| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Вы, что же... — пытаясь сдержать бунтарские интонации, спросила я. — Стираете память всем, кто сюда попадает?
Дрейк ответил неожиданно жестко.
— Ничего ни у кого не стирается без согласия. В этот мир приходят по приглашению, добровольно соглашаются в нем остаться, и тем самым также дают согласие на ряд определенных условий, зная, что, если потребуется, будет возможность вернуться назад. Но такие случаи крайне редки. В условия проживания на Уровнях также входит и временная потеря связи (в виде памяти) с прежним миром и отсутствие деторождения, что напрямую связано с застывшим в этом месте временем.
Я вздрогнула. Количество вопросов не убавлялось, а только росло, и каждый был важен, и сложен для понимания. Сложен потому, что примешивались сильные эмоции, от которых не получалось избавиться по щелчку пальца.
— Выходит, что я тоже забываю родной мир? — страх противно теребил загривок, ощутимо сжимались вокруг сердца холодные когти.
— Твой чип ничего не даст тебе забыть. Ты изначально была допущена сюда с разрешением жить одновременно в двух мирах, поэтому на тебя правило не распространилось. Но именно поэтому я и запретил тебе говорить на тему миров с другими людьми как у тебя на родине, так и здесь.
Наступило временное облегчение. По крайней мере, такая ценная родная и нужная память останется при мне. Старый дом, работа, родные — все это за секунду приобрело десятикратную ценность, после того, как едва не соскользнуло по моим предположениям в забвение.
— А дети? Как же дети? Ведь это...
— Бернарда, — сухо перебил Дрейк. — Давай отложим этот вопрос до того момента, пока не окажемся у тебя дома.
— Хорошо.
В салоне повисла напряженная тишина — царапающая, неприятная, как битое стекло.
Неслись за окном широкие проспекты и бульвары. Для людей из мира Уровней текла привычная налаженная жизнь. И, как ни странно, лица прохожих вовсе не выглядели, принужденными и изнеможенными извечной несправедливостью Комиссии, серой массой. Скорее, наоборот — яркие, уникальные, в большинстве своем довольные жизнью люди, спешащие по делам. Спокойные и счастливые — пусть даже без прежней памяти и без детей. Наверное, так тоже бывает.
Дрейк молчал. Я украдкой косилась на его руки и отражение в стекле.
Как много еще всего я, прожив здесь почти три недели, не знала и не понимала? По каким законам, составляемым, в том числе, и сидящим рядом человеком, жил и развивался этот социум? И какую роль играл во всем сам Дрейк? Объяснения могли быть сложными, непонятными или неприятными. Но они по-крайней мере были. Спасибо и на том.
Доберемся до дома, а там узнаем. Лишь бы только ответил этот странный, иногда почему-то близкий, а чаще невероятно далекий, будто отделенный несколькими галактиками и тысячами световых лет, человек.
— Начнем по порядку. Я объясню тебе все это только один раз, чтобы в дальнейшем темы больше не поднималась. Что именно ты хочешь узнать?
Дрейк расположился на диване — том самом, где по вечерам я привыкла сидеть с ноутбуком и чашкой чая. В углу и сейчас серебристым прямоугольником застыл оставленный со вчерашнего дня компьютер. Мне почему-то нестерпимо захотелось его спрятать, не показывать, где случались в моей душе самые интимные моменты. Лучше бы плавки или бюстгальтер, только не ноутбук, на экране которого по вечерам призывно мигал курсор. Но было поздно.
Как только мы приехали, Дрейк с моего разрешения осмотрел дом, выразил одобрение моему вкусу, после чего, отказавшись от кофе и чая, сел на диван, бросив короткий взгляд на лежащий рядом лэптоп.
— Нравится игрушка?
Что именно таил в себе этот незамысловатый вопрос, определить было крайне сложно. Наличие ноутбука? Или же то самое черное окно чата, позволяющее окунаться по вечерам в сладчайшую интригу? Не вдаваясь в подробности, я кивнула.
