Комета. Два письма

Но это так, мелочи. А так как я одна, то спать мне пришлось урывками, минимум дважды в сутки при смене частот ночь-день, а иногда для контроля по разу в смену или не по разу проверки связи с обязательным радиообменом со всеми положенными уведомлениями и подтверждениями. И это не учитывая довольно активный радиообмен, с которым я заваливала работой наших шифровальщиков, так, что иногда сидящий на смене вызывал в помощь напарника. Через двенадцать дней, когда я в принципе как раз должна была втянуться, и мне должно бы по идее стать легче, у меня произошло обратное, из-за хронического многодневного недосыпа. А спала я все эти дни не больше трёх часов в сутки урывками прямо на рабочем месте, и ни одной ночи в постели в расположении, я заснула стоя, когда ждала у окошечка секретки, чтобы отдать очередную полученную радиограмму. Вообще, это просто несказанное везение, что вырубило меня не во время радиосеанса. Ведь с момента начала передачи или приёма, радисты на радиосеансе как снаряд начавший движение по стволу, передающий не может прерваться и остановиться, а принимающий до окончания передачи и обмена всеми положенными подтверждениями даже на паузы длиннее пяти секунд на ответы не имеет права. Так, что во время работы в эфире хоть Верховный придёт, никто даже головы не повернёт, да и нечего в радиозале посторонним делать. Что там на самом деле было, я не помню, потому, что проснулась я уже в постели раздетая и под одеялом.

И только после этого состоялся серьёзный и вдумчивый разговор с Борисовичем. Ему просто дела не было до меня, сижу себе на смене, в эфире работаю и вопросов не задаю, так и мой предшественник работал. А когда он стал выяснять, то за голову схватился. В результате весь этот день мне отдали на восстановление, а на узел штаба флота передали, что у нас сутки на радиостанции ремонтные работы. Я просто бродила вокруг, изредка вскидывалась начиная судорожно обшаривать взглядом вокруг в поисках обещанных змей, но таковых не было и я снова расслаблялась. Во время своих блужданий ушла на несколько километров, в этот день не было обстрелов и в небе никто не летал. Случайно вышла на часового, который охранял дальнобойную батарею крупного калибра на железнодорожных транспортёрах. Прибежавший разводящий, когда выяснил, кто я и что тут делаю, позвонил к нам на узел и удостоверился в моей личности, ведь документов у меня с собой не оказалось, ну, нет в юбке карманов, а планшет мне по статусу не положен. Какой-то командир, бравый, с чубом из-под козырька фуражки вроде моряк, но в зелёной пехотной форме, пригласил меня в расположение, где я провела с ребятами артиллеристами замечательный вечер. Не было ничего особенного, просто посидели, поели рагу из картошки и зайчатины, которую добыл в силки их батарейный умелец. Ребята распушили хвосты, а я просто сидела и отмокала душой, приходила в себя от многодневной безумной гонки, в которую по глупости сама себя загнала. А потом меня провожали до самого нашего расположения почти половина батареи, по крайней мере, из тех, кто сидел за столом... Если я правильно поняла, я вышла на семидюймовую батарею или только одну из их пушек. Это такая огромная штука высотой больше десяти метров, правда под масксетями я кроме угловатых форм толком ничего не увидела, да и не рвалась, если честно. Но если это такая огромная, то какая тогда платформа с большой двенадцати дюймовой пушкой? Жуть какая-то!... Но эта встреча и отдых среди новых лиц позволил замечательно отвлечься и восстановиться после многодневного изматывающего марафона...

