Другими словами, Сергей вспомнил о начальнике Особого отдела фронта, к которому Гусеву, как своему заместителю, и рекомендовал обращаться старший майор госбезопасности Колычев в случае возникновения острой необходимости. А необходимость была. И на самом деле острая. Потому что заменять потерянных людей некем. Вот и...
Главного фронтового особиста визит явно не удивил — да и то, обычная вежливость. В конце концов, это на его "делянке" будет работать группа. И то, что вместо командира этой группы прибыл его зам, тоже удивления не вызвало — Москва рядом, и новости о том, что в ней деется, поступают регулярно. И даже напарник, одним своим видом способный вызвать истерику у любого начальника строевого отдела, удостоился всего лишь короткого оценивающего взгляда. И ещё одного — позже, когда назвал себя. И...
В общем, обеспечивающий поначалу только и делал, что бросал взгляды в сторону Кощея. И даже когда разговор наконец-то зашёл о группах и о том, чтобы придержать их до выяснения. То есть, по меньшей мере, до прибытия Колычева. А там будет видно. И ещё — неплохо было бы начать разработку "инициативного товарища"...
Услышав последнее пожелание, обеспечивающий заметно удивился, и тогда Гусев, переглянувшись с напарником, рассказал о случае с армейской разведкой в Крыму (и о его последствиях для предложившего беспроигрышный, казалось бы, выход). А потом напомнил о потерянных группах.
Некоторое время особист не отрываясь и не моргая смотрел в глаза Гусева, потом спросил:
— Майор, а ты понимаешь, что такие вещи просто так не делаются?
Кощей, о присутствии которого все как-то забыли, хмыкнул, и Сергей, покосившись в его сторону, достал из командирского удостоверения вкладыш и, не выпуская из рук, показал особисту. Тот внимательно его изучил, а когда дошёл до подписей, сделал попытку уронить челюсть.
Впрочем, особо впечатлительных, как и склонных к истерикам, в Государственной Безопасности не держали, да и до таких звания и должности дослужиться, не имея стальных нервов, вряд ли удалось бы. Так что старший майор, служивший начальником Особого отдела фронта, быстро пришёл в себя и теперь разглядывал гостей, явно раздумывая, что можно поиметь из складывающейся ситуации. Тем более что для начала разработки командира или начальника достаточно высокого уровня предъявленных Гусевым полномочий не хватало, но вот подписи...
Наконец, явно припомнив всё, что он слышал до этого о "подопечных" (а заодно сообразив, что есть возможность, хотя и маленькая, стать членом команды), особист всё же решил рискнуть и, непроизвольно вытянувшись, сказал:
— Сделаем, товарищ майор!..
Следующим пунктом плана было посещение штаба фронта с целью налаживания взаимодействия. Обычно с этим никаких сложностей не возникало, поскольку группа при необходимости могла помочь (и помогала!) как добытыми у противника сведениями, так и связью со своими. И в этот раз тоже сложностей не возникло. Правда, пришлось пообещать содействие фронтовой разведке в преодолении передовых позиций противника, но!
Во-первых, в обмен на это Гусев выторговал карту с обстановкой, причём начштаба клятвенно обещал, что её доставят уже завтра, уже готовую. А во-вторых, отдельно оговорил, что содействие будет только до прибытия командира группы. А дальше — уже как он решит.
Понятно, что начальнику штаба такое уточнение не понравилось. Однако он, обладая трезвым взглядом на мир и значительным жизненным опытом, понимал, что ничего лучше заместитель командира группы ему предложить просто не может. И потом, этот самый командир может появиться и через неделю, а за это время фронтовая разведка успеет отправить не меньше двух групп. Причём первую — уже сегодня ночью (услышав это, Сергей посмотрел на напарника, и когда тот кивнул, согласился).
Обговорив время и место встречи перед выходом (Гусев, наученный горьким опытом, настоял, чтобы начштаба при нём позвонил в батальон, на участке которого планировался переход), "высокие договаривающиеся стороны" расстались, довольные друг другом...
Командир прибыл через три дня. Молча выслушал доклад Гусева, задумчиво покивал и сказал, что с ролью заместителя тот справился очень даже неплохо. Правда, разрабатывать "инициативного" вряд ли имеет смысл, поскольку он скорее просто дурак и карьерист, чем замаскировавшийся враг. Однако иной дурак на руководящем посту может оказаться поопаснее врага, поскольку враг поневоле будет осторожничать, а идиот-карьерист... В общем, пусть разрабатывают. Хуже не будет.
Что же касается договорённости с начальником штаба, то этот хитрец просто воспользовался неопытностью Гусева, поскольку и так обязан был предоставить все имеющиеся у него сведения об обстановке. С другой стороны, если вспомнить, из-за кого у наших разведчиков возникли сложности в преодолении линии фронта...
В общем, если князь не возражает...
Князь не возражал. Он уже дважды провёл группы через фронт (сначала фронтовой разведки, той, о которой сразу договорились, а день назад, после "слёзной мольбы", и армейской) и каждый раз брал с собой кого-нибудь из безымянных (после учебного лагеря Сергею было как-то неловко называть ребят новичками, вот и... ). "Выгуливал". А заодно "активно продвигал в массы идеи бережного отношения к окружающему миру вообще и к лесу особенно". При этом брать с собой Гусева отказался наотрез: невместно, видите ли. Мол, вот приедет Командир — тогда да, а пока...