— Очень, спасибо.
Он улыбнулся краешками губ, раскинул руки в стороны, уместил их на спинку дивана и положил ногу на ногу — поза расслабленного сибарита, наслаждающегося моментом.
Почувствовав, что в комнате слишком тепло, я подошла к балкону и приоткрыла створки — совсем немного, чтобы прохладный воздух тянуло по полу, после чего устроилась в одном из "длинношерстных" кресел, стоявших под углом к дивану, напротив низкого кофейного столика.
Дрейк выжидающе молчал, лениво наблюдая за мной. Казалось или нет, но атмосфера в комнате, может быть из-за тишины, а, может из-за расслабленной позы сидящего на диване мужчины, сделалась вдруг интимной. Объекты в комнате притихли: полосатая ваза с цветами на столе, интеллигентные каминные часы, плоский желтый подсвечник, тонконогая лампа — все они с любопытством наблюдали за тем, что же будет происходить дальше.
— Бернарда, у меня тридцать минут. После этого я уйду, поэтому постарайся задать как можно больше вопросов, чтобы потом не просиживать над окном чата часами.
Он откровенно насмехался, вызвав последней фразой гулкий стук сердца под ребрами и мысль о том, что вопросы мои никогда не закончатся. Никогда. Просто потому что так хотелось, хотелось писать и чувствовать эту тонкую связующую нить еще и еще. Хотелось ходить по лезвию и чувствовать, как кружится голова, и отчего-то сладко трепещет крыльями попавшая в желудок бабочка.
Но время шло, он прав.
Я нервно прочистила горло и решила пойти напрямую.
— Хорошо. Вопрос первый: кто ты, Дрейк?
— Я? — он, казалось, не удивился, лишь улыбнулся в ответ. Но не той улыбкой, от которой щемило сердце, а другой, сочившейся неприкрытой властью, которую разве что мертвый бы не почувствовал. — Я, пожалуй, самый страшный человек на Уровнях, Бернарда. Тот, с кем никогда не ищут встречи, по крайней мере не добровольно.
Было странно слышать такое от привычного уже по ежедневным занятиям наставника. Вот только холод в серо-голубых глазах, абсолютная уверенность и выверенность в каждом движении, наводили на мысль, что ответ этот не так уж и далек от правды, и мои знания об этом человеке ограничивались узким кругом того, что происходило в классных комнатах и иногда в мини-кинозале. А вот что творилось за их пределами, и какую роль во всем этом играл Дрейк, было совершенно неизвестно.
— Что за должность ты занимаешь в своей организации?
— Я ее глава.
Простой, спокойный ответ, без кичливости.
Ох, все глубже и глубже ты падаешь, Алиса...
Цветы в вазочке, повернув ко мне сухие головы с торчащими, словно маленькие щеточки, пестиками, ожидали продолжения диалога. Деликатно, чтобы не нарушить уединения, переместилась на деление вперед минутная стрелка на каминных часах.
Я задала следующий вопрос.
— Что такое Комиссия?
— Это правящий Уровнями орган.
— Помимо тебя есть и другие руководители?
— Вся остальная иерархия стоит подо мной и подчиняется моим приказам.
Высокого полета птица, ничего не скажешь.
— Все представители Комиссии обладают схожими с твоими... способностями?
Вспомнился прозрачный край стола, возникновение светящегося мужского тела в темной спальне, умение отличать правду от лжи и многое другое.
— В той или иной степени.
Я помолчала, глядя в глубокие, скрывающие множество тайн, глаза. Они манили и пугали одновременно, были наполненными, и в то же время слишком спокойными. Не по-человечески спокойными, хранящими не то древние уравнения Вселенной, не то далеко ушедшие вперед футуристические формулы мироустройства, недоступные смертным.
— Давай, Дина, продолжай. Тебе ведь хочется это знать.
