Из Терний

Чертог Стража был полутёмным, высоким, с теряющимися в черноте потолками, и формой напоминал полумесяц или подкову. Пол из чистой стали гулко отдавался под ногами; стены — как будто такие же, но высоко, где их уже нельзя было достать с земли, виднелись остатки словно силой выломанных исполинских полок — или этажей? По краям полумесяца шёл ряд железных опор, а посередине тут и там лежали груды металла, более всего похожие на свергнутые с пьедесталов памятники прежним вождям. Меж двух таких груд стоял сейчас Страж — огромный, на две головы выше даже дюжего Лареса, с растрёпанными пшеничными волосами и холодным безумием в глазах. Тело его защищали лишь обтягивающая рубаха и штаны из чёрной змеиной кожи — но каким бы тонким ни казался зачарованный доспех, он отразил уже два скользящих удара.

— Gott. Forseiti.

Прекрасно. Продолжим.

В голове Надару сами собой всплыли слова языка салмиров, выученного давным-давно и порядком забытого. Страж тем временем договорил, и в воздухе вновь мелькнули два его клинка. Из легенд все знали: сияющее Лезвие Дня и клубящееся тьмой Лезвие Ночи режет любой доспех, разрубает любое оружие, и попадавшиеся порой под ногами сломанные мечи и топоры казались достаточным подтверждением. Два воина заранее готовились к поединку, где от удара можно лишь уйти в сторону — но уже в бою Надару заметил, что у Лезвия Дня светилась колдовским светом только режущая кромка, сам же меч был из металла. Что, если попытаться отразить его не напрямую, а так, чтобы только задеть железом железо?.. За последние мгновения боя неожиданная идея уже по нескольку раз спасла обоим жизнь. Но сейчас и этого могло не хватить.

Сьомира меч

опустился громом —

— Вправо!!..

тысяча храбрых

от грохота замертво

тут же упали!

Надару успел почувствовать волнение Цвета перед очередным "стихом", успел предупредить Лареса, тот успел услышать и отступить вправо, за груду металла... Но что это? Вместо того, чтобы рвануться вперёд, Страж размахнулся и изо всех сил плашмя ударил обоими мечами об землю. Тело его заискрило молниями; земля от грома поплыла под ногами, уши заложило, на глаза навернулись слёзы. Страж тем временем вскочил на ноги и ринулся вперёд. Сквозь разводы боли Надару едва видел его силуэт, всё ближе и ближе, с двумя крыльями смерти в руках. И тогда Ларес побежал навстречу. Не просто пошёл, а бросился в атаку, так, что противник опешил и на миг замедлил ход — а потом под несколькими размашистыми ударами отступил. Раз взмах — шаг назад, два — шаг назад, три — ... В последний миг Ларес почувствовал, но не успел остановить движение: Страж развернулся и подставил один из своих клинков под удар. Кусок меча описал в воздухе дугу и звякнул об пол. Лишившись доброй трети своего оружия, Ларес не ослабил напора, но теперь этого было недостаточно: укороченный меч с прямоугольным обрубком на конце не доставал до врага, и тот вновь перешёл в наступление. Вовремя подоспел Надару со своим Одоори: изящный тонкий меч, слегка изогнутый ближе к острию, раскалённой иглой прошёл сквозь Цвет вокруг Стража и оцарапал ему плечо. Враг вновь ушёл невредимым, но кое-что изменилось: пляска смерти началась. Теперь двое сражались, как один: перехватывая инициативу, не давая противнику расслабиться и обдумать следующий шаг, по очереди атакуя — а потом разрывая очередность, чтобы удивить и продвинуться ещё дальше. Страж был невероятным врагом, слепящий белый Цвет его пульсировал яростно и почти хаотично, сбивая с толку, но теперь было видно: и его можно было загнать в угол. Ларес отступал, почти невозможным движением выбрасывал руку с мечом далеко вперёд, а в следующий миг намеренно открывался и отвлекал на себя внимание, раз за разом побеждая в опасной игре. Надару сейчас восхищался им даже больше, чем Стражем: рискуя жизнью, он защищал друга, давал время изучить противника и спланировать смертельный удар. Как и раньше, как будто перед ними был не грозный часовой Источника Бессмертия. И, как и раньше, его жертвы приносили плоды.

