Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Э нет — у южан же тоже есть злотые деньги! Я сам не раз их у покойничков находил! Врешь ты!
— Эти франки гораздо позже ввели, после того, как Энжер задешево скупил большую часть мирового золота. И чеканить такие монеты разрешено только казначейству Нового Амстердама. Эта территория подконтрольна всем королям коалиции сразу, но на деле правит там узкий совет и сам Энжер. Это его личные деньги. Их много, но почти все они хранятся в подземелье — на руки уходит мало. Из подземелья их извлекают, если где-то остро требуется срочная денежная помощь. Портрет Энжера на аверсе гарантия обмена монет на любую валюту в мире — поэтому они считаются самыми стабильными деньгами. Но даже при этом был случай, когда золотые деньги отказались брать в оплату. Храмодис — маленький островок неподалеку от Лании. Почти весь покрыт пустыней и никому не был нужен, пока там не нашли нефть — очень легкодоступные и богатые месторождения. Их правитель отказался вступать в коалицию, но позволил вести добычу. Южане построили там два порта для своих танкеров, провели дороги и трубы для нефти. А когда возникли проблемы с арендой, местный царек потребовал выделить ему плодородные земли на территории коалиции и оплату проводить серебром, а не бумагой. Энжер предложил свое золото, но тот заявил, что оно ему неинтересно. Как раз в это время мы окончательно потеряли Скрандию, и освободившиеся силы коалиция бросила на юг. Семидневная война — слышал о такой?
— Это когда они своих же били? Слышал.
— Не совсем своих — они захватили Храмодис, местный царь теперь в изгнании, и никто не мешает добывать топливо для машин.
— Да он сам виноват — от золота нос воротить не следует. Хотя твои слова меня немного встревожили — с моим везением могу и здесь вляпаться. Вот получу от вас мешок монет, и следом узнаю, что золото по цене теперь меньше меди. Неприятно как-то получится — не согласен я с таким.
Чуть ли не над головой громко и зловеще прокричала ночная птица — за разговорами и не заметили, как стемнело. Выругавшись от неожиданности, Ххот предостерег:
— Не отставайте никто — надо кучкой идти. В этих дебрях и в полдень потеряться просто, а уж сейчас вообще легко.
Наверху вновь заорали столь же противно, а затем повторили еще и еще.
— Да там целая стая этих голосистых зараз, — прошипел Ххот. — Здесь аккуратнее — дерево поперек дороги упало. Осторожно перебирайтесь — ломать ноги нам сейчас ни к чему. Нести калеку омра будете заставлять, а оно мне надо?!
— Тише! — попросил мальчик, предостерегающе поднимая руку.
Все замерли как стояли — боясь лишнее движение сделать. Мальчик тоже не шевелился — так и застыл с поднятой рукой. Птицы среди ветвей испустили еще несколько криков, а затем, будто тоже подчинившись, резко примолкли.
Ничего не происходило — несколько застывших фигур и мертвая тишина.
Омр, не выдержав, хрипло прошептал:
— Эй! Малыш! Ты тут пением птичек наслаждаться вздумал, или что?
— Ххот — твое зрение работает хуже, чем язык. Может хоть нос у тебя на что-то годен? Пожалуйста — принюхайся.
Тишина, затем мрачный вывод:
— Э! Ребята! Да здесь дохлятинкой попахивает. Я бы даже сказал — пованивает. А ведь не воняло...
Во мраке отчетливо треснул сучок под чьей-то ногой, затем звякнуло металлом. Еще треск, и еще — подозрительные звуки раздавались со всех сторон одновременно.
Неприятный запах тоже усиливался.
Омр, щелкнув предохранителем, навел винтовку во мрак и прошипел:
— Нас окружают, и клянусь святым дерьмом — это не коалиция!
В зарослях папоротника заструился слабый, призрачный свет — такой испускают сырые гнилушки. Вот только обычные гнилушки не бывают таких размеров, и ведут себя спокойно — не бродит. Эта бродила — осторожно раздвигая стебли папоротника, приближалась к замершим беглецам. Тут уже за оружие взялся Амидис — навел мушкет на странную фигуру. Затем перевел прицел левее — там показалась еще одна, а за ней целая тройка. Развернувшись, он испуганно выдохнул:
— Они везде!