Ещё князю удалось выяснить судьбу одной из потерявшихся групп. Второй. И даже место на карте показал, где она погибла — почти у самой линии фронта. То ли назад шли, то ли какой объект интересный обнаружили. Леший их помнил, потому как зашли с уважением и времени немного минуло — ещё бы день, и забыл. Хорошо, Кощей, попрощавшись с фронтовыми разведчиками, решил немного задержаться, посчитав, что если он никого не убьёт и не напугает, данное Командиру обещание не нарушит.
Иван Петрович, на которого князь при этом посмотрел, согласно кивнул: не нарушил.
Однако нужно было решить, что делать с диверсионными группами. Их осталось всего четыре, а до следующего выпуска Школы ещё месяц. Да и будет в нём, в следующем выпуске, всего двадцать четыре курсанта. То есть восемь групп, если никого инструктором не оставят. Итого — дюжина...
Всё равно мало. А если учесть, что три человека и взрывчатки много не утащат, то что получается? Один раз дорогу или мост заминировали — и всё, возвращаться? А на всякие там склады, батареи, мастерские и тому подобное, что, смотреть и облизываться?..
Нет, понятно, что вернувшаяся группа доложит обо всём, что она увидела и услышала, но она ж ещё вернуться должна!..
Связь бы оперативную, да где ж её взять?.. И вообще, в лагере изучали столько всякого, а как попали на фронт, так и... сели. Где, спрашивается, всякие хитрые мины? Где самострелы? Где, задери их Белобог с Чернобогом ("Ой!"), радиостанции?..
Под вечер, когда они втроём — Командир и Кощей с Сергеем — сидели на ещё довоенной скамейке вроде тех, что были в Минске, и пили чай, Гусев спросил князя про связь, и напарник застыл, не донеся кружку до рта.
Просидел он так минуты три, причём совершенно неподвижно, так что Командир с Гусевым начали уже встревоженно переглядываться, не зная, что делать. Однако ещё через полминуты Кощей пробормотал себе под нос:
— Соколов посыльных у вас нету.
И хотя это было не вопросом, а, что называется, мыслью вслух, Сергей на всякий случай подтвердил:
— Нету, — потом подумал и пояснил: — То есть просто соколы есть, говорят, а вот таких, чтобы письма носили — таких нету.
— И голубей нету, — на всякий случай добавил внимательно слушающий Колычев.
От князя повеяло неудовольствием и брезгливостью и он проскрипел:
— Дурная птица. Глупая.
Ни Командир, ни Гусев возражать не стали, хотя голубей в Стране Советов любили. Во всяком случае на её европейской части. Чуть ли не в каждом втором дворе голубятни стояли. И почтовых тоже разводили. Но вот здесь и сейчас, что называется, под рукой их не было.
Кощей снова над чем-то задумался, но теперь ненадолго, после чего вздохнул:
— Не выйдет.
— Что не выйдет? — встрепенулся Сергей.
— Яблочко наливное на блюдечке серебряном не подойдёт, — пояснил князь.
— Да уж, — хмыкнул Колычев, представив, что ему скажут на предложение выдавать диверсионным группам серебряные тарелки.
На следующий день, не успели Командир с Гусевым после завтрака дойти до штаба группы, прямо перед ними нарисовался, иначе не скажешь, начальник разведки фронта*. Которому, как понял Сергей, о прибытии начальника особой группы доложили ещё вчера и который к утру уже весь извёлся. Во всяком случае нездоровый цвет лица и ярко выраженная нервозность явно были следствием дурно проведённой ночи.
*Данный персонаж не имеет никакого отношения к реальному начальнику разведки Калининского фронта.
Тем не менее, несмотря на состояние, начальник разведки, подойдя, нашёл в себе силы сначала поздороваться, потом представиться и только после этого начал требовать объяснений, на каком основании и так далее. Причём, по мнению Гусева, даже слишком напористо — явно недооценил положение Командира (сегодня они все опять, в целях соблюдения маскировки, переоделись в форму с пехотными петлицами и соответствующими званиями. В смысле, Командир — полковник, а сам Сергей — капитан) и переоценил своё.
Когда разведчик замолчал, Командир на всякий случай немного подождал с ответом — вдруг добавит ещё что-нибудь — и...
— По неразумию твоему шестеро воев допрежь сроку в Ирий ушли. Чем родичам их за кровь ответишь?
Проводив взглядом явно мобилизованный "Газончик" довоенного производства со снятым по случаю хорошей погоды верхом, Колычев повернулся к стоящим чуть позади Кощею с Гусевым:
— Княже, ты что на него навесил?
— Навесил?! — удивлённо поднял брови Кощей.
Командир не ответил, просто посмотрел на князя укоризненно. "Как на дитё малое", — подумал Гусев.
Кощей состроил виноватое лицо, опустил голову, поводил ножкой... Постоял так некоторое время... Потом вздохнул и спросил:
— Как понял?
