Тиберий поднял на него глаза.
— Неужели путь к власти всегда так выглядит?
— Не к любой власти. И не для любого игрока. Императорами бывали и случайные люди. Но путь настоящего императора... я думаю, он всегда такой. Даже для того, кто родился в порфире. За последний месяц вы постарели лет на пятнадцать, Тиберий. Не обижайтесь.
— Я не обижаюсь. Наверное, я ждал разговора с вами.
— Безусловно, ждали, — согласился Торвальдсен. — Все было ясно давно. Такими людьми, как вы, невозможно управлять, за ними можно только следовать. И я надеюсь, что династия Ангелов принесет Византии больше пользы, чем династия Каподистрия.
Тиберий сморщился.
— Не знаю, — сказал он. — Не уверен. И если честно, меня это не волнует. Политика — это власть ради власти. Мы все — носители силы, кто-то большей, кто-то меньшей... и больше ничем не отличаемся. Сила — это все. А польза — это гораздо меньше, чем все... Но вообще-то рано рассуждать, я ведь еще не император.
— У вас есть приличные шансы им стать, — сказал Торвальдсен. — Негропонти больше не станут терпеть Велизария, но и сами они в императоры не годятся. Ни Александр, ни Кирилл... Только не думайте, что вас хотят сделать подставной фигурой. Они не такие идиоты, чтобы надеяться вами манипулировать. Им нужен сильный человек, в тени которого можно будет спокойно жить. Только и всего.
— И они выбрали меня...
— И они выбрали вас, — согласился Торвальдсен. — Насколько я знаю, этот вариант рассматривался уже тогда, когда мы с вами впервые встретились. Тогда они еще сомневались. Сейчас — уверены. И в любом случае, гражданскую войну надо прекратить...
— Я понял, — сказал Тиберий. — Спасибо. До встречи.
Экран погас. Тиберий отошел от уснувшего терминала и сел на кровать, чувствуя, как внутри крутится что-то бешеное и мутное.
Где правда? Где ложь? Что происходит? Мозг ментата привычно перебирал варианты. Большинство из них тут же забывались, потому что были неважны. Цепочки вероятных ходов пересекались и сливались, выводя на магистраль, в конце которой...
Порфира. Императорский пурпур.
Совершенно неважно, обманывают меня или нет. Важен результат.
Он потянулся и лег на кровать, заложив руки за голову.
Хаббл-детектор по-прежнему горел красным. Флот шел к самой красивой планете в мире. К Антиохии. Шел, чтобы дать бой.
Хан был потрясен.
Он так и летел через пролив Смерти на штабной "стрекозе": потрясенный.
Освобождение Виндзора Уайта было для Хана полной неожиданностью. Он почувствовал, что теряет контроль над событиями. Для контрразведчика такое состояние недопустимо; особенно — для контрразведчика, который втянут в заговор.
Совсем флот спятил, думал Хан, глядя на бегущее под самолетом побережье. Или... Или это не флот. Тут чувствуется почерк Ледяного дворца... черт бы его побрал... Ну не мог же арест Уайта быть акцией прикрытия? Или мог?..
Он постарался подумать спокойно. Уайт освобожден. Внезапно. Дело его закрыто, и, видимо, он получил командное назначение. Где — сейчас неважно. Но нам важно до него добраться. Теперь уже буквально любой ценой. Несмотря ни на какой риск. Потому что на разработку других фигурантов времени не осталось.
Как ни странно, после этой мысли Хану стало спокойнее. Он склонился к иллюминатору, посмотрел прямо вниз.
Стальная вода под прозрачными крыльями...
— Все это неплохо, — сказал генерал Одзаки. — Вы сделали большую работу, Хан. Я этого не забуду.
Хан молча кивнул. Временный штаб генерала находился на втором этаже здания военного аэродрома. Отсюда виднелась местность — сиреневая пустыня. И пыль. Рогатые вышки, где-то кто-то кричит, где-то кого-то гоняют строем...
Безымянная зона.
— Позвольте вопрос, — сказал генерал. — Почему вы занимались только Уайтом, оставив в покое других возможных героев?