Вообще, связь — удивительная штука. Если она есть, то никого это не удивляет и не считается чем-то из ряда вон, есть и всё, как правая нога, которая есть и мы ей каждое утро не радуемся и не лобзаем её при пробуждении. А вот если вдруг связи нет, тут начинается начальственный Армагеддон, которое почему-то уверено, что чем громче оно кричит и грознее топает ногами, тем быстрее связь появится. При этом его тоже можно понять, без связи оно-командование никакого смысла не имеет, ведь никто просто не узнает его гениальную победоносную волю. Как вы думаете, много ли связистов оказались по результатам войны или даже учений в числе отмеченных и награждённых? (Нет, я уточню, если не считать награждённых на поле боя, в том числе и посмертно, телефонистов, корректировщиков и т.д. Извините, но это не связь командного уровня, это тактическое звено.) Но ещё грустнее статистика тех, кто за срыв связи получил наказания и взыскания. А если вам хватит упорства, то посмотрите на досуге уголовные статьи за что и насколько сажают связистов, вы осознаете удручающую диспропорцию, потому, что за срыв приёма радиограммы высокого уровня срочности, тюремные сроки по минимуму от восьми лет и до расстрела, тогда по логике за обеспечение приёма такой же радиограммы, если не медаль, ну, хоть премию выписать должны, просто для природного равновесия с грозящим в противном варианте наказанием, но никому такое даже в голову не придёт. И если я начну рвать на себе волосы и стенать о том, что это вот такая удивительная и единственная несправедливая планида в нашем мире, то буду не права. В аналогичном положении пусть не с такими жуткими карами и не так гротескно, оказываются почти все обеспечивающие деятельность тех или иных аспектов общества. Как периодически становится модно хаять и высмеивать полицию или милицию с судом и прокуратурой, или медиков и то у них, и другое, а к кому, кроме как к ним побежишь если столкнёшься с проблемами по их профилю?

Вот и у меня, тихо хожу, на смене надев наушники пишу или стучу на ключе и если кто-то из начальников в это время в своём начальственном раже в метре от меня распекает кого-то старательно перечисляя всех его родственников и разные формы и варианты всяческих их пространственных телесных взаимодействий, так, что я едва слышу морзянку, его не остановишь, не попросишь выйти на улицу и не мешать! Его не волнует как, ему просто нужна связь, а ты её хоть роди, хоть укради! Это всё Борисович мне на пальцах старательно объяснял, что я должна обязательно быть на связи с четырнадцати до семи утра, если есть возможность заступить раньше, то это только приветствуется. В семь сразу идти спать, наплевав на всех и стараться выспаться. В это время меня должна подстраховывать Надежда, и если выходит в эфир кто-то из корреспондентов первого списка, то она меня бегом бежит будить, не начиная радиосеанс, а я несусь на узел не заморачиваясь внешним видом и уставами, хоть голышом. В таком режиме, как показало время, был заложен глубокий смысл благодаря многолетнему опыту Борисовича. Конечно, если намечались какие-то движения или операции вроде проводки большого конвоя или какого-то ответственного выхода в море, ни о каком сне речь уже не шла, но благодаря тому, что в другие дни я хоть по шесть часов сна в нормальной постели раздевшись, успевала перехватить, могла выдержать такие авралы.

Лично меня больше всего напрягала невозможность как-либо планировать или оптимизировать свою работу. Постоянная работа по готовности изматывает больше всего. Так отсидев целую ночь, только обмениваясь с головным узлом квитанциями и уведомлениями, под утро, когда самый сладкий сон вполне обоснованно думаешь, что если бы знала, могла бы спокойно поспать и не клевала бы сейчас носом пытаясь разлепить склеивающиеся ресницы. Эфир баюкающее "поёт", где-то вдалеке зуммерит чужая морзянка, пробиваются принесённые электромагнитными полями чьи-то разговоры, идиллия, как вдруг обрушивается радиограмма, за ней другая, едва успела скинуть первую на расшифровку, потом третья, и понеслось тревожное цунами, встряхивающее поначалу весь штаб, а следом и всех остальных. Только какой-нибудь часовой на старом забытом складе чугунных болванок, которые никому в принципе не нужны, как и его охрана может остаться в стороне от этого вихря... А главное, никто не знает и не предупредит когда налетит такой шквал и надо быть к нему готовой каждый день, каждый час, каждую секунду.

