* * *
На съёмку фильмов должно было уйти около недели — и это была страшная неделя для советского руководящего состава и людей на местах. Они не знали о том, что происходит — а я исполнил всё как и говорил — дал ребятам всё. Оборудование, технику, видеокамеры и видеомагнитофоны, и даже устройства для скрытой записи звука — компактные диктофоны — для прослушки. С микрофонами и передатчиками, для скрытой записи.
Это был совершенно новый формат — и мне потребовалось буквально проталкивать его всеми правдами и неправдами, и всеми силами — устройства в виде компактных микрофонов удалось встроить в обычную ручку. Но и это ещё не вся техническая база — на третий день пришлось договориться через свои связи у подпольных миллионеров — я гарантировал им безопасность, гарантировал анонимность — под своё честное имя, и несколько согласились на интервью — конечно же, исключительно анонимное. Интервью состоялись — и это была та ещё бомба о том, как в СССР построили свои подпольные бизнесы по фарце и как работает подприлавочная торговля, торговля на так называемых чёрных рынках, какие там обороты.
Проще всего оказалось получить интервью у разного рода несунов — я посоветовался с Анатолием, тот позвонил по линии КГБ, там позвонили директору завода в Москве, и тот сам сдал своих вороватых сотрудников, особо отличившихся на теме воровства.
Самая яркая тематика — это "советская заграница" — западный маркетинг, культ запада, формирующийся в том числе из-за вещей, из-за отношения к западу как к какой-то великой и светлой загранице, где светлоликие богатеи-миллионеры и поголовно в белых штанах... вкупе с топорной пропагандой, мифотворчеством голливуда и проникновением вещей — формировался целый культ запада. Не учитывающий ни реального положения дел, ни реального положения вещей, довольно грубый и довольно примитивный — построенный на наивности советских людей и на их же вере в социальную справедливость. Мол, там её больше — ХА! Три раза Ха!
Но кино, которое отвечает и на эту тему — тоже было. Но не такое яркое.
Студенты с факультета кинооператорского искусства оказались гораздо более талантливыми операторами, чем их чисто журналистские коллеги и оказалось, что они умеют мастерски выстраивать кадр — без творчества, но по-академически чётко, и умеют влезть когда надо куда надо.
Тайминг каждого фильма — полная кассета формата миддл-синема — сто двадцать минут. Два часа фильма. И надо сказать, что ставка на смелых и не знающих страха перед режимом студентов оказалась очень хорошей — они отсняли фантастически правильные кадры. Фантастически.
Фильм про советскую торговлю — начинался с подпольной покупки, на скрытую камеру — не знаю, как они её скрыли, из под прилавка довольно больших партий дефицита. Ничего фантастического — просто обычная подприлавочная торговля.
Сложнее всего были материалы касающиеся психологии, и, как ни странно, обсуждений насущных проблем советской экономики. Материал они нашли — тут не поспоришь, отсняли только так — проблема была скорее в том, что люди при виде камеры или любой официальной делегации работали как надо. Это когда все уезжали — работа возвращалась в привычное русло.
Всё это перекликалось с социальной справедливостью и стремлением советского обывателя в массе своей — построить вокруг себя зону комфорта и жить в ней — не к стремлению прыгнуть выше головы — а именно обустроиться и делать ровно столько, сколько необходимо, чтобы этот комфорт не пропадал. Эта тема оказалась самой коварной, а её раскрытие — одним из самых ярких. Хотя я пророчил роль самой яркой — последней картине.
С иностранцами вышло занятно — брали интервью в том числе и у иностранцев — к которым обычно приблизиться сложно — но видя камеру, никто ничего плохого не подумал — общались за закрытыми дверьми и тет-а-тет, при статичной камере.
Монтаж десяти фильмов — даже примитивный — съел у меня ещё неделю рабочего времени. Тут ведь корабль не попросишь — он всё понимает, но он тупой — это машина, она умеет составлять пространные тексты, или выполнять команды — но понимать смысл, чувствовать — не способна. Вот поэтому пришлось сделать себе старомодный компьютер, с системным блоком, мощной видеокарточкой, переходником под магнитофон, и подключив всю технику — сначала оцифровать все полученные кассеты — у каждого фильма хронометража часов на четыре-пять... и потом резать, резать, резать и резать. Вставлять переходы, видеоэффекты, замыливать и где надо скрывать голос, вставлять подписи и надписи. Титров не было — никто из студентов не согласился бы оставить своё имя под настолько неприличным для советского уголовного кодекса фильмом.
В остальном мне не пришлось делать ничего сверхсложного — но просто нарезать шесть часов материала, вырезать из них четыре лишних в виде сотни-двух фрагментов, скомпоновать их, наложить где надо музыкальный фон, разбавить их кадрами на этапе продакшена, и добавить в них надписи, архивные кадры — в каждом фильме с десятка два архивных съёмок и фотоснимков, которые регулярно появляются и поясняют зрителю кто есть кто, а что есть что.