Хан был готов к этому.
— Я один, — напомнил он. — То есть, конечно, у меня есть Микава, но он просто исполнитель. А все остальные — это люди, которых я вынужден использовать полностью втемную. Я ведь на Арьяварте нелегально. Чтобы разрабатывать сразу трех адмиралов в таких условиях, нужна сеть. А если сети нету, я делаю что могу. Создаю ее на ходу. Но хочу напомнить вам, что к объектам космофлота я не могу даже близко подойти — накроют сразу же. Уж не говоря о вербовке кого-то оттуда...
Одзаки задумчиво кивнул.
— Но вы же кого-то вербуете?
— Гражданских. Моряков или клерков. Нам повезло, что вся Шакти сейчас попала в военную зону. Иначе бы меня и слушать не стали... А так — я могу сослаться на полномочия фронтовой контрразведки. Против флотских это не сработает, но против планетной плесени...
Одзаки поднял на Хана свои карие глаза.
— Вы сосредоточились на Уайте, потому что он уроженец Шакти?
— Поэтому тоже. Все его родственники, друзья, все его связи за исключением чисто военных — здесь. У меня по ним неплохая информация. Если бы я разбрасывался на разные объекты, я бы не получил и этого.
Одзаки кивнул и протянул руку к чайнику.
— Вы действовали правильно, — сказал он. — Но теперь Уайт для вас недосягаем. Как же быть?
Хан собрался. Начиналось самое трудное.
— Я... думаю, что у меня есть канал связи с ним. Надежный.
Одзаки поставил перед Ханом чашечку.
— Да?
— Да. Это друг его семьи, сэймё того района, где расположен завод его отца. Лян Вэй. Человек, у которого хватит связей, чтобы сообщить срочные новости даже в космофлот.
Одзаки секунд десять смотрел на Хана, не мигая.
— Вы ведь уже все придумали, — сказал он.
Хан позволил себе усмехнуться.
— Да...
Одзаки откинулся в кресле.
— Слушаю, — сказал он.
— Судя по всему, что я знаю об Уайте, он — человек очень эмоциональный. Когда в бою при Пангее погибли курсанты, у него была истерика. Разумеется, уже после боя. Но все равно — по этому признаку он на грани профессиональной пригодности для военного. А теперь, если допустить, что он изменник... — Хан замолк.
Одзаки рассматривал его, прищурившись.
— Допустим, — сказал он. — Допустим, что Уайт — изменник. Продолжайте. Что тогда?
— Тогда мы можем его заставить проявить себя, — сказал Хан. — Сыграв на качестве, о котором я сказал. Все его близкие сейчас находятся или на Сееланде, или на Арьяварте. Он считает их полностью защищенными. Если показать ему, что это не так — очень наглядно показать... В идеале — так, чтобы ему возвращаться стало некуда. Я уверен, что в этом случае он сорвется. И, таким образом, доказывать его измену будет уже не надо. Она станет очевидной.
Одзаки встал и прошелся по кабинету, сделав Хану знак сидеть.
— Вы дьявол, Хан, — сказал он, не поворачиваясь. — После смерти ваше место будет среди слуг бога Ямы. Хорошо. Вы готовы провести эту операцию?
Хан кивнул.
— У вас все готово технически?
Хан опять кивнул.
Одзаки повернулся.
— И вы сознаете меру своей ответственности?
Хан сдержал дрожь. И — кивнул в третий раз.
...О подробностях генерал не спросил.
Уже спускаясь по ступенькам здания аэропорта, натягивая пылевую маску, Хан сообразил, что есть еще один вопрос, которого Одзаки не задал.
Действительно ли Уайт — шпион?
А какая теперь разница?..
— Рад вас приветствовать, господин адмирал, — сказал Александр Негропонти.
Ангел молча наклонил голову.
— Несколько вопросов, если можно...
Ангел сел.
— Я слушаю вас, — сказал он сухо.