— Увидел, — не стал скрывать Колычев.
Князь снова вздохнул и ничего не сказал. Похоже, надеялся, что Командир отстанет. Однако полковник взгляда не отводил, и напарник в конце концов сдался:
— Приходить они к нему будут. Когда спит. В сон.
Впереди слева громыхнул взрыв, и Гусев, как обычно шедший головным, остановился. Следом за ним остановилась и вся идущая цепочкой группа. Бойцы "держали" каждый свой сектор, старательно прислушиваясь и ловя запахи. Некоторые даже глаза прикрыли, чтобы не отвлекаться — ночью да под густыми кронами толку от зрения было мало.
Прошло полминуты, однако в лесу было тихо — никаких посторонних звуков. Ни стрельбы, ни моторов, ни других взрывов. И чувство опасности тоже молчало.
Гусев представил, что они сейчас направляются в сторону, где что-то взорвалось, и опять прислушался к ощущениям. И опять — ничего. И Кощей, идущий замыкающим, тоже молчит...
Подождав ещё немного, Сергей решил всё же глянуть, что такое могло взорваться посреди леса. Правда, там был просёлок, по словам напарника (ему леший показал), но настолько заброшенный, что ещё немного, и по нему даже на танке не продраться будет. "На большой железной таратайке".
Очень скоро они подошли к довольно большой поляне, посреди которой обнаружилась колонна из трёх грузовиков, первый из которых лежал вверх тормашками. Похоже, чья-то... ну, будем считать это предусмотрительностью, а не глупостью... так вот она всё же дала плоды. Хотя Гусев, например, за такой расход ценных ресурсов (а в тылу врага даже одна-единственная толовая шашка становится просто невероятно ценной) руки бы повыдёргивал. А если ещё окажется, что грузовики пустые...
Хо-тя-а-а-а... Сергей напряг зрение и едва сдержался от цитирования любимого Наркома. Той его речи, в которой он высказывался о родителях, родственниках, предках, овцах и собаке какого-то своего нерадивого подчинённого. Потому что лучше бы грузовики были пустыми! Потому что судя по эмблемам на бортах, которые удалось разглядеть, это была санитарная колонна!.. Теперь сразу стало понятно и почему от машин тянуло страданием, и почему из них почти никто не вылез (хотя, по ощущениям, в каждой около десятка в кузове) — там, небось, ходячих только водители, один из которых осматривает сейчас головной "Опель", да пара санитаров.
В общем, можно было просто развернуться и раствориться в лесу, однако Гусев медлил. Не потому что не мог решить, добить этих гансов или не добивать. В конце концов, он — красный командир, а не какой-то там ци-ви-ли-зованный (это слово Сергей даже мысленно не произносил, а, скорее, выплёвывал) европеец. В том смысле, что с ранеными не воюет (во всяком случае, когда они в госпитале. Или в таких вот "санитарках"). Нет, Гусев сейчас решал другую важную задачу: помочь или не помочь? В кузове первой машины ощущаются трое живых. То есть пока живых — если их в ближайшее время не вытащить...
А на водителей и медиков в других машинах то ли столбняк напал, то ли мозги ударной волной вышибло.
И как быть?..
Гусев повернул голову к стоящему рядом напарнику:
— Княже?
— То тебе решать, — хмыкнул Кощей, явно не желая хоть как-то повлиять на принимаемое Сергеем решение. Хотя тот давно догадался, что если напарник начинает вот так вот вилять хвостом, значит...
Значит — что?.. В судьбу Гусев, будучи материалистом по убеждениям, не верил. Князь, насколько он успел заметить, тоже. И что тогда? Случай?..
Недовольно тряхнув головой (всё же философия — это не его, и всегда не вовремя), Сергей прислушался к окружающему... окружающей... нет, всё же окружающему миру, машинально отмечая, что бойцы группы рассыпались по опушке, готовые и к открытию огня, и к тихому отступлению. Что на расстоянии десяти минут бега никого, кроме их группы и неудачливых гансов, нет. Что напарник (вот жук!) закрылся, причём очень плотно, и ждёт... Чего, спрашивается?..
Закончив с осмотром мира внешнего, Гусев прислушался к миру внутреннему. Проще говоря, к себе. И, поскольку чувство опасности молчало, наконец решился. Выйдя из кустов, он сделал два шага к машинам, остановился и прокричал по-немецки:
— Не стрелять! Старший колонны, ко мне!
Некоторое время ничего не происходило, потом от последней машины отделилась невысокая фигурка и двинулась к Сергею. И стоило ей сделать шаг, как Гусев понял: баба. То есть, конечно, женщина. Потому что в немецкой армии мужики юбки не носят. А эта...
Когда женщина подошла ближе, Сергей разглядел, что она, во-первых, очень даже молода, во-вторых, имеет очень даже неплохую фигурку и, в-третьих...
Что "в-третьих", Гусев определить не успел, поскольку девица остановилась не доходя двух шагов и, гордо вздёрнув точёный носик, сообщила:
— Это санитарная колонна! В машинах раненые! Мы везём их в тыл!