Не меньше двух десятков слабо светящихся фигур окружали маленький отряд, все теснее смыкая свое кольцо.
— Мальчик — это кто?! Призраки?! — нервно уточнил Ххот.
— Нет, — ответ был очень спокоен. — Опустите оружие — пули здесь не помогут. И вообще не делайте резких движений — не надо их беспокоить.
Ночное зрение раттака было идеальным и он, видимо увидев что-то очень важное, выхватил гранату, резко завозился с запалом:
— Если их не беспокоить, очень беспокойным станет Тибби! Тибби уже существенным образом обеспокоен! Тибби значительно напуган!
— Потише — сейчас я с ними поговорю!
— Мальчик — с ними тебе не о чем говорить! С ними должны говорить кладбищенские служители! Нет — Тибби ошибочно выразился! Не говорить они должны — закапывать должны!
Со всех сторон трещали ветки, и лязгало металлом — в руках плохо пахнущие "гости" сжимали какие-то железные предметы.
Мальчик, решительно шагнув вперед, требовательно надавил на ствол винтовки в руках Ххота, заставив омра опустить оружие. Еще один шаг — ладонь протянул к ближайшей мерцающей фигуре. До нее не больше пяти шагов. Сталь скользнула по коже запястья, рассекла, добралась до плоти. Лезвие ножа увлажнилось от крови — багровая жидкость закапала на землю.
Еще шаг вперед, и еще. Призрачно светящаяся фигура делает то же самое, сближаясь с мальчиком. Чуть приседает, принюхивается к ладони. Усиливая зловоние, вываливается гниющий язык, припадает на миг к ране, с чавканьем пробует кровь на вкус.
В ночи раздался столь жуткий вопль, что раттак, уронив гранату, плашмя плюхнулся на четыре лапы и скользнул в заросли папоротника, омр охнул, а Амидис запищал, будто мышонок в кошачьих лапах. Темные фигуры замерли, дружно припали на колени, застыли, будто в ожидании.
Они дождались.
Спрятав нож, мальчик поднял руку, покрутил ею, демонстрируя окровавленную ладонь, затем, чуть опустив, направил куда-то во мрак и требовательным, не терпящим возражений тоном, приказал:
— Хранители — отправляйтесь туда. Если встретите чужеземцев — убейте.
Из тьмы донеслось невнятное бормотание — трудно членораздельно общаться, если твой речевой аппарат подпорчен разложением. Но мальчик все понял прекрасно:
— Чужеземцев узнать легко — на них нет одежд паломников! Все, кто не одет в одежду паломников, чужеземцы — убивайте их! Таково мое желание! Выполняйте его! Вы легко их найдете — они где-то там!
Потрескивание веток под подошвами, позвякивание ржавого металла. Несколько мгновений, и опять настала мертвая тишина — ни одной светящейся фигуры больше не было. Лишь мерзкий запах гниющей плоти доказывал, что все произошедшее не было галлюцинацией.
Разрывая тишину, в ветвях несмело прокричала ночная птица, тут же повторив свой крик уже почти уверенно. Хранители исчезли — можно продолжать концерт.
Ххот, естественно, пытку тишиной не выдержал первый:
— Эй! Паренек! Это как?! Кто?! И это... Как?!!!
Вопрос был поставлен не вполне корректно, но мальчик его понял — он вообще неоднократно демонстрировал невероятную понятливость:
— Это были хранители. Нас они не тронули — я нашел с ними общий язык, и попросил пройтись по тропе к северу. Если там есть засада, или они на самолет наткнутся... Ххот — у врагов наших появятся проблемы. Большие проблемы.
— Не сомневаюсь. Ох и крик был — вы слышали? От такого крика даже лысый может поседеть! А ладонь ты зачем порезал?
— Так надо. Не будем задерживаться — пойдем вперед, пока наши... гм...новые союзники, расчищают путь.