— Вправо! Бей вправо!

Ларес отреагировал, сдвинулся вправо и ударил. А Страж — нет. Надару мысленно извинился перед товарищем за обман: нужно было как-то убедиться...

— Он не понимает, что мы говорим! Слушай меня.

Ларес перехватил клинок в левую руку, отразил выпад сбоку и вновь вернулся в стойку.

— МОЖЕТ, УЖЕ НАЧНЁШЬ? А ТО... Я ТУТ... СОСКУЧИЛСЯ!..

Он всегда орал во всю глотку, когда нужно было говорить во время боя. Надару усмехнулся, открыл рот — и едва успел поднырнуть под косой удар Лезвия Ночи. В горле застрял колючий ком: ошибок Страж не прощал.

— В левом крыле узкое место, гони его туда!

Ларес вновь перехватил меч в другую руку и отпрыгнул, уходя от подсечки. Весь бой напоминал танец с очень широким шагом: Страж знал, что его удары не отразить, и бил размашисто, не оставляя места для манёвра. Поэтому почти каждый раз один отступал, а другой шёл в атаку с другой стороны, завершая круг танца. Теперь же Ларес начал отходить с каждым разом дальше и дальше, упругой щепкой отскакивая прочь, а возвращаясь медленно, будто нечаянно. Совсем скоро трое оказались у левого рога "полумесяца", где стены смыкались в узком тупике.

— По моей команде, когда он будет прыгать, ныряй вниз... когда приготовится...

— НЫРЯТЬ? КОГДА?..

— Сейчас!!..

Лишь только Ларес в очередной раз отпрыгнул назад, ещё дальше в угол, Страж вновь набрал побольше воздуха, открыл рот, готовый выкрикнуть очередной стих... И Гроза Тайры успел — вместо того, чтобы возвращаться на расстояние удара, он кубарем полетел на пол, уходя с линии поражения влево.

Молни...

...менный Ха...

...тру подоб...

...не ша...

...ился!

Страж не смог остановить свое заклинание, устремился вперёд и на полной скорости врезался в стену; его бросило обратно с такой силой, что, казалось, он никак не мог встать обратно с пола — но на деле не только остался в сознании, но и попытался удержаться на ногах, зашатался на месте, раскинув руки. В этот миг на его спину опустился клинок Надару. Удар не пробил колдовской брони, но заставил Стража распластаться по полу и выронить клинки. Не теряя времени, он перевернулся на спину и вытянул вперёд руки с растопыренными пальцами. Новый стих, сорвавшийся у него с губ, показался нечленораздельным шипением — а потом из пальцев его вырвалось белое пламя, и тело Надару тряпичной куклой взмыло в воздух. Уже спешивший на помощь Ларес взревел раненым медведем, в два прыжка подскочил к Стражу и принялся осыпать его яростными ударами, после чего изо всех сил всадил остриё меча ему в нагрудник. Из груди сквозь прорванную змеиную кожу хлынула чёрная кровь. Поющий Страж пал.

Всё ещё не веря в произошедшее, Ларес попятился и сел прямо на пол. Из чертога как будто сразу же исчезли остатки света, и стены из тусклой стали и груды металла на полу больше не пророчили опасность, но смотрели мрачнее прежнего. Несколько тяжёлых вдохов спустя Ларес откинулся назад, смахнул с лица слежавшиеся от крови комья волос — и тут только вспомнил о друге. Вскочил, оглядываясь по сторонам, и почти тут же заметил лежащую ничком фигуру неподалёку.

— Братец... Эй, братец!

Едва битва завершилась, силы ушли из рук и ног — Ларес едва доковылял до Надару, упал рядом и перевернул его на спину.

— Давай, вставай, мы победили... Да что с тобой?..

Надару был жив, но лежал неподвижно; в глубоких устремлённых к потолку глазах сверкали отголоски молний Стража.

