Колос времени

Это длилось целую вечность, и ее саму уже трясло от напряжения, но когда они добрались до середины лестницы, Кирилл почти пришел в себя, а у подножия вполне осознанно высвободился и, помедлив, смущенно произнес:

— Спасибо.

— Пожалуйста, — вежливо отозвалась девушка, сжимая дрожащие руки в замок. — Ты как? По голове бить не нужно?

— Обойдемся. — С несколько нарочитой бодростью Кирилл встряхнулся и потрусил на улицу.

В молчании они пересекли двор, направляясь к большой прямоугольной башне. Над ней что-то серебристо мерцало.

— Нам наверх, — сообщил темполог. Вера поежилась.

— Там кто-то ходит.

— Старик?

— Или тот псих Обломенский...

— Исключено.

— Ты-то откуда знаешь?

— Здесь его нет и никогда не было. — Тон Кирилла не оставлял сомнений, и Вера почувствовала облегчение. Заслонившись ладонью от липкой мороси, она прищурилась, разглядывая башню.

— Ну и где тут вход?

Темполог буркнул что-то неразборчивое и принялся сосредоточенно вынюхивать. Наконец он коротко мотнул головой и направился к деревянной лестнице, ведущей на галерею.

Тишину, разбавленную лишь гулким перестуком падающих с карнизов капель, прорезал отчаянный крик. Кричали в паласе, и замок ожил, будто по команде: залаяли собаки, на стенах и в окнах замелькали огни. Рядом хлопнула ставня, и срывающийся женский голос визгливо завопил по-немецки.

— Давай за мной! — Кирилл в два прыжка преодолел лестницу.

Вера бросилась следом. Из галереи вход в донжон был виден хорошо — черный прямоугольник низкого проема с распахнутой дверью. Темполог затек в него каплей ртути, и, забравшись следом, Вера услышала, как он быстро шлепает по каменным ступеням. Ей подъем давался куда тяжелее: крутые ступени казались горным склоном, затхлый воздух с трудом проникал в легкие. Однако растущее с каждым шагом волнение неумолимо гнало вперед.

Время растягивалось резиновой лентой, липло к рукам и ногам. Темнота не рассеялась, но в ней, словно в негативе, проступили вывернутые очертания старых стен с потеками влаги, неровных ступеней и низко наклоненного свода. Впереди плавно двигалась белая фигура темполога — ее Вера видела до рези отчетливо. С не меньшей ясностью вырисовывался путь в толще стен старой башни, и зарешеченный лаз в конце, и огороженная сплошным парапетом площадка наверху. Сознание раздваивалось, одна половина его, взмывая над башней, с высоты любовалась холодным заревом, оставляющим на площадке гладкий ледяной след, и ослепительно-белыми сияющими переливами в небе. Только вместо света на башню спускалась звонкая хрустальная паутина, в которой случайными мухами трепыхались два еле различимых силуэта.

Сознание камнем рухнуло с высоты, и Вера растянулась на ступенях, больно приложившись подбородком. Преодолевая головокружение, она поднялась и поползла вверх с ужасающей медлительностью. Воздух, плотный, как океанские толщи, с силой вдавливал ее в камень.

— Я... больше... не могу... — задыхаясь, прошептала Вера, чувствуя, как что-то облепляет лицо и руки, как плотная мокрая ткань.

— Надо, — прошипел темполог, подтягивая ее к себе. Почти в обнимку они преодолели последние ступени и уперлись в решетку. За ней призывно светилось звездное небо.— Упрись как следует, она не заперта!

"Сам упирайся", — вяло подумала Вера, кашляя от сыплющейся в лицо ржавой пыли.

Невидимая ткань натянулась до предела, а вместе с ней и решетка, вибрируя всеми прутьями.

— Давай!!!

С громким треском ткань разошлась, и решетка, клацнув задвижкой, скрипуче провернулась в петлях. Сила инерции вынесла Веру вперед, швырнув на колени. Следом на площадку выбрался Кирилл.

Не было ни зарева, ни небесного сияния, ни хрустальной паутины.