Если так посмотреть — то получившиеся фильмы, поначалу выглядящие как средней паршивости видеоблоги, после всех наложений, эффектов, вставок, музыки и прочего — вполне себе превратились в довольно динамичные и интересные фильмы. Без шока-трепета-фантастики — но вполне на уровне ретро-документалистики. Самое необычное из них — это многочисленные аудиовставки с титрами, сделанные на прослушивающие устройства — то есть негласно, тайно. Вот там уже было всего и много и некрасиво — и матом крыли, и объясняли почему нахер не надо им этого внимания, и почему врут — в общем — срыв покровов, когда камеру оставили в машине и отошли поговорить тет-а-тет. Тут уже был весь треш, вся так сказать мякотка, придававшая остроты.
Фильмы были не столько угнетающие, как либероидное нытьё как всё плохо и какой режим виноватый во всём — сколько разворачивающие реальность советского человека — и других людей нет, потому что наши люди — это мы.
Копию каждого смонтированного фильма я вручил их создателям, и себе записал по образцу — для кинопоказа. Получился очень мощный, качественный, идеальный на фоне советской, образец пропаганды. Потому что по большому счёту возникало после просмотра желание не удавиться, как от фильмов некоторых режиссёров, а наоборот — исправить всё это дерьмо и не быть таким дурачком — верящим в западный рай, ворующий на заводе, работающий спустя рукава, и при этом хотящий чтобы ещё колбаса была вкусная и с работы отпускали пораньше...
Пропаганда получилась вполне жизнеутверждающая, объясняющая недостатки и не оставляющая ощущения что всё плохо — наоборот, за многое вину возлагающая на самих граждан, и объясняющая, что на нашу жизнь власть и государство влияют... влияют, но не так сильно — по большей части никто не виноват в проблемах граждан кроме самих граждан.
По отдельности кино получилось неплохое — всё вместе — очень мощным документальным источником. Очень симпатичным и очень правдивым. Такое в СССР никогда не снимали и не будут снимать — а после — останутся только те, кто слишком неравнодушен — в любую сторону.
На премьеру пришли все — студенты, а так же небольшой закрытый видеопоказ устроили для некоторых больших дядей — прежде всего Шелепина с Семичастным — уделить целых несколько рабочих дней просмотру любительских фильмов они никак не могли, зато их жёны — запросто. Приехали дамы, а так же приехали студенты — сами съёмочные группы. Привезли оборудование, которое работники НИИ по моей просьбе поставили в один большой кабинет. Премьера же была в гостиной — она же конференц-зал.
Ребята за это время прилично приоделись, стали немного уверенней в себе и немного смелее. И делились впечатлениями от работы — а работа у них была очень интересная.
Надо отметить, что сами по себе фильмы получились очень похожи на тележурналистику конца восьмидесятых — только с визуальными эффектами и монтажом получше — что придавало им небольшой лоск. Но это всё ерунда — это я их так видел — простой неподготовленный советский гражданин видел их совершенно иначе. Абсолютно в другом ключе — это была практически ересь против догматов партии — непоколебимых, неоспоримых догм официальной пропаганды, которая стоит как колосс и придавливает любые аргументы критиков своим весом. Твердолобая и нечувствительная, негибкая и очень хрупкая пропаганда — а вот кино на премьерном показе вызвало лёгкий фурор — посмотреть его пришли так же некоторые сотрудники НИИ, в том числе Старос с Алфёровым, и привели человек пять каждый с собой. Для этого пришлось ставить сразу три больших телевизора в ряд, так как передавать видео на проектор было не слишком хорошей идеей — проектор сделал бы эту картинку очень мыльной и очень угловатой — уродско-низкокачественной. Пробовал уже.
На премьере мы посмотрели три самых ярких фильма, первый — о культе запада — который не только не гасится — но и наоборот, максимально разгоняется, но негласно — на словах запад загнивает, на деле — выехать нельзя, получать информацию нельзя, немногочисленные вещи, попадающие из заграницы в СССР превосходят местные, а вкупе с возростающим год от года критическим мышлением и стремлением к справедливости — свойственном нашим гражданам вообще — это создаёт идеологически-опасную установку. И выхода из этого бермудского треугольника попросту нет — либо полная изоляция, как в японии древности — с полнейшей самоизоляцией от окружающего мира и замыкание в себе, либо... — дальше ведущий не договорил, — я думаю все и так поняли.
Культ запада процветал в каждой его вещи — и борьба с ними — попытки носиться с свистком за спекулянтами иностранными сигаретами и джинсами — были хорошей рекламной кампанией США на территории СССР — обывательская логика уже давно составила стереотип — плохую вещь не запретят.