— Да... да. Со мной всё в порядке.

Он вздрогнул всем телом, но действительно поднялся на ноги. Отстранённое выражение лица осталось — опалённому волшебным пламенем Надару будто ни до чего не было дела.

— Правда в порядке? Ну, давай. Как тебя шибануло — а вроде ничего, силищей такой теперь пахнет, — проговорил Ларес неровным голосом. После жаркой битвы до сих пор слегка шатало. Надару посмотрел на него непонимающе и отвернулся.

К поверженному врагу подходили осторожно, будто опасаясь, что тот сейчас же восстанет и продолжит бой. Но тело в чёрной луже лежало неподвижно. Пришло время собирать трофеи.

— Вот они — Лезвие Дня и Лезвие Ночи! Так долго мы шли, и вот... Выбирай любое.

Надару словно не заметил дружеского великодушия — просто смотрел на два лежащих неподалёку от тела клинка, после смерти хозяина не менее живых: один — стальной, с сияющей ослепительным светом режущей кромкой, другой — весь в угольно-чёрном дыму, невидимый за плотной завесой.

— Что скажешь?

Туман ярости и боли тотчас упал с глаз. Надару видел два меча — видел по-новому. Дикие сполохи Цвета поверженного Стража всё ещё мелькали вокруг, мешая рассмотреть что-либо ещё, — но легендарные клинки жили собственной жизнью, как будто независимо от их прошлого владельца. Стоило взглянуть на первый...

— ...словно в тот же миг пронзает изнутри, стремительно, как самый быстрый удар. На языке чувствуешь сладкую кровь. Лезвие Дня — это жизнь, радость, голод, стремление вперёд. Убийство. Другой — застывший, вечный, печальный. Лезвие Ночи — мудрость, старость, смерть — но смерть, вечности подобная. Безупречная.

Ларес сначала удивлённо посмотрел на друга, потом усмехнулся.

— Ты что, оба захотел? Выбирай.

— Я выбрал.

Но прежде, чем он успел закончить, труп Стража вдруг заговорил.

— ...av loggerbok postren tre vinta...

Нет, он лежал там же, мёртвый, как прежде, и хладные губы не шевелились. Голос — его голос, несомненно, — продолжал говорить и исходил при этом как будто прямо из левой руки; там же теперь мигал холодный, зачарованный белый свет. Смотря почему-то не на Стража, а в глаза Ларесу, Надару вслух перевёл:

— ...запись двадцать три. Сегодня мы вернулись домой.

Что это было? Этот запах...

Лас открыл глаза и какое-то время сидел молча, отстранившись от суеты вокруг. Как и раньше, всё увиденное исчезло почти в то же мгновение, как появилось. Можно не двигаться, попытаться удержать, сохранить больше в себе, но в глубине души всегда ясно: то, что ушло, должно было уйти. Даже видение битвы со Стражем было уже скорее отголоском, прощальным подарком от продлившегося один миг озарения. Но в этот раз Лас точно знал, чем этот запах был на самом деле — чем-то прямо противоположным увиденному осколку прошлого. Запах будущего. Запах возможностей. Запах надежды.

— Все... все погибли?..

Терилун без сил опустилась на пол прямо перед мальчиком-гонцом. Встревоженная Брита вскочила на ноги и тут же зашипела от боли в свежих ранах. Задумчивый лекарь, напротив, вышел из оцепенения и как ни в чём не бывало заспешил к больной:

— Это вы-с тут жалуетесь? Посмотрим...

Ткачиха как будто не поняла, что речь о ней, и мимо озадаченного мужчины прокричала:

— Что случилось? КТО это сделал??..

— Н-н... Я не з-знаю, только это сказывали, больше ничего... н... — Под зверским взглядом Бриты мальчик сжался в комок и умоляюще посмотрел на Ласа. Тот сначала поглядел ещё более грозно, но потом пришёл в себя и глазами указал на выход.

— Я... пойду, узнаю... — И был таков.

