Выпили.
— Ну хорошо, — улыбка одноглазого стала мерзенькой, — Играем по твоим правилам. Пьем молча, — взяв стакан, поднял его, будто намеревался прямо сейчас сказать тост.
Но тоста не последовало. Коньяк выпили, не обронив и слова. Чуть кашлянув, майор замотал головой:
— Курт, нахрен так! Ну не могу я так вот пить! Ну, давай хоть о бабах поговорим? — он повернул голову в соседнюю комнату, отметив про себя, что там свет был выключен, из чего сделал вывод, что полковник сегодня не развлекался со своей новой подружкой.
И вот тут только Герцог наклонился вперед, прохрипев, смотря перед собой:
— Тебе лишь бы о бабах... — хмыкнул, — А я сегодня двух парней потерял, — молчание, которое немного затянулось, и видимо одноглазый хотел его нарушить, как Курт сначала замотал головой, словно, не веря своим же словам, а потом рявкнул, подняв озлобленные, полные боли глаза на Рихарда, повторив, — ДВУХ ПАРНЕЙ! Ты это понимаешь?.. Им бы еще жить и жить...
Смотря на него, Штуббе похлопал уцелевшим глазом, а потом, видимо, чтобы поддержать светскую беседу, выдал, положив локоть на стол:
— А мне сегодня ствол оторвали.
Полковник замер, смотря на товарища таким взглядом, что был готов его вот-вот разорвать собственными руками, но тут же стукнул со всей силы по столу, да так, что тот затрещал, а тара подпрыгнула. Вздрогнув, майор не на шутку испугался, икнув. Он схватил со стола бутылку, тут же разлив ее содержимое по стаканам.
Кое-как Штуббе удалось подняться. Он не мог припомнить, когда так нажирался в последний раз. Пробубнив что-то про совесть, про радистку и про оторванный ствол, одноглазый, шатаясь из стороны в сторону, прошаркал до двери. Положив ладонь на нее, чтобы опереться, хотел обернуться, попрощаться с Герцогом, но тут дверь сама вдруг открылась. Потеряв равновесие, Рихард вывалился на улицу, сматерившись, причем на русском: "Сука, блядь!" Едва удержавшись на ногах, он все же обернулся, захлопнув за собой дверь.
Оставшись вновь один, Курт надеялся, что такая лошадиная доза алкоголя поможет ему вырубиться, погрузиться в бессознательное состояние, но стало только хуже. Тьма наползала со всех сторон. Не глядя, полковник открыл ящик, просунул в него руку, мимо Вальтера и, взяв еще одну бутылку, но уже водки, конфискованной у русских, когда "Мертвая голова" была еще на Кольском полуострове. Открыв ее, налил полный стакан и залпом осушил. Когда же и эта бутылка оказалась пустой, мужчина незаметно для себя вырубился.
Но и пьяное забытье не принесло такого желаемого отдыха. Он вновь оказался в далеком 1917 году, когда его и младшего брата взяли в плен китайцы, не обратив внимания на то, что те еще мальчишки. Курт вновь пережил страшные пытки, которым подвергали их. Однажды он увидел, как одного пленного привязали к 4 колышкам, вбитым в землю, над небольшой грядкой с острозаточенным бамбуком, словно маленькие копья, торчавшие из земли. Он тогда еще не понимал ничего, но хорошо помнил те страшные крики, что разносились по округе, проникшие в самое сознание, оставив сильный след на долгое время. Наутро бамбуковые копья проросли сквозь тело несчастного. Герцог запомнил глаза умершего, покрытые белой пеленой, и открытый в немом крике рот. Сколько раз его избивали, Курт не считал; побои часто совмещались с тем, что его топили, держа несколько минут под водой, доставая только в последний момент, когда парень терял сознание от нехватки кислорода; еще его запирали в газовой комнате с пленными, пуская удушающий газ, а тех, кто все-таки выжил, снова избивали. Но большим развлечением для надзирателей было стравливать пленных меж собой.
Герцог дернулся, тяжело дыша. Снова. Холодный пот выступил на лбу. Это никогда не закончиться, это будет повторяться снова и снова. Безумный взгляд невидяще бродил по столешнице, но заметив недопитую водку в стакане, впился в нее. Трясущейся рукой, мужчина схватил стакан, и как только водка обожгла горло, перед глазами вновь появилась темнота.
