Только тогда у нас появилась возможность перевести дух, и я понял, что метель улеглась, небо расчистилось и начинает светать.
Нас опять проводили до полицейского управления, и сеньор Тристе был так любезен, что лично засвидетельствовал сеньору Орсо, что гражданин ди Ландау оказал следствию неоценимую помощь.
Глава полицейского управления всё ещё (или уже?) был на работе. Его чёрная шевелюра выглядела встрёпанной ещё больше, как будто он вовсе не ложился спать. Доброты это ему не добавило и сходство со злобным и голодным медведем-шатуном стало ещё больше.
Он совершенно не собирался показывать, как доволен исходом дела, поэтому рычал на ди Ландау ещё громче, чем прошлым вечером. У моего подопечного было на диво благостное настроение, и он не огрызался, только пил горячий кофе и молчал.
Сеньор Орсо сказал, что (так и быть), штрафовать молодого эксперта он не будет, а так же у полиции не будет никаких претензий. Протокол будет подшит к делу об агарце и пойдёт в работу к следователям.
-Теперь им придётся пересматривать всё дело, доказательств будет более чем достаточно, — довольный прете Эрнесто усмехнулся и вдруг издал странный звук.
По сути это было некая вариация "хо-хо-хо", но прозвучало глухо и жутко, как будто в огромной бочке поселился настоящий призрак или очень ехидная сова. Мы с ди Ландау едва не выронили чашки. У сеньора Орсо нервы были покрепче, хотя, возможно, он уже был знаком с этой особенностью священника.
Увидев наши удивлённые лица, шеф полиции только усмехнулся. Он глянул на часы, висящие над столом, и нахмурился:
-Хватит уже тут рассиживаться! Валите отсюда оба, пока я добрый. Показания дадите потом.
Ди Ландау не сразу сообразил, за что его выгоняют из тёплого управления и отнимают кофе и галеты. Мне показалось, что он готов вступить в неравный бой с превосходящими силами противника ради тепла и еды, и пришлось напомнить напарнику, что сегодня его ждёт защита показаний.
-Божий суд! — внезапно вспомнил молодой эксперт и подорвался с места. — А разве теперь в этом есть необходимость?
-Это не то, что можно просто так взять и отменить. Ты сам на это подписался, — злорадно сказал сеньор Орсо.
-И вообще, суд должен быть не только справедливым, но и выглядеть таковым, — добавил сеньор Тристе. — Если выиграете бой, значит, ещё и Богу угодно, чтобы всё завершилось именно так, не только людям.
-Всё уже завершилось! — попытался жалобно вякнуть ди Ландау и наложить лапу на остатки галет, но был жестоко выдворен этими двумя на холодную улицу.
Всю дорогу до здания суда он изводил меня претензиями по поводу работы наших правоохранительных органов. Я только глубокомысленно кивал, слушая, как его страшно обидели, впрочем, даже не намекая ему, что жаловаться он начал, как только оказался на достаточном удалении от полицейского управления, чтобы злой сеньор Орсо уж точно его не узнал, какими словами кроет его сердитый маг.
Поединок был назначен на десять утра, мы как раз успевали обойти здание, принадлежащее карабиньерам, и оказаться на пьяцца ди Форо. Леджиста Юфия уже ждала нас на мраморных ступеньках суда.
Она с подозрением покосилась на нас, повела носом, но промолчала. Пока мы шли, я успел разглядеть наши отражения в окнах. Что я могу сказать... Ночь беготни, боёв и похода по канализации не лучшим образом сказалась на нашей внешности. У моего напарника под глазами пролегли тёмные круги. Неудивительно, что у неё возникли вопросы, но сдержанная женщина решила попридержать их до окончания боя.
Признаться честно, я ожидал чего-то большего.
Божий суд... Одно это слово вызывает в воображении арену, заполненную зрителями, священников и судей в торжественных одеждах, поединщиков в классических боевых доспехах и кожаных саналиях. Нечто такое, что сродни религиозным мистериям, проводимым в храмах. Реальность оказалась гораздо проще.