Эта ложная установка очень сильно прижилась и во многих случаях нашла подтверждение — логика принятия решений у власть имущих осталась на уровне бытового домостроевского мужика-барина, и сам метод мышления оказался довольно примитивен и эмоционален. И логика — бытовая, обывательская — запрещать, не пущать, повелевать... Это естественно нашло отклик в молодой среде — которая уже далеко не похожа на тех людей, что жили во времена Сталина — запреты не мотивированные логикой, только лишь собственными эмоциями других людей — воспринимаются в массе как покушение на них — если им что-то нравится, но это решили запрещать и не пущать — то это прежде всего вопрос того, что государство против них.
Так возникают разного рода либералы и диссиденты, а так же самая многочисленная прослойка — условно-верных, но пассивных негативно настроенных граждан. Которые за советскую власть лишь в отсутствии альтернативы — то есть на баррикады не побегут бунтовать, но если появится альтернатива — немедленно ею воспользуются. А пока привыкают жить так как есть.
Культу запада немало способствуют огрехи и в целом неконкурентоспособность советской экономики.
Кино об этом частично наезжало на другие сходные тематики — такие как восприятие заграницы советскими гражданами и западная пропаганда в СССР. "Пропаганда вещей" — маркетинг.
Фильм вызвал просто ураганные эмоции у зрителей — дальше была экономическая тематика — проблема подпольной торговли — и существования в симбиозе рыночной и плановой экономики — и то, как стихийная рыночная надстройка регулирует нехватки и недоработки плана — тем самым нарастая на него как мясо на кость. И что было когда устанавливали слишком жёсткий плановый порядок — экономика просто задыхалась от спроса и местами выдавала ошибки. Видеть немного хамские надписи учёт-обед-приём товара — в общем, идите нахрен, товарищи — стало уже привычным для советских граждан.
Третий фильм оказался самым жёстким из всех, хотя наверное не жёстче фильма про диссидентов Тот демонстрировал советскую борьбу с инакомыслием — и это была бомба. Потому что общий тон фильма строился на сравнении того, как сравнительно мягко и обтекаемо, и психологично работает пропаганда на западе с подобными проблемами. Зато по советским истеричкам прошлись просто наждачной бумагой — борьба с инакомыслием как домостроевская истерика крестьянина, услышавшего что бога нет. Культ партии, культ коммунизма, борьба с ересью. Неумелая, неумная, приводящая скорее к обратному эффекту — дающая вольницу для работы Голоса Америки и в широких слоях общественности выставляющая государство эдаким глобальным злом, с умственными способностями истеричного деревенского пана, которому проще на любую критику ответить приказав на конюшне выпороть, чем работать более грамотно.
Советская борьба с этим всем возвеличивает и придаёт желанности всякому либеральному контенту — каким бы он ни был, и в целом борются не с идеей и не с сутью — а с внешними проявлениями — плевав на то, какие это вызывает эффекты и какие нарративы, и какие вибрации от всего этого исходят. Не говоря уже о информационно-психологической подоплёке и тем, как это перекликается с работой настоящих профессионалов пропаганды — которые на фоне советской ведут очень эффективно контрпропаганду и нашли себе прочную опору в рядах граждан, настроенных либерально — которые сопли распускают про злой режим, и во всём винят царя. По большому счёту — дурачки, вроде керенского — которые ныть только и умеют — но вместо того чтобы плюнуть на них и посчитать спорить с дураком ниже своего достоинства — государство упорно пытается гавкать на собаку...
Последний фильм освещал показуху и восприятие советских граждан западным обывателем, и вторя во многом предыдущим нарративам — приходил к выводу, что доверчивость советских граждан и мягко говоря — замкнутость своего советского мира, своей советской вселенной, позволяют думать, что показуха неочевидна — в то время как реально на западе разве что немногочисленные отщепенцы всерьёз намерены воспринимать советскую пропаганду — для большинства очевидна наигранность — они звери джунглей, диких информационных пространств. Они привыкли фильтровать ложь и официальный трёп практически на бытовом уровне — тогда как у советских граждан этого навыка нет — отсюда главная проблема, можно сказать — главная проблема советской пропаганды за рубежом — неспособность работать с западным зрителем. Неспособность даже в очень малом поступиться своими интересами ради правды, неспособность избегать стереотипных фраз и стереотипной пропаганды — которая просто фильтруется на входе в любого западного жителя — и наиболее эффективно работает на жителей очень третьего мира — вроде вьетнамцев и монголов.
Ошибки методологии, ошибки формы пропаганды, ошибки колоссальные в восприятии и вера в собственую пропаганду — интервью с иностранцами, которые рассказали нужные вещи — это вообще бомба — оказывается, наигранность этого фарса только сильнее отталкивает — жители, привыкшие к тому, что государство не должно вмешиваться в жизнь граждан так сильно — воспринимают подобное как показательную порку крепостных, чтобы показать, как они счастливы. Как лютую дичь.