— Э! А эти наши друзья потом не вернутся?
— Не бойся — они никогда больше не тронут тех, кто со мной.
— Я их уже почти не боюсь, а вот тебя начинаю...
* * *
Он успел сменить немало профессий, что для патриархального края нетипично. Было это, конечно, давненько — тогда ему приходилось самостоятельно подыскивать себе род занятий. У него не было обязанностей, не было долга перед Тропой, зато было много смешных желаний — обыденная жизнь его не устраивала. Начал, как и все — с крестьянской доли, но как только подрос, первым делом бросил отчий дом, убежав на поиски лучшей доли. Лучшую долю найти оказалось непросто: она не попалась в лоток нелегала-золотодобытчика; не было ее и среди орд паломников, которым он подряжался прислуживать; под киркой рудокопа, на каторжных работах, тоже не блеснула.
Очень хотелось денег — много и сразу. Для чего они были нужны, он теперь уже не помнил. Из-за денег и пошел в конокрады. Всякий знает, что самый дешевый конь — ворованный конь. Украсть несложно — гораздо труднее уйти с добычей. С конокрадами крестьяне поступали незатейливо — ломали ноги в коленях, а руки в локтях, после чего прогоняли по калеке общинное стадо. Если после этого тело все еще подавало признаки жизни, сжигали в соломенном стогу, а обугленный огарок топили в помоях — в праве на погребение таким отказано.
Попадаться было нельзя.
Он придумал отличную идею — тогда она показалась ему отличной. Тропа ведь приходит в упадок, паломников больше нет, и посторонние там не шастают. Идеальная дорога для перегона ворованных лошадей. А что касается правил Тропы — конокрадам правила не писаны.
Коллеги по ремеслу его идею восприняли благосклонно. Они уже привыкли к его находчивости и получили благодаря ей немало дивидендов. И в тот раз тоже не думали ни о чем — шанс пополнить карманы заставил позабыть о древних суевериях.
Раньше он много чего интересного придумывал...
Блистал оригинальными идеями...
Давно...
Даже очень давно...
В те времена он еще живой был...
Идея с перегоном лошадей по Тропе оказалась не столь прибыльной, как предполагалось — древние суеверия превратились в реальность...
Зато теперь ему не нужны деньги — он даже не помнил, зачем они вообще нужны. В шкале нынешних ценностей монеты были примерно там же, где шишки на елях — висят себе и висят, вообще не нужные из-за своей полной бесполезности. Лошади хранителю тоже к чему — нельзя осквернять Тропу ленью: изволь передвигаться по ней своими ногами. Даже боги здесь пешком ходили — не ставь себя выше их.
В бывших друзьях по шайке он тоже больше не нуждался, и держался с другими хранителями лишь из соображений практичности — вместе проще окружать добычу. Да и подходящих дневных убежищ у Тропы не столь уж много — солнечный свет вреден для мертвой плоти, поддерживаемой псевдожизнью. Вот и ютились все вместе в маленькой сырой пещерке чуть западнее поворота Тропы.
Все его приоритеты и ценности после смерти резко поменялись. Высшее благо теперь не деньги, а кровь. Кровь стала всем.
Не вся кровь подходит, но в этом деле хранители предпочитали действовать методом проб — сперва убить, а потом разбираться. Добыча поступила свински: сделала правильные выводы, и все реже появлялась возле Тропы. Это очень плохо: отходить от следов богов он не мог — это действовало на него гораздо хуже, чем прямые солнечные лучи. Приходилось голодать, а это тоже не шло на пользу: темный падальщик — призрачная сущность из межмирового пространства, что завладела его телом, нуждалась в обильной пище. Без еды она хирела — отмирали те нити тонких энергий, что поддерживали внутриклеточные процессы. Ткани постепенно загнивали; к ходячему трупу начинали проявлять интерес насекомые. Особенно опасны были мухи — их личинки способны нанести невосполнимый ущерб телу. Действовали они гораздо эффективнее солнечных лучей — немного медленнее, зато разрушения от них колоссальны. Сохранись у него чувство юмора, он бы смеялся над байками крестьян — те искренне считали, что нежить убивает Солнце. Бред — он легко мог пережить полуденное пекло, но потом... Потом бы его сожрали черви, вылупившиеся из яиц, отложенных мухами.