Факелы в железных подставках давно потухли. Хлипкая будка из старых, частью прогнивших досок кренилась на бок, привалившись к скрипучему шесту с мокрой линялой тряпкой вместо штандарта. Контраст с недавним видением был так велик, что Вера растерянно заморгала, потирая мокрые щеки.

Кирилл выпрямился, стряхивая налипший сор с ладоней. Вера шагнула за ним, чуть не споткнувшись о банку с торчащим из нее длинным металлическим штырем. Рядом торчал заклиненный между камней прут с насаженным сверху стеклянным шаром — воздух вокруг него потрескивал от электричества.

Возле шеста металось двое. Мужчина был высок, худ, как скелет, чего не скрывала даже синяя промокшая мантия, стоял к напарникам спиной. Девушка рядом с ним выглядела совсем ребенком, но на нежном личике, облепленном прядями светлых волос, проступала отчаянная решимость. Оба держались за продолговатый светящийся камень, и каждый рывками тянул его к себе.

Мужчина громко вскрикнул, и голос его вдруг показался Вере знакомым. Не выпуская камня, одной рукой он сделал странный пасс, будто стряхивал что-то на девушку.

Блондинка замерла и побелела до синевы. Пальцы ее разжались.

Мужчина поспешно отступил, прижимая камень к груди, и тот час же Кирилл прыгнул на него, сбивая с ног. Оба рухнули на дощатый настил посередине площадки и, проломив его, исчезли в чернильной темноте. Камень отлетел в сторону, ударился о парапет и раскололся.

— Кирилл! — Подбежавшая Вера упала на колени, до боли в глазах всматриваясь в бездонную черноту пролома. — Кири-и-илл!

— Я здесь, — голос темполога прозвучал неожиданно близко, заставив ее подпрыгнуть. — Тут какое-то перекрытие...

— Господи! — Веру опять затрясло, но теперь от несказанного облегчения. — Я думала, ты разбился!

— Нет, только руку сломал... кажется.

— А этот?

— Без сознания.

Вера нервно хихикнула.

— Я не могу сам выбраться, — пробормотал темполог. — Найди какую-нибудь веревку или палку...

— Сейчас, — Вера оглянулась, шаря глазами по площадке. — О, черт!

Блондинка стояла на том же месте, словно приросла к нему. Вокруг нее с чуть слышным потрескиванием ткался кокон морозного узора. Ледяное кружево наползало на полы длинного плаща, тянулось вверх по складкам, обвивало бессильно мечущиеся руки, вплетался в белокурые косы, украшая их бриллиантовыми блестками замерзшей воды. По искаженному лицу девушки беззвучно текли слезы. Она лихорадочно срывала с себя клочья нитей, но те проявлялись вновь, становясь все толще и плотнее.

Подскочив к ней, Вера суетливо отмахнулась от расцветающих в воздухе колючих ледяных незабудок.

— Я сейчас... сейчас... — Она закусила губу и оглянулась почти со злобой. Вокруг стеклянного шара плясали ветвистые росчерки разрядов, выстреливая то в банку, то в паутину.

Блондинка застонала, ее лицо покрылось ледяной коркой. Выдернув доску из разбитого настила, Вера с силой оттолкнула оплетенную жертву и с размаха треснула по штырю, опрокидывая вместе с шаром на слабо шевелящийся кокон.

Ее обдало жгучим холодом, доска в руках мгновенно заиндевела. Сноп белых искр фонтаном взвился в воздух, фиолетовые разряды пробежали по задергавшемуся телу блондинки, с шипением растворяя ледяной покров.

Дернувшись в последний раз, немка обмякла. Подбежавшая Вера дрожащими руками пыталась нащупать у нее пульс.

— Вера! Вера, что происходит? — тревожно донеслось из колодца.

Пульс нашелся, очень слабый, но ровный, и Вера в изнеможении привалилась к скрипнувшей будке.

— Ничего! — жалобно покричала она в ответ. — Все в порядке.

— Вытащи меня скорей! — сурово потребовал Кирилл.

— Да-да, иду...

Превозмогая накатывавшую слабость, девушка поднялась на ноги. Ее взгляд упал на призывно мигающий бледно-желтый осколок. Чуть дальше у парапета светилось еще два, у края настила мерцала крохотная искра. Самый крупный светляк лежал прямо у ее ног. Некоторое время Вера тупо разглядывала его, потом беззвучно рассмеялась. Колени опять подогнулись, и она сползла вниз, хватая ртом воздух в приступе истерического смеха.

Господи! Вот везенье-то! Забраться черт знает куда в поисках проклятого резонатора, увидеть его целым и невредимым — и вернуться к тому, с чего начали. Какой изящный финт! Какая тонкая ирония! Твою мать...

Смех иссяк. Вера со вздохом принялась собирать камни в подол.

— Да что там происходит? — крикнул встревоженный темполог.

— Я нашла твой резонатор, — сообщила девушка. — Даже не четыре части, а пять.

Кирилл молчал, и она забеспокоилась:

— Эй, ты жив?

— Будь осторожна!

— Что? — от удивления Вера открыла рот.

— Хороший совет, девушка, — хриплый голос за спиной едва не заставил ее соскочить в колодец. Опомнившись, она развернулась.

Никифор стоял в пяти шагах от нее, обеими руками держась за скрипящий флагшток. Его лицо напоминало старую выщербленную маску, лишь глаза под набрякшими веками горели так, что Вера невольно попятилась.

— Отдай мне Колос, — задыхаясь, потребовал старик.

— Не подходите, — сердито откликнулась девушка. — Иначе скину камни вниз, будете по пылинке собирать.

Старик желчно усмехнулся, обвисая на флагштоке.

— Какая же ты глупая... Думаешь от него избавить... избавиться? Колос в руках вечности — его нельзя уничтожить!

Вера нахмурилась.

— Погодите-ка... Скажите что-нибудь по-немецки.

— Верни Колос, девчонка!

— Дежа вю, — тряхнула головой девушка. — По-моему, вы только что свалились в колодец вместе с Кириллом...

— Не говори ерунды, я поднялся следом за вами.

— Ну да, тот тип выглядел помоложе и пободрее. Но голос один в один...

— Хватит болтать! — Старик выпрямился, и Веру шатнуло от неприкрытой яростной ненависти в его взгляде. — Ты глупая, ничтожная... дрянь! Обманщица! Воровка! Ты попрала священные устои хронитов! Осмелилась взять в руки Колос, чтобы повернуть время вспять. Да как тебе только в голову пришло?.. Кем ты себя возомнила? Святой Девой?!

Он сипло раскашлялся, с силой растирая грудь.

— Молчишь? Не отвечаешь? Правильно, молчи. Тебе нечем передо мной оправдаться. Ты все уничтожила, разрушила — мое доверие, дружбу, тайну, доверенную тебе... Тебя я любил, как родную дочь, ничего от тебя не скрывал. Ты была моей ученицей, моей гордостью, отрадой сердца. А ты... предала мое доверие... разделила Колос... вынудила меня... заставила сделать то, чего я не хотел... И... зачем? Ради кого? Ради похотливой суки, твоей сестры? Ради грязного нечестивца, твоего отца? Ради себя? Отвечай! Почему ты молчишь? — Никифор поднял мутные глаза на девушку, смотрящую на него с жалостью и испугом. — Кто ты? Ты не Мартина...

Вера растерянно покачала головой.

— Отдай Колос! — потребовал старик, тыча в нее костлявым пальцем

— Вам он зачем? — Девушка крепче стиснула край юбки. — Тоже хотите повернуть время вспять?

— Думай, что говоришь! Да я скорее разобью себе голову, чем помыслю о таком непотребстве!

— И убьете всякого, кто попробует это сделать, не так ли? — добавила Вера с отвращением. — Из-за этого и девушку чуть не убили?

Никифор пошатнулся.

— Чуть не убил? — побормотал он. — Чуть не убил?.. Нет, я отправил ее в небытие.

— Допустим, — Вера с деланным равнодушием пожала плечами. Лежащую в беспамятстве немку старик скорей всего не заметил... — Разница-то невелика... Знаете, что? Пропадите вы пропадом с вашим Колосом и великой тайной! Черта с два нужна такая тайна, ради которой людей отправляют в небытие!