Второй сон оказался короче, но не менее ужасным. Открыв глаза, Курт судорожно хватал ртом воздух, все еще ощущая запах гари. Это был его танк, объятый пламенем, но, сколько бы он не пытался открыть люк, тот не поддавался. Хватаясь за раскаленную ручку, уже не чувствовал, как та прожигает плоть. Вспомнив об этом моменте, мужчина посмотрел на свои ладони — те были целы, сжав кулаки, стукнул ими по столу, зарычав, моля о том, чтобы все это прекратилось. Но вот веки снова закрылись.
— Курт...
Запах гари удушал, воспламеняя легкие. Огонь расползался по танку, пожирая железо, уничтожая его. Слышался какой-то невероятной силы вой и рев. Громко кашляя, Герцогу все же удалось открыть люк; и в каком-то безумстве, он выбрался наружу, но только руки ухватились за верхнюю часть лестницы, как что-то тяжелое легко на плечи.
— Курт...
Горячее гнилое дыхание коснулось щеки. Чуть повернув голову назад, мужчина встретился взглядом с глазами младшего брата, плоть которого медленно сползала, оголяя кости. Одно глазное яблоко вытекло, оставив пустую глазницу, отвалившийся нос шмякнулся на пол с каким-то противным чавкающим звуком, правое ухо медленно сползло вниз.
— Курт...
Обняв одной рукой Герцога за шею, мертвец открыл рот, выдыхая гнилостный запах:
— Курт, ты всех нас убил! — и тут же по ногам Курта поползли языки пламени, — ТЫ ВСЕХ УБИЛ!!! ТЫ! Ты убил нас!
И тут же из огня полезли еще двое, в которых можно было узнать погибших членов экипажа, обхватившие сначала ноги мужчины, а потом, привстав, схватили его за руки, утягивая за собой, вопя страшными голосами:
— ТЫ УБИЛ НАС! ТЫ УБИЛ НАС! ТЫ УБИЛ НАС! — они раз за разом повторяли это, не прекращая при этом хохотать, — Только ты виновен в этом!
В дверь громко постучали. Застегнув юбку, Мария-Елена поправила рубашку, и быстрым шагом приблизилась к двери, а открыв ее, удивилась, увидев на пороге полковника. Время было еще раннее, и девушки только проснулись, успев умыться и начав одеваться, чтобы идти в столовую. Никак не ожидая такого гостя, радистка кивнула ему, заметно удивившись, отходя назад, чтобы мужчина вошел.
— Эрика! — позвала она подругу, закрывая дверь, — Тут... к тебе пришли.
— Что? — голос летчицы раздавался из соседней комнаты, но вскоре она сама появилась в проеме двери, застегивая пуговицы рубашки, — Кто там? — задав этот вопрос, тут же подняла голову, расширив глаза, похлопав ими, при виде Герцога, — Доброе утро.
— Одевайся, и идем на завтрак, — его голос напоминал груду камней, несшихся с высокой вершины, — Я жду на улице.
Как только мужчина ушел, блондинка перевела взгляд на радистку, пожав плечами, не имея представления о том, что происходит с полковником, чуть покачав головой. Та с минуту стояла и смотрела на нее, а потом напомнила слова Герцога, что лучше бы поторопиться, видимо он сегодня не в духе.
Прислонившись плечом к стене дома, Штуббе закурил, бросив взгляд на Курта. Столько выпили, а ему ни по чем... Рихард прикрыл глаз от головной боли. Та трещала невыносимо, а еще до боли пересохло горло. Выдохнув дым вверх, снова повернулся к полковнику. Тот стоял спиной, заложив назад руки, сцепив пальцы в замок.
— А ведь хотел завязать, — напомнил Рихард сухим голосом, но видя, что собеседник из Герцога не важный, хмыкнул, снова делая затяжку; донесшийся звук открывающейся двери, отвлек его; обернувшись, одноглазый улыбнулся выходящим девушкам, — Доброе утро!
— Доброе утро, — кивнув ему, приподняв уголки губ, Эрика перевела взгляд на спину полковника.