Нас провели в довольно большое помещение, с холл нашего Министерства. Часть комнаты была огорожена барьером, где моего напарника уже ждали арбитр и противник, ничем не примечательный человек с дружелюбным лицом и строением тела, напоминающий моего напарника. Видимо, поединщика подбирали максимально похожего на персону, бросившую вызов правосудию. На мой взгляд, это было справедливо.
Оба мужчины удивлённо посмотрели молодого эксперта, но тоже воздержались от комментариев. Самое главное — он явился на поединок, значит, готов к бою, а уж состояние поединщика — исключительно на его совести.
Ди Ландау помогли переодеться в защитный доспех, вроде тренировочного, разрешили выбирать любой меч из пяти легендарных клинков. Кто-то очень внимательно ухаживал за этим оружием: ни единого пятнышка грязи или ржавчины не было на простых стальных лезвиях. Так же на руках бойцов закрепили браслеты Малых Оков. Магию на Божьем Суде с некоторых пор (с тех самых, как Арена была разрушена) было использовать запрещено, конечно, само здание гасило любую мистическую силу, но перестраховщик-арбитр настоял на браслете, чтобы уж точно.
Мужчинам на всякий случай повторили правила поединка: до первой крови. Так же автоматически проигрывает упавший и не смогший подняться или потерявший оружие. Ди Ландау будет считаться победителем при соблюдении всех условий или если продержится против соперника десять минут. Песочные часы для отсчёта времени были у арбитра в руках.
Последним приготовлением было вознесение молитв к Королю-Дракону и его святым. Ди Ландау и его противник зажгли наполненные маслом лампады, и каждый произнёс свои слова. Судейский взывал к Джустиниано, одному из первых правителей, оформившему правовые кодексы. Благодаря его имени в нашем языке появилось слово "джустиция", что значит "справедливость". Мой напарник привычно позвал в свидетели Реджину Бергентскую.
Двое вошли на площадку, остальные, и я в том числе, остались за барьером. Помимо арбитра и леджисты, присутствовали ещё наблюдатели и свидетели, которые потом должны были подтвердить, что поединок проходил честно.
Зрители расселись, бойцам дали отмашку.
Маг и его противник вежливо поклонились друг другу, следуя ритуалу. И буквально через несколько секунд все поняли, насколько ди Ландау слабее судейского. Во-первых, неудобное оружие не давало ему двигаться так, как ему хотелось и как он привык, во-вторых, человек стоящий напротив него был отнюдь не простаком, а мастером своего дела, в-третьих, ночная беготня и перерасходованная сила заметно сказались на самочувствии моего подопечного. Полминуты он честно пытался контратаковать, но его быстро загнали в глухую оборону и заставили отступать.
Если бы только мы могли отказаться от поединка или перенести его... Думаю, ди Ландау выступил бы намного лучше, будь он сытым и отдохнувшим. Но Божий Суд на то и Божий Суд: готов ты или не готов, отвечай за свои слова. Откажешься драться — проиграешь!
В зале висело гробовое молчание, слышался только лязг клинков и хриплое дыхание молодого эксперта, которого загнали в угол.
Оставались считанные мгновения до того, как он получит первую (и последнюю рану), будет смят и опрокинут, станет проигравшим. Я понял, что мои соединённые в "замок" пальцы свело судорогой от волнения за моего мага, и на мгновение опустил взгляд. Мне не очень-то хотелось смотреть на поверженного напарника, но я был вынужден снова взглянуть на поле боя, когда сидящие рядом люди с аханьем вскочили на ноги и, гомоня, принялись указывать на площадку.
Я успел увидеть только окончание поединка, вызвавшее у меня сильную дрожь по всему телу. Ди Ландау, как-то странно держа меч двумя руками, сделал резкий выпад такой мощи, что рука его противника неестественно вывернулась и его оружие, остро сверкнув в воздухе, упало наземь.
