив­лен­ной ма­те­ри. И он впер­вые по­нял глу­би­ну той ис­ти­ны, ко­то­рую сам же ве­щал лю­дям: по де­лам, а не по сло­вам ва­шим су­ди­мы бу­де­те!

И де­воч­ка улыб­ну­лась ему в от­вет свет­лой улыб­кой, и по­нял Ии­сус, что по­ве­ри­ла ему, а ведь это и есть за­лог ус­пеш­но­го ис­це­ле­ния от бо­лез­ни, одо­ле­вав­шей ее. Так слу­чи­лось вза­им­ное бла­го: мать об­ре­ла ис­це­ле­ние до­че­ри, а Ии­сус еще од­ну ду­шу при­об­щил Гос­по­ду. И был бла­го­да­рен Ии­сус Иу­де за тот об­жи­гаю­щий взгляд осу­ж­де­ния, ко­то­рый по­мог бы­ст­ро ис­пра­вить ошиб­ку и по­мочь до­че­ри жен­щи­ны— ха­на­не­ян­ки.