— Доброе утро, Рихард, — подойдя к майору, Мария-Елена немного смущенно улыбнулась ему.
— Пошли, — скомандовал Курт и, не оборачиваясь, чеканным шагом направился по дороге к столовой.
Зайдя первым в столовую, полковник направился к раздаче, шедшие за ним не отставали, но, не смотря на оживленные разговоры среди солдат, молчали. Это заметил вошедший спустя пару минут Алекс, занявший очередь позади одноглазого. Взяв поднос с кашей, Курт заметил, что повар протягивает летчице только кружку кофе и кусок хлеба.
— Что это такое? — прохрипел он, смотря поочередно то на девушку, то на стоявшего на раздаче, будто бы застукал их за непристойным делом, — Где ее порция?
— Но! — блондинка опустила плечи, когда полковник прошел мимо нее, а перед носом появилась тарелка с вонючей жижей, — Я не ем каши, — чуть ли не по слогам проговорила, с неохотой беря ее, при этом морщив нос.
— Не задерживай очередь, — фыркнул Рихард, стоявший после Марии-Елены, которая в свою очередь была как раз за Моргенштерн.
Бросив недовольный взгляд на одноглазого, оберштурмфюрер заняла место рядом с Куртом, как тогда, когда они сидели тут же в ночь перед выходом в Мелсвик. Вскоре к ним присоединились и остальные. Пожелав друг другу приятного аппетита, приступили к утренней трапезе. Пододвинув к себе тарелку, полковник молча ел, погруженный в свои мысли. Эту ночь он опять не спал должным образом; кошмары сменялись бредом в полубессознательном состоянии, а когда все-таки наступило утро, тяжелые воспоминания сменились повседневными делами. Последовав его примеру, сидящие за столом поглощали овсянку, стараясь не нарушать молчания, но как всегда отличалась ото всех только Эрика. Она брезгливо отодвинула от себя тарелку, взяв кофе обеими руками.
— А ты почему не ешь? — не утерпел Рихард, заметив то, с каким отвращением девушка убрала тарелку от себя.
Повернувшись к нему, а так как теперь летчица сидела рядом с полковником, то майор был по другую сторону стола, она взяла тарелку с кашей, смотря на одноглазого, будто фокусник на выступлении: внимательно и не мигая. Сначала Моргенштерн показала ему содержимое тары, чем еще больше напомнила мага, потом провела ладонью под тарелкой и над ней, показывая, что ничто не мешает и ничего нет, как это обычно делали уличные фокусники, доказывая, что никаких ниточек и проволоки тут нет. И вдруг блондинка резко перевернула тарелку вниз. Каша не выпала. Чуть приподняв все еще перевернутую тарелку повыше, вновь провела над ней и под ней ладонью, не сводя все того же внимательного взгляда. Поставив тарелку на стол, вернув ее в первоначальное положение, Моргенштерн взяла ложку, тут же воткнув ее в кашу. Теперь уже более медленно перевернув тарелку вверх дном. Каша не выпала. Но еще больше — и ложка держалась в том самом положении, в котором ее воткнула девушка. Перевернув тарелку и вынув ложку, летчица вдруг перевернула тару, положив ее на стол. Наблюдая за этим, сидящие не шевелились, словно были на магическом представлении. Постучав рукой по дну тарелки, все смотря на одноглазого, Моргенштерн резко подняла все еще перевернутую вверх дном тарелку, чуть повернув голову, расширив глаза и приподняв одну бровь, чем-то напомнив Марии-Елене пародию на Дэвида Блейна. Каша не выпала. Столешница была чистая.
— Я не ем каши, — как-то спокойно сказала блондинка, вернув тарелку в нормальное состояние, отставляя ее в сторону.
И тут же Штуббе громко заржал, а к нему присоединились и Алекс с Айзенбах, шатенка даже аплодировала, довольные утренним фокусом Эрики, но что правда, то правда: каша была странная. Единственный, кто не смеялся и даже не улыбнулся, был Герцог. Он тоже наблюдал за тем, что делает летчица, но в отличие от остальных, ему это не понравилось. Отбросив ложку в сторону, он стукнул по столу кулаками, от чего все быстро замолчали, смотря со страхом на него. В короткий миг в столовой наступила гробовая тишина. Оглядев столешницу обезумевшим взглядом, полковник схватил тарелку Моргенштерн, быстро поднимаясь, и тут же замахнувшись ей в сторону раздачи, кинул, угодив в одного из поваров.
