Евангелие от Егория

Тут по­до­шел к Ии­су­су Иу­да, и по­ло­жил ему ру­ку на пле­чо, го­во­ря:

— А ведь и впрямь ис­це­лил ты дев­чуш­ку! Вон она как, вся аж за­све­ти­лась! Ведь са­ми мы не зна­ем, ка­кая си­ла за­клю­че­на в нас, а все на­де­ем­ся на что-то при­шед­шее свы­ше. Слаб че­ло­век! Слаб! — про­дол­жал Иу­да. — Ну, ис­тин­но, как про­жить сла­бо­му без ве­ры? И ты дол­жен дать лю­дям эту ве­ру, Ии­сус!

Ии­сус бла­го­дар­но взгля­нул на Иу­ду за то, что тот не на­пом­нил ни сло­вом, ни жес­том о его про­ма­хе. Он в за­дум­чи­во­сти про­мол­вил, буд­то про­сто мыс­лил в слух:

— Ми­ло­сер­дие не долж­но вы­би­рать сво­их и чу­жих. Оно ли­бо есть, ли­бо его нет... К то­му же, ди­тя, чье бы оно ни бы­ло — все­гда ди­тя.

ЦАР­СТ­ВИЕ НЕ­БЕС­НОЕ

Труд­но да­ва­лись Ии­су­су про­по­ве­ди про Цар­ст­вие Не­бес­ное... Да и что от­ве­тишь на во­про­сы? Ведь все хо­тят уз­нать, а что там, а как ду­ши там раз­ме­ща­ют­ся, а что они де­ла­ют, а как в пре­ис­под­ней?

Од­на­ж­ды сад­ду­кеи, ко­то­рые во­об­ще не ве­ри­ли в вос­кре­се­нье по­сле смер­ти, спро­си­ли Ии­су­са:

— Вот по Мои­сее­ву за­ве­ту, ес­ли кто ум­рет, не имея де­тей, то брат его пусть возь­мет за се­бя же­ну его и вос­ста­но­вит се­мя бра­ту сво­ему. Так? — Ии­сус со­глас­но кив­нул. — И вот жи­ли-бы­ли семь брать­ев. Пер­вый, же­нив­шись, умер и, не имея де­тей, ос­та­вил же­ну свою бра­ту сво­ему; по­доб­но и вто­рой, и тре­тий. Дош­ло де­ло и до седь­мо­го, но и он по­мер не про­длив ро­да сво­его. А по­сле всех умер­ла и та жен­щи­на, быв­шая всем им же­ною при жиз­ни. Вот во­про­сец у нас есть с за­ко­вы­роч­кой: Вос­крес­нув, ко­то­ро­го из се­ми бу­дет она же­ною?"

— Вот ведь ка­зуи­сты про­кля­тые! Та­кой за­гад­ки и Сфинкс бы за­га­дать не до­га­дал­ся! А ин­те­рес­но, что бы на та­кую злоб­ную за­гад­ку Эдип бы от­ве­тил? — по­ду­мал Ии­сус.

Но при­звал он на по­мощь всю свою при­род­ную со­об­ра­зи­тель­ность и из­во­рот­ли­вость и от­ве­тил, хо­тя и не по де­лу, но весь­ма убе­ди­тель­но. (Что по­де­лать: ка­ков во­прос — та­ков и от­вет!)

— За­блу­ж­дае­тесь, не зная ни Свя­щен­но­го Пи­са­ния, ни си­лы Бо­жи­ей. В вос­кре­се­нии лю­ди ни же­нят­ся, ни вы­хо­дят за­муж, — го­во­рил Ии­сус, слов­но толь­ко что вер­нул­ся с то­го све­та, — но пре­бы­ва­ют, как ан­ге­лы Бо­жии на не­бе­сах.

А что на это воз­ра­зишь? По­ди раз­бе­ри, как там ан­ге­лы на не­бе­сах... Ни­кто из во­про­шав­ших там не был, а кто уже там, так по­ка ни­кто не воз­вра­щал­ся... А Ии­сус так го­во­рит, буд­то точ­но зна­ет.