Но не это вызвало такой ажиотаж на трибунах. Над головой и спиной моего напарника медленно гасло белое сияние, своей формой напоминающее женщину в длинном платье. Её руки в перьистых рукавах двумя крыльями взметнулись над юношей и — исчезли...
Да, здание и оба поединщика были закрыты от любой магии. От любой человеческой магии, а вот божественным чудесам без разницы, где случаться. На то они и чудеса.
-Бой окончен. Победитель — сеньор ди Ландау, — объявил арбитр. — Суд считает его показания правдивыми.
Я позволил себе перевести дыхание.
Обычно спокойная и сдержанная сеньора Юфия расчувствовалась до такой степени, что не удержалась и помчалась поздравлять моего напарника прямо на арену. Этот бессовестный поросёнок испортил всю торжественность момента, проворчав:
-Если вы так мной довольны, тогда можете угостить меня завтраком. А то я на ногах с вечера и без хорошей, горячей жрачки!..
Думаю, эту историю стоит тут и завершить.
Разумеется, после Божьего Суда было ещё множество разных событий.
Например, нам двоим влетело от матроны Маргариты за опоздание на работу (ди Ландау за прогул, а мне за то, что не уследил). Или искреннее возмущение моего напарника, узнавшего, что из его ритуального боя в суде все знакомые маги устроили тотализатор. Он громко бурчал, что его не предупредили, а то он поставил бы на себя хорошую сумму. Мне пришлось напомнить ему, что вряд ли бы святая Реджина пришла к нему на помощь, будь он весь в мыслях о наживе и деньгах. Не знаю почему, но я был в этом твёрдо уверен.
Так же чуть позже мы узнали, что дело четы Бьянко завершилось благополучно, но им пришлось покинуть Латану и уехать в безопасное место, где маэстро мог бы продолжить свои исследования. Сеньоры Алиса и её сын поправились и находились в добром здравии.
А ещё через некоторое время мы с напарником, оба, начали осознавать, что Божий Суд был ключевой точкой в карьерном повороте молодого мага в частности и в судьбе в целом. Но это мы поняли не сразу, и об этом, пожалуй, я расскажу в последующих историях.
Конец второй части.
Интерлюдия вторая (после 'Глаза ледяного демона')
Эмилио за Багратиона.
Встретил его впервые?
Ха, такое забудешь. Мне лет восемь было. Я тырил абрикосы в саду Пассеро, как вдруг понял, что меня кто-то за ногу дёргает. Смотрю, внизу стоит какой-то белобрысый заморыш, не старше меня, и сердито глядит.
Меня взглядами не запугаешь. Думаю, слезу, врежу ему как следует, он сам в соплях убежит. Потому что только я могу тырить в Пассеро фрукты. Это была моя территория.
Ага, как же. Стоило оказаться на земле, я так в челюсть получил, что у меня аж молочный зуб вылетел.
И всё это — без единого слова.
Баграт тогда вообще неразговорчивый был. Чуть что просто бил в пятак. Его ребята с улицы столько раз толпой пытались его подловить, но каждый раз ему в лучшем случае только одежду портили да наставляли синяки. Зато все остальные с разбитыми носами и вывихнутыми руками-ногами расползались по углам.
Когда поняли, что этот молчаливый психованный чудик ни за что не уступит и будет драться чуть ли не до смерти, его оставили в покое.
Вот и зря не верите, что он молчал. Я знаю, что сейчас его не заткнёшь. Но тогда он многих здорово этим пугал. Не, ну вы представьте себе, внезапно получить по зубам, но так и не узнать за что! Вдвойне обидно.
Пассеро говорил, что Баграт впервые что-то сказал, когда Лючию увидел. Говорит, ди Ландау стоит, за мамину юбку держится, потому что от Магдалены он сильно робел (и я его тут понимаю!). И тут из соседней комнаты приковыляла малявка. Ей года три было.