Мальчик чуть всё не испортил. Ещё немного, и если не Терилун, то уж точно Брита заподозрила бы, что между ним и Ласом что-то есть. Фальшивый гонец за шесть медяков был узким местом этого состряпанного на скорую руку плана. Но план удался.

— Успокойте сударыню, милсдарь, а то я такую лечить не буду. — Лекарь обернулся к Ласу, указывая на нервно вертящую головой Бриту. — Или мне за это больше заплатят?

Вместо ответа одна из рыжих прядей поднялась с земли и повертелась перед носом у старика.

— Скажем так, тебе заплатят. Лечи.

Лекарь испуганно спрятал глаза и принялся разбирать свой саквояж. Слухи подтверждались: в Касталлари о Ткачах знали все.

Изнутри Терилун сейчас выглядела так же, как снаружи — потерянной, измученной, обессиленной. Сколько бы ни вглядывались в её Цвет сейчас даже опытные мастера, всё равно увидели бы только это. Ласу потребовалось наблюдать за ней с самого начала, с первого дня их знакомства, чтобы чувствовать разницу. Нет, это не опустошённость: она просто как будто выдохнула, выпустила всё наружу, позволив Ласу искупаться в целом море Цвета и с помощью этой силы на какую-то долю мгновения заглянуть за грань. Теперь — всего лишь затишье, пока она вновь не наберёт воздух. Следующий выдох будет ещё сильнее. Не зря он учил её: не выбрасывай лир понапрасну, как Лия в её сияющем танце. Лия... вот кто бы мог занять место Терилун, с её невероятной врождённой мощью, с даром черпать из внешнего мира силу безграничную. Всё бы сложилось совсем по-другому, если бы она не отказалась — резко, бесповоротно, как может сделать только равная. Что же, пришлось выбрать другую, пустышку, к этому не готовую, для этого не предназначенную. Она сидела сейчас напротив.

Когда Лас подошёл ближе, на лице Терилун не было слёз. Все правильно: ни ярости, ни паники, ничего. Оставалось разве что на самом донышке — она подняла глаза и тихим голосом спросила:

— Получается, погибли все... совсем? Никакой надежды?

— При мне никогда не уничтожали сигил целого города. Но я знал людей, которые выбрались из Терний без ориентиров, — ответил Лас, но посмотрел достаточно пристально и долго, чтобы дать понять: да, совсем. Она быстро росла, училась читать между строк, пускай же прочитает это: надежды нет.

Лекарь удивительно быстро обработал раны Бриты, получил свою плату и ещё быстрее убрался восвояси. Лас двинулся к выходу; Терилун молча поднялась на ноги и пошла следом. Обычные звуки дня вернулись в город, но долетали издалека — разгромленная, обожженная, залитая кровью улица стояла молчаливой гробницей. Осторожно ступая среди обломков, Лас со спутниками прошел дальше, к уходящему влево переулку.

— Эй... стойте!!..

Лас неохотно остановился.

— Именем Высочайшего...

К ним навстречу в сопровождении полдюжины солдат направлялось живое подтверждение факта: предчувствиям Ткачей стоит доверять. Завитые на модный манер усы, большие навыкате глаза, длинная алебарда за плечами, подкрашенный позолотой узорный доспех.

— Долгая жизнь Великому, сыну Солнца, Неба и Звёзд! Чем я могу помочь Его бдительному патру...

— Ты! Да, ты, я к тебе обращаюсь. Стой на месте, руки подальше от оружия. И хватит тут разговаривать. В лагере поговорим, что вы натворили и что вам за это будет. А вы, эй, что встали? Расчехляйтесь.

Патрульные тотчас очнулись и обнажили свои мечи, сабли, длинные копья — кто в лес, кто по дрова. Их более скромная броня тоже сверкала вымученным лоском, но с лиц некоторых ещё не сошёл пух ранней юности. Значит, действительно регулярная армия Суо была уже здесь. Во всей своей сомнительной красе.

— Мы? Сделали? Позволь объяснить...

— Говорю, в лагере объяснять будешь. Э, сударыня, руки из карманов, быстро!..