По­сле этих не­лег­ких де­ба­тов с сад­ду­кея­ми, Ии­сус с Иу­дой шли, как все­гда, об­су­ж­дая толь­ко что про­шед­шее сло­вес­ное сра­же­ние.

— Мо­жет, — за­ме­тил Иу­да, — ес­ли за­гроб­ная жизнь и есть, то она вот та­кая бес­плот­ная "жизнь-смерть" в за­стыв­шем на­все­гда вре­ме­ни? Но лю­дям нуж­на при­ят­ная сказ­ка о за­гроб­ной жиз­ни, ко­то­рая не есть по­до­бие смер­ти. Че­ло­век стра­шит­ся смер­ти по­то­му, что он слаб ду­шой. На­до ук­ре­пить его ду­шу, убе­див че­ло­ве­ка, что ду­ша его не­тлен­на. Толь­ко это мо­жет ук­ре­пить на­ше уче­ние и сде­ла­ет его бес­смерт­ным. Ведь че­ло­век смер­тен, но че­ло­ве­че­ст­во бес­смерт­но!

— Хо­ро­шо рас­су­ж­дать об аб­ст­ракт­ной смер­ти и аб­ст­ракт­ном бес­смер­тии...

— А как ты, Ии­сус, сам от­но­сишь­ся к смер­ти?

— Смерть? — за­дум­чи­во пе­ре­спро­сил Ии­сус. — Я не хо­чу уми­рать. Я хо­чу тво­рить доб­ро для лю­дей, а это мож­но де­лать толь­ко здесь, на зем­ле. И ес­ли го­во­рить че­ст­но, то я да­же бо­юсь смер­ти...

— Ии­сус! А ве­ришь ли ты сам в за­гроб­ную жизнь? Ведь то, что ты от­ве­тил книж­ни­кам на во­прос о се­ми брать­ях, у ко­то­рых бы­ла од­на и та же же­на на зем­ле, толь­ко все за­пу­ты­ва­ет... Ес­ли в Цар­ст­вии Не­бес­ном не бу­дет от­но­ше­ний ме­ж­ду ду­ша­ми, то это бу­дет боль­шая про­зрач­ная тюрь­ма с оди­ноч­ны­ми ка­ме­ра­ми. Ко­му нуж­на та­кая веч­ная жизнь-ка­тор­га?!

Они про­дол­жа­ли ид­ти, ка­ж­дый ду­мал о сво­ем, хо­тя мыс­ли их кру­ти­лись во­круг од­но­го и то­го же. Что же та­кое есть это Цар­ст­вие Не­бес­ное?

— А я те­бя спро­шу и по­слож­ней во­прос, чем тот фа­ри­сей­ский — опять за­го­во­рил Иу­да: — что бу­дут чув­ст­во­вать ду­ши ма­те­ри и сы­на, ес­ли мать в мла­дом воз­рас­те умер­ла при ро­дах, а сын умер в глу­бо­кой ста­рос­ти? Ведь ду­ша ма­те­ри не уз­на­ет сво­его сы­на в той стар­че­ской ду­ше, ко­то­рая бу­дет оби­тать на не­бе­сах, а сын не уз­на­ет сво­ей ма­те­ри в юной ду­ше, а плот­ских-то об­ра­зов у них не бу­дет!

А ес­ли ум­рет не­дель­но­го воз­рас­та мла­де­нец, то кем бу­дет ду­ша это­го не­смыш­ле­ны­ша? Да и ко­му она бу­дет нуж­на? Так она и бу­дет бол­тать­ся, как ни­ко­му не­нуж­ная щеп­ка на вол­нах?

— Не знаю, не знаю... — от­ве­тил за­дум­чи­во Ии­сус. — Луч­ше и не пы­тать­ся это по­нять или объ­яс­нить. Это как у брах­ма­нов, пом­нишь я рас­ска­зы­вал: раз­ло­мишь смо­к­ву — най­дешь зер­но, раз­ло­мишь зер­но най­дешь то "ни­что", ко­то­рое и есть на­ча­ло все­го. Это "ни­что" — не­по­зна­вае­мо.