Старик в своем кресле-каталке сделал движение, как птица на жердочке. Ангел наблюдал за ним с любопытством. Глубочайшая модификация тела. Выглядит жутковато. Но вот — живет. Почти сто тридцать лет...
— Прежде всего я хотел бы знать, — сказал Негропонти, — где ваши остальные крупные корабли.
— Вы имеете в виду линейные крейсера? — Ангел пожал плечами. — На Пандемосе. Война ведь не закончена, и Гондвана не разбита. Я был обязан оставить часть сил для обороны.
— Допустим. Но сейчас у вас достаточно сил, чтобы уничтожить флотилию Вардана?
— Достаточно. Но делать этого я не собираюсь.
— Почему?
— Вы слишком поздно меня вызвали, — объяснил Ангел. — Вардан ведь уже на подходе к Карфагену. Если я двинусь туда сейчас — он встретит меня, полностью готовый к обороне. Чтобы решить эту задачу наверняка, мне придется взять с собой все четыре линкора. А покинуть систему Антиохии, не оставив здесь прикрытия, я пока не могу. Слишком все ненадежно.
— Этих проблем можно было бы избежать, если бы вы привели сюда линейные крейсера.
— Возможно. Но я их не привел. И отзывать их с Пандемоса пока не намерен. Извините, что я говорю такие банальности, но в войне на два фронта нельзя совершать ошибок.
Александр Негропонти заметно поморщился.
— Так превратите ее в войну на один фронт!
— Превратим. В какой-то момент. Но пока стоило бы разобраться с проблемами на самой Антиохии. Я верно понимаю, что у вас тут все-таки начались наземные боевые действия?
На это Александр вообще не стал отвечать. Просто переадресовал вопрос небрежным жестом.
— Да, начались, — сказал Филипп Вишневецкий. — Мятежники отбросили дивизию генерала Кантакузина и продвигаются в сторону Каракки.
Ангел вздохнул.
— Раз уж я сюда прибыл, у меня тоже есть вопросы. Можно?
Негропонти и Вишневецкий переглянулись. Кивнули.
Ангел покосился в сторону четвертого собеседника, Негропонти-младшего. Вид у него был отсутствующий. Но было ясно, что он внимательно слушает.
— Собственно, вопрос у меня один. Что предлагается делать с мятежным Корпусом варягов?
Вишневецкий вздохнул.
— Мнения разнятся. Во-первых, есть наземные генералы, которые рвутся в битву и говорят, что они за пять дней... и так далее. Все генералы одинаковы, как вы знаете... Во-вторых, есть мы с Кириллом. Мы считаем, что проблему можно решить дипломатическими методами... По крайней мере, хотим попытаться. И в-третьих...
— Простите. Вы наверняка уже обратились к генералу Красовски. Он вам ответил?
— Нет, — ответил Вишневецкий, помешкав.
Ангел сделал паузу.
— Почему вы так поздно меня позвали? Почему? Если бы я прибыл на восемь часов раньше, Вардан не успел бы уйти. А теперь его бесполезно преследовать. Я, кстати, удивлен, что они не взяли с собой Корпус варягов, — Ангел усмехнулся. — То есть я понимаю, что на первое предложение о совместной эвакуации Красовски ответил им "нет". В лучших нордических традициях... Но ведь первое "нет" — это только начало переговоров. Я уверен, что Красовски можно было уговорить с ними объединиться. Если бы Хризодракон, Бертольд и Флавий захотели. Но они не захотели! И теперь мы имеем следующее, — Ангел прошелся взад-вперед по белому полу. — На Карфагене у них единая группа, которой вполне достаточно для удержания планеты и в которой нет никаких проблем с субординацией. А варягов они бросили здесь, создав нам страшную угрозу. Мы не можем никуда двинуться, пока не договоримся с варягами. Или не уничтожим их. Очень красивый ход. Чем тащить Красовски на Карфаген, где пришлось бы неперывно бороться с ним за власть, они оставили его нам на съедение. Связав наши руки тем самым. Господа, вы сознаете, что нас переиграли?
— В дебюте, — не выдержал Вишневецкий. — Впереди еще вся партия. Адмирал, я уверен, что у вас, кроме ругани, есть еще предложения. Может быть, выскажете их?