К концу июля я уже втянулась в этот режим и даже вполне успевала и осознавала окружающее. То отражающееся и делающее красными стволы сосен закатное солнце, то умилительно мирный перестук чёрного с красной кардинальской шапочкой желны на засохшей кривой ели, то красивое отражение в скальной лужице куска неба среди плавающих иголок с охристыми кончиками. И эти мирные какие-то детские находки-картинки словно подзаряжают и дают сил. А война катится где-то на юге, на севере, на востоке и даже здесь неподалёку, шведские добровольцы и шюцкоровские отряды не оставляют надежды сбросить нас в море, вместе с каким-то полком или дивизией, не разбираюсь я в этом. Но оказавшись сами в условиях, когда не они сидят в укреплённых эшелонах обороны, когда как раз им нужно штурмовать, их хвалёные партизанские умения дали сбой. С лозунгами о Великой Суоми от Ботники до Урала, умирать никто не хочет. Вот и получалось, что бои на линии соприкосновения шли постоянно, каждые день и ночь, но в реальности эти шумные азартные перестрелки, обстрелы, снайперские засады и попытки проникновения в наши тылы успешно отражались нашими стрелковыми частями, тем более, что с передовой наши всегда могли получить поддержку всего спектра артиллерии и авиации. Но при этом вполне невинная и привычная перестрелка в любую секунду могла взорваться стремительным броском штурмовых групп, и перейти в кроваво-хрипящую рукопашную в окопах, с утаскиванием наших бойцов и неизвестно, утащили уже мёртвые тела или живых, которых после часов и дней истязания могут, что от человека осталось выставить на обозрение перед нашими позициями. И это всё происходит совсем недалеко и до нас докатывается подслушанными разговорами в штабе, из рассказов в медсанбате по дороге искажаясь и обрастая всякими нелепицами...

Как-то меня за стол к себе в столовой позвал Борисович, о чём-то хотел поговорить, но к нам подсел какой-то капитан второго ранга и они стали разговаривать не обращая на меня внимания. Так я узнала, что у нашего полуострова уникальное расположение, которое можно сравнить со стратегическим положением Крыма в Чёрном море, что благодаря своему положению с Ханко или как раньше называли Гангута контролируется всё горло Финского залива, вход в Ботнический залив и почти всё Балтийское море и что мы здесь как кость в горле у любого, кто попробует в этой акватории что-нибудь затевать. Что острова Моонзунд и Эзель это конечно здорово, как и Гогланд или Лавенсаари, но Гангут выгоднее и расположен удачнее. Хотя закончить строительство береговых батарей не успели, а железнодорожные транспортёры с морскими пушками далеко не полноценная замена, да и вообще не замена. Финны со своего Порккала могут нас контролировать пробовать, но больше сорока миль это серьёзное расстояние, ведь и до Таллинна чуть больше пятидесяти. Вот ближние острова, которые при подписании соглашения финны нам не отдали, сейчас помогают им нас частично блокировать с моря. И мы здесь передовой рубеж обороны Ленинграда выдвинутый на все четыре сотни километров. К счастью, весь основной немецкий флот в Северном море, Атлантике и Норвегии, здесь только малые силы опирающиеся на Пилау плюс авиация с европейского берега и Финляндии. Но немцы отдали Финский залив на откуп финским союзникам, вот за нас пока серьёзно и не взялись, с учётом того, что на нашем западном фронте делается, и что уже Минск сдали... Вот оно как оказывается...

Вообще, наш узел мне напоминает этакий аквариум, в котором мы все варимся за невидимыми прозрачными стенками. Однажды случился жуткий переполох, с Большой земли к нам прилетели корреспонденты и будут всех фотографировать. Девчонки носились как с парой кусающихся пчёл под юбкой. Может и меня бы эта кутерьма зацепила, но я бессменно сидела в сети и шансов, да и желания, отлучиться не имела. Тем более, что возможно из-за приезда журналистов, резко возрос радиообмен.