Скользнувшее по губам довольство; казалось, известные наперед вопросы забавляли собеседника.
Я сглотнула. От слов "давай, Дина..." на ум пришла англоязычная фраза — "Shoot, babe!", и я решилась.
— Ты человек, Дрейк? Вы, вообще в Комиссии, люди?
Качнулась за спиной занавеска, тихо, но заинтересованно, отражая темной поверхностью блеклые копии оригинальных предметов, следил за разговором, плазменный экран телевизора. Во взгляд напротив закралась насмешка.
— А кто такие люди, Бернарда? Те, у кого есть определенной формы гуманоидное тело? Некто, умеющий мыслить? Если так, тогда да, мы — люди.
Он издевался. Тонко, со вкусом. Прекрасно понимал, о чем я, но все же уходил от прямого ответа.
— Ну ты же наверняка чем-то отличаешься от меня?
Брови Дрейка взлетели вверх, уголок рта дернулся. Я густо покраснела.
— Нет... не то! По способностям... Ты умеешь больше, чем другие люди.
— Ты тоже умеешь больше, чем другие люди.
— Да, но... — неужели так ловко можно ставить собеседника в тупик? Пора было вводить новые темы для лекций. — Все же ты отличаешься от остальных: нормальных, обычных, тех, кто ходит по улицам, кому недоступны превращения столов в непонятно что, недоступны светящиеся клетки в воздухе и прыжки в другой мир.
— Да, отличаюсь, но в детали мы пока вдаваться не будем. Может быть, когда-нибудь... — добавил он задумчиво.
В какой-то момент показалось, что Дрейк на несколько секунд нырнул в собственные мысли.
Я пригляделась к его лицу, на первый взгляд равнодушному, в тот момент повернутому к картине и нахмурилась. Что повлияло на настроение начальника? (А такие изменения я хорошо и тонко чувствовала по тому, как сгущался и наэлектризовывался вокруг воздух). Фраза когда-нибудь? Что когда-нибудь он о чем-то поведает или то, что о чем-то он не поведает никогда?
Черт ногу сломит в попытках понять эмоции этого странного человека. Наверное, просто показалось.
— Дрейк, а в Комиссии работают одни мужчины?
Взгляд оторвался от картины и переместился на меня.
— Да.
— Это как-то связанно с физиологией? Или шовинизмом?
— У тебя есть другие, более важные вопросы, — прохладно улыбнулся он.
Я кивнула. Хорошо, пока не буду лезть туда, куда меня не просят. Может быть, когда-нибудь.
— Тогда такой вопрос. Зачем нужны Уровни? Что происходит с людьми, когда они попадают сюда? Почему не рождаются дети, и как реагируют на это жители.
Дрейк хищно прищурил глаза.
— Ты все хочешь знать, не так ли? А теперь скажи, есть ли у меня причина отвечать на твои вопросы?
Я смутилась.
— Может быть, потому что сотруднику, работающему на Комиссию, будет полезно знать детали?
Смешливый сарказм в серо-голубых глазах.
Попытка номер два.
— Потому, что посредством отрытого диалога будет проявлено взаимное уважение?
Прибавившийся к сарказму холодок.
Черт.
— Потому, что если, наконец, получу ответы, то отстану с раздражающими вопросами?
— Ты действительно веришь в это? — (и почему от этих полуулыбок меня бросало то в жар, то в холод?) — Ну, хорошо. Слушай.
— Я уже говорил, что когда люди получают приглашение в мир Уровней, им предоставляется довольно исчерпывающая информация об этом месте и его условиях. К неоспоримым плюсам относится отсутствие старения, так как ход времени приостановлен, к минусам (по той же причине) — отсутствие деторождаемости. Если попробовать объяснить простым языком, то течение времени здесь можно сравнить с фильмом, кадры которого закольцованы в порядке первый-второй-третий-четвертый-первый. Болезни, рост волос и ногтей — да, это включено, но развитие эмбрионов выключено. В случае, если бы дети все-таки рождались, происходил бы следующий парадокс — рост и развитие каждого младенца приостанавливалось бы на первых же минутах жизни, то есть родителям бы доставался малыш, который не растет никогда, так как по умолчанию не стареет, что в данном случае одно и то же. Не сложно представить к каким катаклизмам это бы могло привести. И каждый приглашенный оповещен об этом с самого начала.