— Но ка­кой смысл в Цар­ст­вии Не­бес­ном, ес­ли там нет мес­та для чувств, мыс­лей, об­ще­ния? Чем та­кое Цар­ст­вие Не­бес­ное для душ луч­ше, чем Клад­би­ще Зем­ное для тел че­ло­ве­че­ских? Ес­ли там нет раз­ви­тия, нет пе­ре­мен, то это по­до­бие смер­ти.

Они по­мол­ча­ли не­мно­го, а по­том Иу­да ска­зал:

— В кон­це кон­цов, все это не­важ­но. Глав­ное по­мочь лю­дям, дать им ве­ру. Ты на­чал ве­ли­кое де­ло. Все мы без­за­вет­но пре­да­ны той идее, ко­то­рую ты про­по­ве­ду­ешь. Но ведь ты по­ни­ма­ешь, что ра­но или позд­но нас все рав­но за­топ­чут, убь­ют не­за­мет­но, как обыч­ных пре­ступ­ни­ков... Ведь мы, и прав­да, пре­сту­пи­ли за мно­гое: мы, как бель­мо на гла­зу для всех этих фаль­ши­вых свя­тош и ли­це­мер­ных власть пре­дер­жа­щих.

По­че­му я спро­сил те­бя, бо­ишь­ся ли ты смер­ти? У нас нет ино­го вы­бо­ра: ли­бо жить, но про­иг­рать, ли­бо по­жерт­во­вать со­бой, но по­бе­дить. Ты же сам го­во­рил, что вос­хи­ща­ешь­ся Со­кра­том. А ведь он умер все­го-на­все­го за свои идеи, мы же го­то­вы от­дать жиз­ни за ве­ли­кую идею!

— Я уве­рен, что на­ша идея в кон­це кон­цов по­бе­дит, — от­вет­ст­во­вал Ии­сус, — и раз­не­сет­ся по все­му ми­ру. Но я очень бо­юсь, что, по­бе­див, она вста­нет на служ­бу власть пре­дер­жа­щих. Не на­прас­на ли на­ша борь­ба?..

— А я ве­рю, что при­дет вре­мя, — раз­го­ря­че­но и с не­скры­вае­мым вол­не­ни­ем ска­зал Иу­да, — ко­гда на­сту­пит все­об­щее ра­вен­ст­во лю­дей, ко­гда все бу­дут сча­ст­ли­вы­ми, ко­гда на са­мом де­ле все ста­нут брать­я­ми. И мо­жет, соз­дан­ная то­бой ре­ли­гия раз­рас­тет­ся, по­гло­тит дру­гие, транс­фор­ми­ру­ет­ся так, что­бы быть удоб­ной для всех — бе­лых, жел­тых, чер­ных — да хоть зе­ле­ных, ес­ли зе­ле­ные лю­ди где-то да су­ще­ст­ву­ют!

— Да, Иу­да... На­до нам обо всем серь­ез­но по­ду­мать, все ре­шить... Ну, да лад­но, пой­дем спать. А то вон уже не­бо на Вос­то­ке ста­ло свет­леть. Мо­жет, во сне ка­кая бла­го­дать при­снит­ся. И по­том не зря го­во­рят: ут­ро ве­че­ра муд­ре­нее!

Они об­ня­лись дру­же­ски по­хло­па­ли друг дру­га по спи­нам и, кив­нув друг дру­гу "спо­кой­ной но­чи", по­шли на ноч­лег.

Уже за­ни­ма­лась за­ря... Дол­го ли ос­та­лось им тво­рить доб­ро на этой зем­ле? Что с ни­ми ста­нет­ся зав­тра?