— Вы там совсем ОХУЕЛИ?! — его невероятной силы рык оглушал, — Чем моих солдат кормите, ублюдки толстожопые? Я вас сейчас сам по очереди в этот чан с дерьмом окуну!
Обойдя стол, он направился к раздаче. Испугавшись, Эрика посмотрела сначала на Марию-Елену, а потом на Алекса, те сидели молча, смотря на Курта, одержимого яростью, а переведя взгляд на Штуббе, увидела, что тот довольно скалиться.
— Да что б тебя..! — протянула блондинка, подрываясь из-за стола.
Побежав за Герцогом, девушка не слышала, как друзья кричали ей, чтобы она не лезла к нему. Попав на саму кухню, полковник схватил одного из поваров за грудки, встряхнув его для начала, приподнял над полом, сверкая глазами, полными ненависти.
— Что это, сука, за блюдо? — заорал Курт в лицо перепуганному повару, который от ужаса не мог и слова вымолвить, — КАК ЭТО ДЕРЬМО НАЗЫВАЕТСЯ, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ? — отшвырнув от себя работника кухни, да так, что тот в стену врезался, скатившись на пол, и перешагнув через него, полковник пошел дальше, — Это свиньям давать нельзя!
Нагнав его как раз у плиты, где Герцог расшвыривал поваров, как котят, в разные стороны, продолжая орать на них, блондинка кинулась вперед, встав между командиром и молодым солдатиком, который совсем недавно был принят в ряды "Головы", которого вот-вот собирались ударить.
— Я тебя прошу, успокойся, — она смотрела на Курта, не мигая, огромными глазами, сама еле переводя дух от испуга, — Они все исправят...
Опустив занесенный кулак, мужчина погрозил пальцем, тяжело дыша от гнева:
— Не смей больше прерывать мой разговор с подчиненными.
— Хорошо. Не буду, — ее сердце так и ходило ходуном от страха, так как могла попасть под "горячую руку", но теперь она говорила более тихо, стараясь произносить каждое слово так, чтобы тон голоса был на одной ноте, — Успокойся. Возьми себя в руки. Я здесь. С тобой. Я рядом. Пойдем. Они все исправят.
Моргенштерн положила ладонь на руку Герцога, собираясь увести его отсюда, но тут, как назло, на кухне появился Рихард с тарелкой, которую он забрал у Марии-Елены, посчитав, что его пассия не должна есть то, что даже съедобным не выглядит. Вскоре за ним вошел и Хартманн, с силой ударив одного из поваров.
— Еще раз это пойло для свиней окажется в тарелке, заставлю самих жрать его! — прокричал Алекс, оглядев каждого из работников кухни.
— Шеф, — заскалился майор, подходя к полковнику, — А ты заставь их самих это дерьмо жрать! — мерзко засмеявшись, размазал содержимое тарелки по лицу одного из поваров, решив, видимо, что ему тоже можно немного покуралесить.
— Свалили отсюда нахер! — заорал Курт, метая молнии глазами, — Пока я по вам это не размазал!!!
Резко развернувшись, он направился обратно в столовую, где соблюдалась все та же тишина, а солдаты молча сидели на своих местах, а когда появился озлобленный полковник, замерли. Оглядев столы, увидел, что эта мерзость все еще тут, проорал, обращаясь к подчиненным:
— Ну а вы куда смотрите?.. Мне-то все-равно, я ем на автомате. А вам нравится есть это, что ли?
Солдаты молчали.
Обогнув стоявшего на дороге Курта, Алекс вернулся к столу; желание есть отпало, по крайней мере, не здесь точно. Наклонившись чуть вперед, парень проговорил, привлекая внимание Айзенбах:
— Пошли из столовки, позавтракаем нормально?
— А как же остальные? — чуть растерянно переспросила та, показав взглядом на подругу и двух мужчин у раздачи.