— Мое дело священно! — захлебываясь, прокричал старик.

— Всегда одно и то же... хоть бы чего новое придумали. Тайные общества, обряды, ритуалы, священные артефакты... — Вера едва сдержалась, чтобы не плюнуть на тревожно мерцающий Колос. — Давайте придумаем себе страшную тайну и станем подманивать ею всяких подонков и наивных дурачков. От них ведь в любой момент можно избавиться, не так ли? Да чего там! Сразу в небытие... И можно дальше играть в свои дикие игры. А дураки пусть подыхают!

Молния сверкнула так близко, что на пару секунд площадка потонула в ослепительном свете. Вера едва успела заслонить рукой лицо, но даже сквозь сомкнутые веки увидела тени собственных костей, словно кисть просветили рентгеном.

— Дай сюда! — Возникший рядом Никифор вцепился ей в юбку.

Подскакивая, как куски пробки, камни раскатились по площадке. Оттолкнув Веру, старик упал на колени и пополз, протягивая к ним дрожащие пальцы. Удар грома сотряс башню до основания. Камни вспыхнули, игривыми светляками взмывая в воздух.

— Круг замкнулся! — потрясая воздетыми вверх руками, радостно возопил Никифор. — Святая Дева! Круг замкнулся!

Воздух над башней начал потрескивать. Лужи заискрились, по мокрым парапетам забегали миниатюрные разряды, между опрокинутым металлическим штырем и другим, торчащим из банки, проскочила гудящая электрическая дуга.

Волосы у Веры зашевелились и встали дыбом, кожу сильно защипало. Девушка растерянно коснулась лица, и с пальца сорвалась невидимая игла, больно впиваясь в щеку.

Вокруг стоящего на коленях Никифора вспыхнул голубой ореол.

— Что вы делаете? — крикнула Вера, с трудом перекрывая нарастающий гул.

Старик бросил на нее мимолетный взгляд и снова устремил взор в небеса. По застывшему лицу скользнула тень снисходительной жалости.

— Уходи, — негромко произнес он.

— Что? — не расслышала Вера.

— Уходи отсюда! — повысил голос Никифор. — Скройся! Хватит одного шага! Ты можешь его сделать!

Девушка похолодела.

— Что происходит? — вздрогнув, повторила она. — Остановите это...

Старик благоговейно сложил руки на груди. Лицо его как будто помолодело, взгляд прояснился и исполнился глубокого умиротворения.

— Я исполняю волю Хроноса! Что было назначено, то свершится! Колос станет единым!

— А что будет с людьми?!

Но Никифор не слышал ее. Не отрывая глаз от кружащихся над колодцем радужных огней, он затянул напевный речитатив, похожий на один и тот же повторяющийся стих, простой и короткий.

На клубящуюся в небе фиолетово-черную муть будто плеснули светлой краски, и она растеклась по тучам, впитываясь в рыхлые изломы. На краю пятна прорезалась белая окантовка, распуская вниз снопы бледных лучей.

Кожу уже не щипало — жалило, как целый рой взбесившихся пчел. По наэлектризованным волосам проскакивали длинные искры. Словно в замедленной съемке Вера увидела, как яркие росчерки молний устремляются к площадке, постепенно сплетаясь в плотный раскаленный жгут. Бросив взгляд на черную кляксу колодца, она коротко выдохнула и сделала шаг.

Время остановилось. Или перестало существовать.

...Когда ей было четыре года, бабушка привела ее в планетарий, и воспоминание о наивном восторге, с которым она впервые разглядывала звезды на расстоянии вытянутой руки, отзывалось в Вере еще долгие годы спустя. Потом она не раз испытывала похожие чувства, и все, что бередило душу, будоражило воображение, откладывалось в ней слой за слоем, накапливалось и росло, как коралловые рифы, принимая порой самые причудливые формы... Чтобы однажды вспыхнуть и сгореть в той почти забытой полноте радости и одновременно — беспомощности перед лицом "всамделишнего" чуда, как тогда, когда над ее запрокинутой головой торжественно плыли Орион и Большая Медведица...