Размахнувшись топором, я устремился туда, откуда из тьмы до меня долетали огненные всполохи. Огненные аспиды Велизара сплетались телами в один большой клубок, выжигая одновременно исчадию нижние конечности, тогда как с верхними рубились мои браты. И пробиться за них не так просто, они стояли стеной, укрываясь щитами, сами жгли огненными змеями тёмных пресмыкающихся, отрубая их у исполина — порой исчезали, вырываемые гидрами из толчеи.
В одну такую образовавшуюся брешь и вклинился я.
— Ты... — услышал я голос Ярилы справа от себя.
— Вожак, — сам приветил его мимоходом.
На этом всё — разом с ним, мы отбивались от знакомых мне уже змеевидных конечностей исчадия. И казалось: росли заново и множились точно гидры. Тогда как нам изначально надлежало рубить голову исполина, а возможно, вырвать око. Или кто знает, что ещё должно сделать нам, чтоб завалить его. А Зырь, словно подпитывался убитыми, восстанавливая в полной мере силы.
Но вот одна конечность оказалась перебита у основания тела — её отсекли браты и теперь добивали, окружив, а мы, прикрывая их, стремились повторить манёвр с иной.
Да сколько же рук у исчадия, и все как щупальца — извиваются, выпуская пучки гидр в нас с длинными языками, оканчивающиеся зазубренными шипами — старались гарпунить нас, норовя, каждая, затащить в пасть.
Я еле держался на ногах, и не подпирай меня с боков в плотном строю браты, давно бы уже зарылся лицом во взрытую землю и погиб. Но они ни на миг не позволяли мне расслабиться, постоянно твердя все, как один:
— Держись...
И я держался из последних сил, слабея с каждым мигом, поплыл. На глаза опустился туман, застилая их сгущающейся беспроглядной пеленой.
Я кончался. Похоже, что тот обрубок оказался ядовитым и в мою кровь через рану проник яд гидры исчадия.
— Браты... — зашатался я, почувствовал, как некто подхватил меня, вынося из битвы. — Елизар...
Вот и пойми этого варвара: то готов убить за одно неверное слово, то жизнь спасает.
Я всё ещё ловил на слух шум битвы, затихавший и удалявшийся от меня с каждым новым вздохом. Дышать было тяжело. Я задыхался, ощущая давящий непомерно груз на грудь, окончательно погрузился во тьму с последней мыслью: "Прости, Ню..."
Тишину прорезали голоса — рядом кто-то балакал. А кто и где — заинтересовало меня не меньше того: живой я или...
Удар по лицу развеял мои сомнения. Поступить столь примитивно могли исключительно варвары.
— Эй-эй... — знакомый голос заставил меня придти в чувство. — Шаляй!
— Елиза-а-ар... — простонал я, ощутив жгучую боль в области груди — закашлялся.
Мне сунули какой-то отравы, поскольку даже мысленно обозвать её отваром, не готов.
Я сидел, а не лежал, как прежде — кто-то помог мне сесть и дал поесть. Рыбная похлёбка порадовала меня, правда, она вливалась в меня без разваренных кусков рыбы и силой, обжигая уста с языком.
Наконец я сумел разлепить веки глаз, взглянув на братов, собравшихся у костерка, разглядел, откуда исходит столь восхитительный аромат пищи. На огне запекалась рыба, нанизанная на прутья, торчащие из земли.
Чего и говорить — проголодался. Потянулся к одной такой порции и вспомнил про ногу, отозвавшуюся болью, схватился за неё, и другую ощупал, вызывая своими нелепо-поспешными действиями ухмылки на лицах угрюмых братов.
Ну и пусть, зато вроде не калека — обе ноги на месте.
— Ешь... — ловко подцепив наконечником копья одну из рыбёшек, Хорс сунул её мне.
М-да, это не рыбный бульон, коим меня потчевал Елизар.
Обжигая руки, я выронил рыбёшку на песок, и она зашипела на нём, напомнив обрубки гидр.
— А где исчадие? — уставился я на братов, не заметив подле нас порубанное массивное тело исполина.
— В прорве, — был краток ответ.
— Сбежало?
— Ушло, — подтвердил Ярила.
— А где Горыня и Любим?
— Горыня сбирает хворост для костра, а Любим... — запнулся вожак.
— Ему и сбирает Горыня для погребения, — подсказал "названый" брат.
И больше никого из братов рядом с нами — Велизар с отрядом подался вдогонку за Зырём, не желая упускать исчадие, всё ещё надеялся поквитаться с ним, мстя за побитых братов.
— Скольких мы потеряли, брат Елизар?
Смахнув с рыбёшки песок, он сунул её мне.
Ну вот — то человек, человеком, то варвар, каких свет не видывал. Пора нам разобраться с ним — в хорошем смысле, чтоб больше не доводить дело до греха смертоубийства.
— Елизар — брат, бай мне: за что ты накинулся на меня перед схваткой с исчадием? — заставил я напрячься Ярилу и Хорса.
Браты потянулись к оружию.
— Нет, — не допустил я меж нами вражды. — Бай, как на духу! Ну!
— Рада — его сестра, — выдал "названый" брат. — И не токмо.
— Велизар, — дошло до меня: Елизар с ним браты — кровные. Теперь понятно: решил, что я обесчестил их сестру.
— Да я клянусь нашей любовью с ней, Елизар: меж нами не было ничего такого, чего подумал дурного на счёт меня с ней! Да и как вообще посмел не доверять ей? Ладно, мне, чужаку! Но, Ню...
И корить мне Елизара бессмысленно, если б не он тогда вытащил меня из схватки с исчадием прорвы, сейчас бы Горыня собирал дрова не только для Любима и прочих наших братов, явившихся к нам на выручку под стягом Велизара, а и для меня, чужака.
— Прости меня, брат, за мои слова. Надеюсь, меж нами не будет больше вражды! И если дозволишь мне, я с радостью приглашаю тебя принять участие в обряде моего венчания с Нюшей. Она же Рада для тебя, Елизар!
Варвар не подал и вида, что я растрогал его — придержал меня плечом, не позволяя растянуться на песке. Силёнок у меня поубавилось, и кто знает, когда я вновь смогу ратиться наравне с братами.
Не из-за меня же остались здесь, а из-за ладьи, знать плыть дальше, преследуя исчадие прорвы воярам Велизара, было не с руки.
Светало. Звёзды блекли в свете занимавшегося зарева на дальней кромке горизонта, заставляя тьму отступать за границы земель родовитов к прорве. Мы отстояли свою землю, побив порождений, зато совладать с исчадием оказались не в силах, однако Велизар с братами продолжал гнать его прочь, и не остановится с ними до тех пор, пока не изгонит за Гремящую воду.
Когда погребальный костёр был готов, браты возложили на гору хвороста погибших, и мы подожгли её, прощаясь со славными воярами-родовитами, отдавшими свои жизни за родичей в беспощадной схватке с исчадием прорвы. Провожая их упокоенные души в мир иной, каждый из нас дал зарок: не успокоится, пока не покончим с Зырём, и с любым прочим порождением, являвшимся в земли родовитов из прорвы.
— А уничтожить не пробовали? — завёл я разговор о вторжении туда. — Почему бы родам ни объединить усилия против порождений прорвы и не уничтожить их там?
Браты посмотрели на меня так, как обычно я косился на длака.
— А как же пророчество? — пришлось мне напомнить им про него.
Кажется, пронял немного, не всех, но дело сделано — заставил призадуматься над своими словами.
— То решит Велизар, — парировал Елизар.
А что мне, на моё предложение, ответит вожак? — покосился я на Ярила.
Он повторил заявление собрата-родовита за небольшим исключением, назвав имя волхва с Лысого Горба.
Стало быть, Драгомир верховодит у нас в селении там, — не отделял я себя от родовитов — на то и браты мне — стал одним из них.
Елизара заинтересовали мои навыки с познаниями в магии по использовании стихии огня. Хм, если б варвар знал, что это никакая не магия, да и та иссякла у меня разом с боеприпасами к ракетнице, наверняка б не стал возиться со мной и нянчиться как с малым дитём.
Я размышлял про себя: сказать ему об этом откровенно или не стоит огорчать раньше времени? Всё же нашёл в себе силы и для сравнения привёл в качестве примера щиты братов с магическими рисунками в виде огненных аспидов. Но как выяснилось: их туда можно было нанести вновь — зарядить щиты у волхва, а вот моё оружие — мне здесь нечем. Моя "магия" осталась в прежнем мире.
— Испей, — Ярила сунул мне фляжку с эликсиром, дозволив восполнить силы. На мгновение я почувствовал себя галлом Астериксом. На Абеликса ростом не потяну и грузностью тела. Зато в качестве пёсика появился длак.
Я обозвал его "собакой". И он — ещё один непонятный дар мне от Нюши.
— Где шлялась, тварь?
Потянув запах палёной плоти, исходящий от погребального костра, длак облизнулся.
Ну да, наглость — второе счастье, а для длака оно являлось первым и единственным, а мы ему в качестве блюд из не столь разнообразного и скудного меню.
— Ублюдок!
— У-у... — увернулся длак от моей ноги, заставив потерять равновесие, и тут же начал подлизываться, облизывая мне лицо.
— Дай уйди ты... — не хватало, чтоб он подкинул мне заразы, стараясь зализывать незначительные ссадины и царапины.
Да где там, и прогонишь длака — присосался ко мне, точно пиявка к рыбе.
— И на кой ляд Нюша всучила тебя мне?
— А шоб сам не приставал к ней до обряда, — гоготнул "названый" брат.
— Скотовод, — блин, на мою голову!
"Названый" брат переменился в лице, как давеча Елизар перед нашей схваткой с исчадием прорвы. Вот только нынче браты поменялись ролями — Елизар схватил "названого", как тогда спутник, спасая меня, и макнул головой в реку.
— Да что опять не так? — уставился я на Ярилу, ожидая подсказки от вожака.
Тот пояснил в силу своих способностей сказателя. Скотоводами оказались кочевники, и также являлись лютыми врагами родовитов — часто вторгались в их земли, совершая набеги — жгли селения, брюхатя баб и уводя в полон детей.
И это вблизи соседства с прорвой, люд враждовал меж собой. Весело тут, прямо до смерти!
Примчался посыльный, заставив нас спешно сниматься с якоря и плыть к Гремящей воде.
— Давно пора, — ощутил я прилив сил. Эликсир сделал своё дело, и я был рад вновь оказать посильное содействие братам.
С одной стороны ладьи за вёсла уселись — Елизар, "названый" и посыльный, а с иной — я, Хорс и Горыня, а Ярила встал у нас за кормчего — правил, обходя быстрые потоки течения.
Все трудились в поте лица, не покладая рук, и когда мне показалось: они вот-вот отваляться у меня, а спина и вовсе развалится — пристали к берегу. До слуха донёсся грохот стремительно падающей вниз воды. Мы встали близ водопада. Где-то здесь находился тот самый остров, послуживший нам с Нюшей одновременно пристанищем и убежищем. Но я вернулся сюда без неё, а жаль. Зато тварь сидела рядом, и тихо подвывала.
Длак впервые плыл с людьми по реке на ладье.
— А тебя никто не спрашивает, балласт: нравиться тебе это или нет, — выпустил я его на берег, иначе грозился сбить меня с помоста — ступил первым на землю. Будем надеяться: я из-за твари не нарушил ритуала сошествия родовитов на сушу.
Нас встречали вояры. По одному взгляду на них было очевидно: исчадие прорвы ушло от них, и теперь ищи его в проклятых землях днём с огнём.
— Где Велизар? — встретил Ярила данным вопросом собрата-вожака.
Угрюм молча махнул рукой на водопад.
Туда, вместе с ладьёй, нам и предстояло подняться волоком и далее к прорве.
Новость ошеломляющая, но браты не роптали, не желая упускать исчадие — свято верили: его можно нагнать и покарать.
Валиться от усталости вояры Велизара не помышляли, хотя едва держались на ногах, даже не стали трапезничать, зато не удержались и испили "нектара" из бочонка, осушив его до дна, и с новыми силами взялись за работу, ну и я с Ярилой, Хорсом и Горыней, вытаскивая ладью на сушу.
Я впервые в жизни напряг донельзя жилы, и мне казалось: вот-вот порвутся. Не у меня одного — у всех. С криками, мы вытащили ладью на сушу. Не будь у неё широким и плоским днище, завалилось бы на бок, а так осталось сидеть на земле как на воде.
И это было началом долгого и длительного пути вверх за Гремящую воду к Быстрой. Мы, не команда "Арго", и сам я, не Ясон — сил на то, чтоб взять на плечи ладью и пешком подняться выше, не хватит всей братии.
Так думал я, но когда браты подстроились, подставляя плечи с бортов, меня охватил ужас. Они ведь богатыри, а я и близко не стоял рядом с ними. И если их можно было сравнить с современными тяжелоатлетами, таскающими по рельсам поезда или по асфальту многотонные фуры и самолёты, то меня, разве что с котлетой, если придавит ладья. А так и будет.
У меня одного подгибались ноги в коленях, тогда как у Елизара и Горыни по соседству, я что-то не заметил дрожи, и на их плечи ложился ещё мой груз.
Каюсь и винюсь, но неуверен, что в будущем подкачаюсь и мышцами обрасту — бородой, куда ни шло, — а ведь идём шаг за шагом к тропке, ведущей за водопад. И если идти прямо ещё как-то мог, то когда началось восхождение, тут моё терпение и лопнуло. Да деваться некуда, если выскочу, собью Горыню с ног, а собью Горыню с ног, ладья завалиться на нас и — поминай, как звали.
Мне пришлось отвлечь себя неистребимым желанием встречи на одной тропке с тем, кто утверждал: на Руси исстари таскали ладьи да струги волоком, подкладывая под них брёвна, впрягаясь всем кагалом в канаты, как бурлаки.
Опомнился я уже над водопадом, и понял про себя: держусь уже за ладью, а не тащу её, и меня вместе с ней браты. Да уж простите, если что не так.
Вода! Река! До неё сотня шагов — не больше. Если больше — не сдюжу. А дальше иду, стирая зубы от скрежета до корней в дёснах.
Ноги проваливаются в рыхлый песок, ещё пара шагов и из-под них брызжет вода — конечности вязнут в прибрежном иле.
Дошли, браты! Сдюжили!
Вода доходит нам до колено, но никто из братов не выпускает ладью. Делаем ещё несколько шагов, и уровень реки доходит до пояса, а мы идём, остановившись, лишь, когда вода достигла груди — валимся без сил, и дальше не выпуская из рук ладьи.
Особо прыткие браты уже карабкаются, взбираясь наверх — хватаются за вёсла и стопорят ими сплав ладьи вниз по течению.
Водопад, вот он — близко, и гремит угрожающе. Одно неверное действие и обернётся для нас катастрофой.
Кто-то крепит канат за вбитое глубоко в дно реки бревно, торчащее из воды. Мне помогают забраться в ладью.
Браты наваливаются на очередной бочонок, опустошают, передавая его по кругу из рук в руки, как "братину". Доходит очередь и до меня. Хохочут. А чего бы им ни ржать, аки жеребцам — придавили ведь меня бочонком — почти пустым, но мне от этого нелегче.
Выручил Елизар, но так, что лучше б вовсе не помогал, выплеснув на мою голову остатки "нектара", заставляя меня облизаться аки длака, и стереть напиток рукавом с лица. Да я сам хорош — не растерялся и выкрутил напиток из намокшего рукава прямо в рот, как заправский пьяница. А что, не пропадать же добру?
Передохнуть не дают, скорее, позволяют передохнуть, аки мухам. Угрюм разговорился не к месту и не ко времени, отдавая команды одну за другой.
В уключинах скрепят вёсла, мы гребём ими в такт командам вожака-дружинника. А я ещё скриплю зубами про себя, пока не стёр их окончательно. Если так дальше дело пойдёт, и впрямь ничего не смогу хлебать кроме ушицы.
Почти лишился сознания, когда ладья, как показалось мне, наскочила на мель. Но нет — уткнулись носом в берег.