Магдалена хотела было свою доченьку взять на руки, чтобы этот ненормальный к ней не лез. А он внезапно как улыбнётся и говорит:
-Милаааашка!
Это вообще было первое слово, которое он в Бергенте сказал. Лючи добрая и доверчивая даже тогда была, как засмеётся, и пошла к нему знакомиться.
И всё — понеслось.
Магдалена пыталась было их разлучить, да куда там! Её доча в такой рёв ударялась, что вся улица спать не могла. Вот казалось бы, Лючи маленькая, тихая, фиалка просто, но когда ей что-то надо, упрямая, как баран! Они с Багратом в этом отношении два сапога пара.
Он тогда везде только с Лючи ходил, а когда она уставала — садил себе на спину. Над ним попробовали было насмехаться. Сами догадаетесь, что случилось? Правильно, насмешники потом по всем переулкам зубы собирали.
В общем, где его белобрысый чубчик было видно, там поблизости была рыжая малявка.
Кстати, отец Ио говорил, что Баграт с самого детства был колдуном. Вот только свою магию на людях он никогда не применял. Ну, только когда мальчишки просили его наморозить чего-нить, чтобы сок охладить, или костёр зажечь, когда мы на острова и в гроты ночевать ходили. Тогда — да, но не на людях. Говорил, что ему мама не разрешает. К тому времени над этими его закидонами с мамочкой уже никто не смеялся. Кому охота с разбитым носом ходить?
Говорят, он только один раз нарушил это своё правило. Тогда у Пассеро были какие-то тёрки с пиратами и контрабандистами. Те поймали его дочку, чтобы оказать на него давление. Только эти придурки заодно и Баграта схватили, типа, чего десятилетний пацан может сделать. Пассеро только сговорчивее будет.
Ну, вот итог — три трупа и восемь покалеченных мужиков. Причём у всех кости переломаны были чуть ли не в труху. Примерные детки, пропустив обед из-за бандитов, пришли ровно к ужину и сообщили офигевшим родителям, где валяются их похитители. Понятное дело, и полицию, и церковников подняли на уши.
Отец Ио с Багратом потом очень долго беседовал, пытался повлиять. Кому хочется знать, что с ними в одном городе растёт малолетний психопат-маньяк.
Этот придурок смотрел-смотрел на отца Ио и говорит:
-Они к Лючи лезли и хотели её обидеть.
Падре потом признался, что ему аж поплохело, такой взгляд был у пацана. Ему было вообще пофиг на кого бросаться, чтобы защитить своё. Но всё-таки снизошёл до объяснения, мол, священник должен понимать побольше других.
Говорят, до приезда в Бергенту, он с матерью почти год по стране мотался, на всякое насмотрелся, поэтому и стал — слегка с прибабахом. Ещё говорят, что он и мать свою точно так же защищал, как Лючию. Не знаю, правда это или нет, но я в это верю. Он — реально мог.
Поэтому Пассеро обязали учить пацана себя контролировать. Пассеро, бывший пират, вообще не придумал ничего умнее, чем научить его драться. Да ещё как! На ножах!
Смешно сказать, но это помогло.
Баграт начал не только с Лючи и мамой разговаривать, а наши пацаны ему все обзавидовались, когда Пассеро ему ножики подарил. Он их везде с собой таскал и никому в руки не давал даже посмотреть. Так ему и придумали прозвище — Ножик.
Ну, вот. Где-то так. Да.
БАГРАТИОН И ОГНЕННЫЙ ФЕНИКС.
Часть 3.
43
Стыдно признаться, но я захандрил.
Похоже, слишком много факторов совпало вместе и дало негативный эффект: усталость, холод, беготня по подземельям и сверх того — выговор от матроны Маргариты. Я уже упоминал, что по-настоящему хвалили меня редко, но ведь и ругали — почти никогда! Капризы вечно недовольных всем волшебников не в счёт, они всегда найдут к чему придраться.
Вот только матрона Маргарита негодовала и была в своём праве.