А я уже буквально вросла в свой столик, привыкла к автомобильной лампочке в затенённом плафоне. От нечего делать освоила работу на ключе левой рукой, ведь с моим умением играть на ксилофоне для меня это не составило сложностей. Поначалу я использовала расположенный слева от меня неподключённый ключ соседнего столика, а когда поняла, что я левой рукой работаю ничуть не хуже правой, то попросила нашего радиотехника мне его подключить. Наверно, вместе с Соседом и сама бы подключила, но зачем выбиваться из общего фона, да и работой наш техник не очень загружен. Когда из-за грозы оборвало две антенны, не мои, а радиотелефонных станций, связи с патрульными катерами, он бегал как наседка потерявшая цыплят и в панике не знал за что хвататься, пока не прибежал Филиппов и не вернул его в рабочее состояние, и не начал лично руководить его работой. Теперь я могла отбивать квитанции получения почти одновременно с занесением регистрационных записей в радиожурнал. Сосед внимательно следил за мной и всё время успевал вовремя одёрнуть, когда я, забывшись, начинала неправильно работать на ключе. Нам на радиокурсах как-то не заостряли внимание на том, что работать на ключе следует обязательно предплечьем, а никак не кистью и тем более не пальцами. Это Сосед старательно заставлял меня, взяв подушечками трёх пальцев головку отрегулированного радиоключа работать размашистой амплитудой с чётким проваливанием вниз луче-запястного сустава при максимально расслабленном плече и кисти, локоть не прижимать к талии и не отводить в сторону, спину держать ровно и не наклонять в сторону. А для того, чтоб в паузах не опираться на ключ, для опоры служит чуть оттопыренный и упирающийся в стол мизинец, вот оказывается, какой нужный и полезный палец стал. Вначале было очень неудобно, ведь рука сама пытается зажаться и работать кистью, но из раза в раз его усилия дали результат, который я оценила, когда пошёл вал радиообмена, особенно на передачу. Теперь я спокойно работала в эфире на любых скоростях приёма сама, а передавала спокойно и ритмично не менее девяноста знаков в минуту. Я уверена, что смогла бы выйти и за сотню, но Сосед меня охалаживает, объясняет, что в этом никакого смысла и кардинального выигрыша в работе. Зато при своей нынешней скорости ты обеспечиваешь чёткую передачу, без просьб повторить ту или иную часть радиограммы, значит слушающему тебя понятны все переданные знаки, выдержаны интервалы и паузы, что не менее важно, чем скорость сама по себе. А скорость пусть постепенно наращивать, и с опытом через годик сама не заметишь, как будешь выдавать сотню и больше. Если бы твои абоненты знали, что ты ещё месяца в эфире не отработала, они бы не поверили, а это дорогого стоит!...

В первых числах августа, однажды, с самого начала смены ко мне со вторым комплектом радиотелефонов уселся наш капитан Филиппов. Я сначала занервничала, но потом пошла работа и я про него забыла, вспомнила, только когда ткнулась в его руку на соседнем столике, когда по привычке для ответа сменила руку на левую. Но он молча убрал локоть, и я продолжила работать. Просидел со мной до глубокой ночи, даже отпустил меня в столовую, сказав, что подменит на это время, и если будут вызывать, то успеет меня позвать. Вообще, обычно мне ужин приносили на узел в судках из караулки, так Борисович распорядился, от завтрака мне оставляли только хлеб с маслом и сахар, обедала я в столовой, не торопясь и с удовольствием перед заступлением на смену. Чего ему было нужно, я так и не поняла, пока восемнадцатого мне приказом начальника базы не объявили присвоение звания старшины второй статьи, вот же ещё незадача, теперь я должна везде полоску галуна нашивать, но было приятно, а формулировка "за проявленный высокий профессионализм, умение и выучку" почти как в газете звучала. Спасибо Филиппычу! Повезло мне с начальником...