— А как же пары, которые сошлись и живут вместе? Неужели у них не включается генетическая память?
— Нет, память о детях, чтобы не доставлять дискомфорта во время пребывания в этом мире, спит. До определенного момента.
— Какого?
— Выхода с Уровней.
— А с Уровней можно уйти?
— Конечно. Уровни созданы не для того, чтобы на них жить вечно, хотя для тех, кто хочет именно этого, горит зеленый свет, а для того, чтобы переходя с одного на другой, человек получал определенный опыт, учился, постигал, развивался в различных сферах. И в случае достижения своего предела, каждый человек вправе уйти туда, куда захочет — обратно в свой мир, сохранив память или же в другие, предлагаемые нами на выбор места, где снова включится физиологическая телесная память и заработает полный набор функций.
— А все ли доходят до конца? И где он, конец для каждого?
— Ты когда-нибудь узнаешь об этом самостоятельно. Кто-то доходит, кто-то умирает — смертью от болезни или от насилия, но никогда от старости.
— Так что же получается, нужно выбирать? Либо жить здесь, либо иметь детей где-то там.
— В каждую секунду, в каждый момент времени ты совершаешь выбор, Бернарда. Выбор, согласно собственным приоритетам и тому, что на данный момент важно. Сюда никто не затаскивается насильно, но тем, кому выпадает возможность прожить вторую жизнь, которая не отнимет времени у первой, редко от нее отказываются. Нет чрезмерно жесткой платы за дополнительные года и опыт, ни у кого не отказывают почки и не отсыхают конечности. Память, при желании уйти, сохранится в полном объеме, плюс возвращается та, чтобы была "заморожена". Есть только один запрет для тех, кто уходит — запрет на распространение информации. Но это справедливая и небольшая плата.
Пришлось мысленно согласиться. Конечно. Пусть дети не рождаются пока, но это не значит, что их не будет потом.
— А если один человек из пары достигает своего предела раньше, чем другой? Тогда ему обязательно нужно уходить, оставив партнера?
— Нет. Достигший предела человек, может жить на Уровнях столько, сколько пожелает, дожидаясь партнера, конца света или спуска на землю светящегося божества.
Ирония. Много иронии.
— А кто решает, когда человек может переходить с одного уровня на другой?
— Комиссия. Энергетическая карта автоматически отображает готовых к переходу людей, сканируя их состояние.
Ох, все-таки, Большой Брат следит за тобой.
Едва я открыла рот для очередного вопроса, Дрейк посмотрел на часы и вопрос так и не прозвучал.
— Мне пора, — ленивый взгляд из-под век, острый и проницательный. — Ну, что, меньше вопросов стало?
— Меньше. И как будто больше.
Короткая сухая улыбка.
— Так и я думал.
Зашуршала серебристая куртка, будто с сожалением, каминные часы выдали робкое бом, словно приглашая собеседника задержаться, задумчиво наблюдали за Дрейком с настенных картин, цветастые букеты и накренившиеся в море корабли.
— У тебя два дня на выполнения домашнего задания. Два местных дня. В твоем мире больше времени, сама решай, где экспериментировать.
— Хорошо. Я все выполню.
— Не сомневаюсь.
Дрейк ушел. Хлопнула за окном дверца автомобиля, негромко заурчал на дворе двигатель серебристого седана. Потом зашуршали колеса и все стихло.
А я еще долго стояла в прихожей, пытаясь понять, от чего в настроение закралась грустинка, принюхиваясь, словно пес, к растворяющемуся в прихожей шлейфу мужского парфюма.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