ВОС­КРЕ­ШЕ­НИЕ ЛА­ЗА­РЯ

Од­на­ж­ды при­шла из Ви­фа­нии Ма­рия Ма­гда­ли­на со­вер­шен­но рас­стро­ен­ная, вся в сле­зах. На во­про­сы Ии­су­са, пы­тав­ше­го­ся уте­шить ее, она сквозь ры­да­ния ска­за­ла, что брат ее Ла­зарь тя­же­ло бо­лел и умер. Ии­сус рас­спро­сил ее, что слу­чи­лось, и Ма­рия рас­ска­за­ла, что по­след­ние дни му­чил­ся Ла­зарь тя­же­лей­ши­ми го­лов­ны­ми бо­ля­ми, от­паи­ва­ли его ка­ки­ми-то це­леб­ны­ми тра­ва­ми, ко­то­рые при­нес­ла ме­ст­ная зна­хар­ка. Она же по­том за­го­во­ри­ла Ла­за­ря, го­лов­ная боль у не­го утих­ла, он стал уже улы­бать­ся, но по­том вдруг, ко­гда зна­хар­ка, ухо­дя, уже за­кры­ла за со­бой дверь, вдруг ос­ла­бел, за­ка­тил гла­за, уча­щен­но за­ды­шал, а по­том сник, и жизнь вы­ле­те­ла из не­го прочь...

По­нял Ии­сус, что про­мед­ле­ние смер­ти по­доб­но: об­ла­да­ла, ви­ди­мо, зна­хар­ка да­ром гип­но­за, ус­по­кои­ла она Ла­за­ря, да не рас­счи­та­ла, что слиш­ком силь­но бы­ло ее влия­ние на Ла­за­ря! На­до сроч­но мчать­ся в Ви­фа­нию! Сле­за­ми го­рю не по­мо­жешь, да и го­ря-то еще нет: вот, не дай Бог, по­хо­ро­нят Ла­за­ря, да за­кро­ют на­мерт­во мо­гиль­ным кам­нем вход в склеп-пе­ще­ру, вот то­гда бу­дет позд­но. Да­же ес­ли про­снет­ся Ла­зарь, ос­ла­бев­ший, он не смо­жет от­ва­лить ка­мень и ос­та­нет­ся толь­ко од­но — ти­хая не­из­беж­ная смерть от ис­то­ще­ния и жа­ж­ды...

Ска­зал Ии­сус сво­им уче­ни­кам: "Пой­ду в Ви­фа­нию, вос­кре­шу Ла­за­ря, и тем вос­слав­лю еще раз имя Гос­под­не!" Ви­фа­ния бы­ла близ Ие­ру­са­ли­ма, все­го ста­ди­ях в пят­на­дца­ти, так что Ии­сус, за ко­то­рым по­спе­ша­ла Ма­рия Ма­гда­ли­на, уже при­мер­но че­рез час был в до­ме, где встре­ти­ла его Мар­фа, се­ст­ра Ла­за­ря и Ма­рии. Мно­го на­ро­ду со­бра­лось из ок­ре­ст­ных се­ле­ний и да­же из Ие­ру­са­ли­ма, что­бы уте­шить сес­тер в их без­гра­нич­ном го­ре. Ока­за­лось, что Ла­зарь уже че­ты­ре дня на­хо­дит­ся в скле­пе. Нуж­но ска­зать, что по­ра­до­вал­ся Ии­сус, что не хо­ро­нят в Из­раи­ле в глу­бо­ких ямах, как де­ла­ют лю­ди на се­ве­ре, и не от­но­сят в лес на съе­де­ние ди­ким зве­рям, как это де­ла­ют в Ин­дии — то­гда бы не со­тво­рить чу­да!

Не те­ряя вре­ме­ни, Ии­сус по­шел к скле­пу и по­про­сил не­сколь­ких муж­чин от­ва­лить тя­же­лен­ный ка­мень от вхо­да в пе­ще­ру. Мо­гиль­ным хо­ло­дом и ка­ки­ми-то пря­ны­ми за­па­ха­ми от ма­зей, ко­то­ры­ми на­ти­ра­ют те­ло по­кой­ни­ков, по­вея­ло из глу­би­ны пе­ще­ры.