Так что свет вторичен — просто его любят мухи. В пещере приходилось укрываться вовсе не от светила — мухи в темноте летать не любили.
Он не знал, кто были те люди, что забрели в ночной лес. Старик, двое мужчин, ребенок, и еще зверь с ними. Но он знал, что в их жилах течет живая кровь. В людях всегда течет живая кровь. И в животных тоже.
Остатки человеческой личности сосуществовали с магической сущностью в причудливом симбиозе. Сущность поддерживала в трупе биологические процессы, а человек занимался рутинными делами — искал пропитание для поддержания псевдожизни. В пищу годилось лишь одно — живые кровяные клетки, отобранные у тех, кого прокляла Тропа или отданные добровольно. В действия человеческой личности падальщик не вмешивался без нужды; вот и этой ночью не возражал против нападения на пятерку теплых существ.
Сперва не возражал.
Ребенок, умышленно поранивший свою ладонь, все изменил.
Кровь бывает двух видов: ценнейшая в ночном мире... и бесполезная. С первой все понятно: нечистые животные, коим запрещено топтать следы богов; нарушители законов Тропы; добровольцы, обсидиановым ножом вскрывающие свои вены для пропитания храмовых хранителей. Эта кровь подходит для магической сущности — именно такую пищу ищет для нее человеческий носитель.
Увы — попадается она нечасто. Обычная добыча хранителей — это заблукавшие крестьяне, неосторожные охотники, азартные золотоискатели. Их кровь сущности не подходит — эти суеверные людишки редко нарушают законы Тропы. Умертвив подобную добычу, приходилось ее бросать — ни на что она не годилась. В такую даже твари межмирья вселяться не желали — это все равно, что пытаться влезть в раскаленный докрасна доспех.
Первой крови он был рад. При виде второй ощущал нечто вроде огорчения — тень человеческой личности все еще испытывала бледные подобия эмоций.
У ребенка кровь была не первая.
И не вторая...
Он ничего не боялся — мертвецу бояться нечего. Магический паразит тоже был не из пугливых — нет в этом мире оружия, способного ему навредить.
Этой ночью паразит испугался. Испугался так, что человеческий носитель забился в судорогах, упал на колени со столь сильным криком, что изо рта вылетели клочья подгнившей легочной ткани.
Магическая сущность обделалась от страха — к такому сюрпризу она не была готова.
А потом ребенок произнес несколько слов. Это не было приказом: он просто выдал хранителям информации о предполагаемом месторасположении носителей с кровью первого вида.
Информацией, полученной от столь авторитетного источника, пренебрегать не стоит.
Магическая сущность нуждалась в новом носителе. Старый уже обветшал — поврежденные ткани плохо подчинялись. Тело разлагалось, процесс разрушения ускоряли вездесущие насекомые и их личинки — даже ночная жизнь и пещерное укрытие не спасали от подобных неприятностей. Если впереди действительно расположились чужеземцы — это хорошо. Вряд ли они скрупулезно соблюдают законы Тропы — хоть в чем-то наверняка их нарушили. Здесь все просто: нарушил закон — превратился в изысканное лакомство. Теперь твоя кровь законная добыча, а мертвое тело подходящий сосуд для новой жизни.
Ну, или не совсем жизни...
Тропы не привязаны к конкретному миру — тянутся так, как им вздумается, пересекая их иногда по несколько раз. Местами они вообще не принадлежат рукотворной вселенной — именно по такому участку в срединный мир забралась эта сущность. В пространстве, лишенном материи и смысла, существование вечно и полно неутолимой тоски. Здесь оно немногим лучше, но все же приятнее — хочется продлевать его вновь и вновь. А для этого нужен физический носитель — бесплотная сущность в материальном мире обречена на постепенное растворение.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |