Я тяжело вздохнул. Много ума придумать такое не надо, главнее — эффективность.
Теперь следующая задача — схему камер нужно опробовать. Не то, что не доверяю дону Алехандро... Доверяю. Но душа просит.
Решено, так и сделаю. При первом же удобном случае.
К сожалению, случай не заставил себя долго ждать. Как я уже сказал, мёртвые зоны понатыканы везде, на каждом шагу, оставалось лишь подгадать совпадение трёх факторов: наличие в этих зонах меня, кого-нибудь из холуёв Толстого и отсутствие людей вокруг. Мне казалось, вещь трудновыполнимая, особенно последний фактор, но я сильно ошибался.
После пары я не спешил, выпустил из аудитории почти всех — хотелось поразмышлять в одиночестве. Но когда вышел, меня за рукав дернула Шпала:
— Хуан, надо поговорить.
— Я обреченно вздохнул и повёл ее в сторону, к стене. Навигатор услужливо подсказывал, что там тоже мёртвая зона. — Я ещё не всех проверила, но у меня есть кое-какие мысли насчёт этой девушки.
— Озвучь?
Я напрягся. Сзади, у релаксационного окна, оттряхивался один из моих обидчиков. Гнида, державшая меня в пятницу за руки, пока Толстый бил по лицу. Ненавижу!
— Есть одна девушка, которая подходит по всем твоим критериям. Но проблема в том, что она...
...Гнида, как про себя я его и окрестил, отряхнулся, и медленно пошел в нашу сторону, улыбаясь и что-то насвистывая. В коридоре вокруг, не считая Эммы, никого не было — все разбежались по аудиториям, спеша на пары. Мой мозг лихорадочно заработал, в кровь выплеснулась ударная доза адреналина.
— Что? — переспросил я у Эммы, не слыша, что она говорит.
— Она... Не из 'золотой сотни', скажем так.
— А откуда?
Гнида шёл. Прямо ко мне. Ему нужно было пройти мимо, в двух шагах, сквозь мою мёртвую зону. Такой шанс упускать нельзя.
— Эмм, она аристократка? — нетерпеливо вздохнул я.
Пять. Четыре. Три.
— Да, можно сказать и так.
— Что значит 'можно сказать'? Да или нет?
Два. Один. Гнида почти поравнялся со мной, я не только видел, но и чувствовал его спиной.
— Она не такая, как остальные. Она...
— Внеси её в общий список, делов-то! А я потом посмотрю.
Ноль...
Я развернулся и с оборота и засветил Гниде боковой в нос.
...Хрясь!
Звук ломающейся переносицы привел в чувство, заставил эйфорию убраться к чертям собачьим.
Что я наделал? Это же объявление войны! Готов ли я?
И тут же подобрался — готов. Война уже идёт, идёт давно. Просто настала очередь бить мне.
— Что ты сказала про ту девушку? — как ни в чём не бывало обернулся я к Эмме, но та стояла с открытым ртом и выкаченными глазами.
— Ты!.. Ты!..
— Что я?
— Ты его ударил! Тебя же отчислят!
В её голосе можно было кроме страха разобрать нотки переживания. Я усмехнулся:
— Разве?
И демонстративно покрутил головой.
— А мне кажется, что он просто упал. Шёл, споткнулся и упал. Ты ведь ничего не видела?
— Нет, но...
Я крепко, изо всей силы, схватил Эмму за локти и притянул к себе.
— Эмма! Ты! Ведь! Ничего! Не! Видела! Так?
Она какое-то время непонимающе хлопала ресницами, потом вырвала руки.
— Псих!
— Какой есть.
Теперь уже я принялся насвистывать лёгкую песенку, что-то из 'Аббы', развернулся и побрёл на следующую пару, оставив Эмму разбираться с потерявшим сознание Гнидой.
* * *
— Да, сеньор директор, я настаиваю на своих показаниях.
— Тогда объясни, почему сеньор Рубини утверждает, что ты его ударил?
— У нас с сеньором Рубини... Сложные взаимоотношения. Вам любой в школе это подтвердит. Например, он, наряду с сеньором Кампосом, участвовал в моём избиении в пятницу после занятий. Я могу найти сотню свидетелей этому. Кстати, это произошло буквально за воротами школы.
— Школа не несёт ответственности за происходящее за её пределами! — нервно одёрнул директор.
Здесь я был первый раз, в кабинете у Витковского на разборе полётов. Но что-то подсказывало, не последний. Директор глянул исподлобья грозным-прегрозным взглядом, который, впрочем, не произвел на меня никакого впечатления.
— Значит, сеньор Рубини участвовал в драке с тобой.
— Избиении, — уточнил я, но замечание было проигнорировано.
— И ты, в отместку, ударил его и сломал нос.
— Неправда. Он споткнулся и упал сам, а меня оговорил из личной неприязни. Что может подтвердить система внутреннего наблюдения.
Директор сжал кулаки, встал и нервно прошёлся по кабинету.
— К сожалению, система наблюдения дала сбой, и я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова.
— Рядом находилась сеньорита Долорес, она может подтвердить мои показания.
Директор вздохнул, открыл дверь и быстро произнес:
— Заходите. Оба.
Они зашли. Гнида, с перевязанным носом, гипсом на пол-лица, и Эмма, наивно хлопающая ресницами, стискивающая в руках сумочку. Эмма старательно играла дуру, вот уже второй час, и я, признаюсь, был о ней худшего мнения. Когда надо — она гораздо умнее, чем кажется.
Гнида бросил на меня взгляд, которым можно убить, и сел на диван. Я по знаку директора пересел в кресло напротив него и беззаботно закинул ногу за ногу. Эмма села на моё место.
— Итак, сеньорита Долорес, расскажите нам ещё раз, как было дело.
— Я уже говорила, сеньор директор, — Эмма неуверенно пожала плечами, — я не видела.
— Как, как ты не видела?! — взбеленился тот. Это был не первый допрос за сегодня, и своей показной тупостью она его достала. — Ты не видела, как один учащийся, стоявший рядом с тобой, ударил другого учащегося, стоявшего рядом с тобой?
Дылда снова пожала плечами.
— Я такая рассеянная!..
Я из последних сил давился, чтобы не рассмеяться. Глядя на её совершенно серьезные ужимки нельзя было не поверить в это. Да, Эммануэль, тебе бы в актрисы идти. Правда, роли бы у тебя были типовые, играть дур, но их же тоже кому-то нужно играть!
Витковский успокоился, взял себя в руки и присел назад. Выдавало его лишь не в меру красное лицо.
— Сеньорита Долорес, расскажите нам тогда, что вы видели.
— Ну... — она задумалась. — Мы стояли с сеньором Шимановским. Разговаривали.
— Вы видели сеньора Рубини?
— Да. Он шёл мимо.
— Вы видели, как сеньор Шимановский его ударил?
— Нет, не видела.
— В таком случае, вы, наверное, видели, как сеньор Рубини споткнулся и упал?
— Нет, не видела.
— Как нет, если вы стояли в метре от обоих?!
— Наверное, я отвернулась.
Директор стал краснее двести девяносто восьмого плутония.
— Да ога с гим заодго! — вякнул Гнида, противно гнусавя. — Ога же спит с гим!
Эмма гневно обернулась. У нее был вид мегеры, гарпии, она готова была растерзать его голыми руками, и сдерживало её только присутствие директора.
— Слышишь, козёл, за такие слова я тебе сейчас ещё один нос сломаю!
Где она собралась искать у него второй нос? Я изо всех сил пытался не рассмеяться, но получалось плохо.
— Долорес! — прикрикнул директор.
— Ещё вякни хоть что-нибудь! Я тебя так разукрашу — мама родная не узнает!
— Эмма!
— Я тебе член оторву! — заводилась Шпала. — Потом прикручу назад и опять оторву! Только заикнись, с кем я сплю!
Лихо с фантазией у девочки! Под горячую руку к ней лучше не попадать! Я заржал на весь директорский кабинет.
— Эммануэль Долорес! — закричал Витковский, теряя остатки терпения. — Это всё же мой кабинет, попрошу вести себя соответствующе!
Шпала замолчала, уткнулась в пол.
— Извините.
— Эмма, как тебе не стыдно!
— А не стыдно! — вскинулась она. — Пускай они сами разбираются! Нечего меня сюда приплетать! Я ничего не видела, ничего не знаю и ничего не скажу!
Витковский стер со лба пот. Воевать со Шпалой... Я ему не завидовал.
— Иди на занятия, — вырвался его обреченный вздох.
Эмма гордо поднялась, поправила платье и величественно поплыла к двери. Гнида выдавил ей вслед сквозь зубы:
— Шука! — Но та лишь презрительно фыркнула.
— Сеньор Рубини, вы также свободны. Можете идти домой.
— Го седьог дидектог...
— Да свидания, сеньор Рубини! — властно указал тот на дверь
Гнида встал, поклонился и вышел. Витковский устало плюхнулся на свое кресло.
— Шимановский, я прекрасно понимаю твою игру. Ты доиграешься.
— Какую игру, сеньор директор? — невинно округлил я глаза.
— Не прикидывайся. Я не знаю, где ты раздобыл схему мёртвых зон, но поверь, в следующий раз тебе так не повезёт.
— То есть, вы утверждаете, что в следующий раз, если кто-то из друзей сеньора Кампоса поскользнется и что-нибудь себе сломает, и оговорит меня, вы меня накажете?
— Именно, Шимановский. И не передёргивай. Ты прекрасно знаешь, как было дело.
Я отчислю тебя. В следующий раз, как только выкинешь что-нибудь эдакое. Всё понятно?
— Понятно. Но думаю, департаменту образования это не понравится, — задумчиво потянул я.
— Что? — не понял он.
— Я говорю, думаю, отчисление без веских улик и доказательств — это то, что не понравится сеньоре Сервантес. Она женщина грозная, четырех генералов повесила. Мне кажется, отбор лицензии для неё — вещь пустяковая...
Сказать, что директор побагровел — ничего не сказать. Он стал пунцовым. Но держался.
— Шимановский, ты играешь с огнём. Я тебя предупредил, предупредил по-хорошему. В следующий раз будет по-плохому. Тебе нужны доказательства? Будут доказательства, можешь мне поверить. А теперь марш отсюда, и молись, чтобы мы с тобой в этом кабинете больше не виделись!
— До свидания, сеньор директор. Всего хорошего, сеньор директор. — Я медленно поднялся, расшаркался и направился к выходу, держа на губах слащавую улыбку. У, падаль!
Дверь приемной за мной закрылась, и я грязно выругался, используя в обороте элементы русского, польского и испанского. Итак, система работает. Это хорошая новость. Остальные новости — плохие.
Банда Толстого наживку заглотила, просто так это не оставит, раз. Директор предупреждён, а значит, вооружен, два. Он тоже просто так не оставит такое поведение и угрозы в свой адрес. Он привык быть богом, давить титуляров, как тараканов, а тут выискался один. Он тоже будет строить козни. Для начала изменит схему расположения камер, затем подстроит нужные ему доказательства для моего отчисления. Конечно, активно заниматься этим не станет, всё же я червяк, что ради червяка напрягаться? Но это лишь до первого моего фокуса. А фокусы будут.
То есть, впереди намечаются весёлые времена, и я только что растерял все свои козыри.
Глава 10. Рассмешить богов
Март 2447 года, Венера, генерал-капитанство Полония, Новая Варшава
Он ушёл, но это была чистая случайность. Кого-то они взяли, посчитали, что это он, причем в тот самый момент, когда одна из ангелов находилась от него в трёх метрах. Невероятное везение!
Были ли шансы с нею справиться? Конечно. Девчонка молодая, неопытная. Он не сомневался, в свои двадцать с небольшим та пролила крови больше, чем многие рецидивисты в 'Пуэрто-де-Диос'. И стреляет великолепно, и с рукопашной всё в порядке. И это не считая мозговой раскачки — здесь ангелы вообще вне конкуренции. Но опыт не пропьёшь, он тоже что-то да значит. У него были шансы победить, ошеломив её... Но только её. Две её напарницы тут же ринулись бы на помощь...
А вот тут без шансов, даже если не считать, что за ними к месту стянули бы полгорода.