— Мне надо подумать, — сказал Ангел.
Дверь открылась без стука. Человек в красивой гвардейской форме шагнул в зал. Этого человека Ангел заочно знал. Капитан Лакатос, начальник охраны старого графа и самый доверенный его приближенный.
— Да, капитан? — сказал Вишневецкий.
Дальнейшее произошло очень быстро. Ангел так и не понял, откуда в руке Лакатоса взялся пистолет. Выстрел хлопнул не громче, чем пробка от шампанского. Вишневецкий грохнулся на пол. Еще три выстрела прозвучали подряд. Кириллу пуля попала в голову — он опрокинулся вместе со стулом. А граф Александр так и остался в прежней позе. Живой он мало отличался от мертвого, только вот темная кровь стекала теперь по руке.
Лакатос спрятал пистолет, посмотрел на Ангела и широко распахнул дверь.
— Прошу вас, ваше могущество, — сказал он. — Вас ждут.
Георгий Навпактос прилетел в поместье Бериславичей под вечер. Обсаженная гигантскими тополями дорога и алый свет заката — эта картина запомнилась Георгию надолго. Впрочем, хоботы зениток на подлете он заметил тоже. Владельцы горных поместий были вынуждены регулярно держать оборону и умели это делать.
Август Бериславич принял Георгия в большой комнате, где рядом с заваленным распечатками столом несколько неожиданно смотрелся старинный клавесин. Он дождался, пока принесут кофейник, и сказал:
— Слушаю вас, господин контр-адмирал.
Георгий невесело улыбнулся. Погоны контр-адмирала он получил от Андроника в момент прибытия на Карфаген. Первые сутки были сумасшедшими. Георгий только сейчас понимал, какая это была авантюра — с ходу брать власть над целой планетой. Ну, а куда было деваться?.. Чудо, что никого не сбили и что корпусу Флавия не пришлось вести бой. Просто чудо.
— Империи больше нет, — сказал Георгий. — Я знаю, что мы приносили присягу Велизарию и будем за него сражаться. Никто из нас не узурпатор. Но система управления рухнула полностью. Ее надо восстанавливать. Увы. Возможна ситуация, когда космофлоту придется уйти, чтобы действовать в другом месте. И мы хотим быть уверены, что хотя бы на Карфагене все стабильно. Понимаете? Скажите, что вам нужно. Вооружение, любая матчасть — называйте. Достанем, что сможем.
— Я должен поразмыслить, — сказал Бериславич. — Здесь в горах бродят шайки недобитых "синих", у иных из них есть даже бронетехника. Хотя, может, это обычные разбойники. Нам все равно.
— "Синие" — это республиканцы?
— Наверное, — сказал Бериславич. — Мы с ними не беседуем.
Георгий кивнул. После того, что повстанцы сделали три года назад с семейством Вранов, нобили Севера договорились не брать их в плен. И не принимать сдачу.
— Вы должны знать, что с "синими" начаты переговоры, — сказал Георгий. — Вожак "синих", Морвен Руссо, согласился встретиться с генералом Флавием. Я думаю, что встреча уже произошла, пока я летел.
— Флавий... — протянул Бериславич. — Значит, главный на Карфагене сейчас он?
Георгий замялся. Вопрос был щекотливым. Аттик Флавий не только не рвался в главнокомандующие, но и пытался всеми силами откреститься от навязываемой ему роли экзарха. Но после долгого спора он отступил перед тем фактом, что больше некому. Хризодракон с его устрашающей репутацией ни для какой публичной должности не подходил. Андронику следовало заниматься флотом. А Рудольф Бертольд был просто слишком молод.
— Формально да, — сказал Георгий.
Бериславич покачал головой.
— Дело вот в чем... Если я буду говорить с другими нобилями — а вы ведь именно этого от меня ждете, да? — мне придется как-то объяснять, на чьей мы вообще стороне. Людей, которые переговариваются с "синими"? Это мало кого порадует, — он усмехнулся.