Он шёл по улице, постоянно осматриваясь, выбирая дорогу, где не видно патрулей: первая же проверка — и конец. Город изменился, исчезла старая планировка, но переулки, проулки и проходы между зданиями остались, в пределах квартала добраться до нужного места, не выходя на главную магистраль, можно, найти неохраняемый переход между кварталами — тоже.
К вечеру он прошел кварталов двенадцать, вымотался изрядно. Больше всего давило напряжение, необходимость постоянно осматриваться и просчитывать шаги. Так не могло продолжаться до бесконечности, и, посчитав, что прошёл достаточно, он забурился в маленькую уютную кафешку. В Варшаве более двух миллионов человек — путь попробуют найти!
Кафешка представляла собой небольшое помещение с притушенным освещением и живыми растениями вдоль стен. Также имелись уютные отделения, ограждённые перегородками, где можно уединиться от посторонних глаз — рай для влюблённых. То, что ему надо! Цены кусались, но он решил, лучше переплатить, чем рисковать, и сразу попросился в отдельную комнатку. Деньги у него были, пока были, а так, как будущее стояло под вопросом, экономить их он не видел смысла.
Сделав заказ молчаливому вышколенному официанту, достал из кармана капсулу и активировал её, превратив в плоский голографический планшет. Это всё, что у него осталось, всё, что успел передать Мексиканец. Надпись на титуле его разочаровала, в ней говорилось, что это — ознакомительный файл, здесь собрана подборка данных, составленная на основании информации, находящейся в свободном доступе, никаких секретных сведений не содержится. Оно и понятно, кто будет доверять секретные сведения камере хранения на вокзале? Видимо, Мексиканец рассчитывал, что он, человек, проведший в неволе двадцать лет, слабо разбирается в предмете, и перед их встречей должен изучить досье хотя бы поверхностно, чтобы к серьезному разговору явиться подготовленным — кому охота разговаривать о деле, когда собеседник не знает элементарной банальщины? Но с другой стороны, именно эта банальщина спасла ему жизнь — будь в ней что-либо серьёзное, его взяли бы тёпленьким, прямо на вокзале. Отсутствие секретности иногда тоже великая вещь.
Диего Альваро Фернендес, по рождению имперец, мексиканец, получил прозвище от места рождения. Года в три эмигрировал с родителями на Венеру, отец его, отслужив армейский контракт, получил подданство, которое автоматически передалось несовершеннолетнему сыну. Маленький Диего пошёл не по стопам правопорядочных родителей, а по собственному пути, далёкому от идеала и закона. Но на этом пути ему везло, он обладал умом и хваткой, и через несколько лет его короновали авторитеты, другие команданте, признав равным.
Мексиканец выгодно отличался от других криминальных авторитетов тем, что не лез в их дрязги. У него был собственный уникальный бизнес; он не переходил дорогу никому из них, но зато и конкурентов в своем секторе влияния валил жестоко, не разбираясь и не разговаривая. Он торговал информацией. У этого человека на крючке сидели многие небожители — представители аристократии, спецслужб, члены правительства и сенаторы. Ходили слухи, что сама королева работает с ним, естественно, через посредников. Обосновался он в богом забытой Варшаве тоже поэтому — не нужна шумиха вокруг своей персоны. Город маленький, контролировать легко, выявлять нехороших личностей, имеющих дурные намерения, также легче лёгкого. Умный и грамотный, в одиночку стоивший целой спецслужбы, он идеально подходил для задуманного Войцехом.
Это случилось в 'Пуэрто-де-Диос', куда Мексиканца ненадолго посадили. Войцех подошёл к нему, и как на духу выложил свою историю. Имеющий чутьё на прибыльные сенсации Мексиканец приблизил его к себе, долго обстоятельно расспрашивал, а затем обрадовал, что его заинтересовало это дело и он поможет. Именно Мексиканец, запустив неведомые пружины правопорядка, сделал так, что Войцех вышел по УДО на несколько лет раньше. Это он дал новые документы, целый пакет документов на разные имена, и подкинул денег. Войцех должен был приехать сюда, к нему, в Варшаву, и встретиться, чтобы обсудить дальнейшие планы. К этому моменту Мексиканец собирался найти всё возможное по проекту 'ноль-двадцать-один', и им осталось бы лишь обсудить стратегию.
